Антонина Коптяева - Том 5. Дар земли

• Название: Том 5. Дар земли
• Автор: Антонина Коптяева
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1974

Пятый том Собрания сочинений А. Коптяевой составил роман 1965 года «Дар земли», посвященный нефтяникам Татарии. Это рассказ о том, как в середине 20-х годов нашего века, вопреки сопротивлению многих авторитетных ученых, в Поволжье было разведано и освоено второе в СССР колоссальное месторождение нефти, а затем, в 50–60-х годах, создан новый индустриальный центр нефтяников. Рождение единого многонационального коллектива в общем труде, духовное преобразование некогда угнетенных татар и башкир, нелегкие судьбы героев, личные и производственные — вот то, что составляет ткань этого сложного многопланового и очень современного произведения.

---

«Конечно, завидная девушка. И собой хороша, и умница, инженером работает. Но не пропадет же она без Ахмадши! Забудет. Успокоится. Еще спасибо скажет старому буровому мастеру. Весь белый свет для нее открыт настежь. Войдет в более интеллигентную семью, будет чувствовать себя вольнее».

Правильные как будто рассуждения. Однако не спится Ярулле Низамову. Сын в другом углу избы ворочается на кровати. Был у него разговор с Энже… А чем он кончился? Отчего такой печальной выглядела девушка вечером: ни смеха, ни резвости?

— Что ты сказал Энже? — не вытерпел Ярулла, и, пока ждал ответа, у него в горле пересохло.

— То, что сказал бы каждый честный человек, — внятно, хотя и негромко, проговорил Ахмадша, глядя на черные крестовины оконных рам, вписанные в бледное предрассветное небо. Как в тюрьме, и тяжесть на душе железная.

— Все-таки о чем шел разговор? — уже с нетерпением переспросил отец.

— Я сказал ей, что люблю другую. — Ахмадша порывисто сел в постели, отыскал взглядом смутно выделявшееся в сумраке лицо Яруллы. — Вы можете отказаться от меня: несчастнее, чем сейчас, я не буду. Но сделать несчастной и Энже ни за что не соглашусь. Она незаурядная девушка, достойная самого лучшего в жизни, и я не могу жениться на ней без любви.

— Значит, она понравилась тебе! — заметил Ярулла, пропуская мимо ушей все, кроме похвал Энже. — Иначе, конечно, не могло быть. А насчет женитьбы подождем. Вы еще молоды оба, и времени впереди много.

34

В квартире Груздева пахло яблоками, хорошим табаком, немножко одеколоном — хозяин брился дома на скорую руку. Во всех комнатах чувствовались пустота и холодок холостяцкого жилья.

Груздев, Барков и технолог Федченко, проводив участников общественной экспертизы, засели в кабинете. «Опять маракуют!» — сообщала посетителям и соседям приходящая уборщица.

— Взглянули товарищи на дело объективно и заключение дали серьезное, — радовался Груздев, еще раз просматривая копию акта, составленного экспертами. — Теперь каждому ясно, что есть у нас основания настаивать на строительстве промышленной установки. Не понимаю, в толк не возьму, как может лгать этот Карягин! На что он надеется?

— На то, что жалобы на него вернутся к нему же, а он отпишется либо отмолчится, — сказал Федченко, ревниво следя за рукой Баркова, набело переписывавшего новое заявление в Совет Министров Союза. — Не дошло еще дело до промышленности, внимание на сельском хозяйстве сосредоточено. Но и до нас дойдет черед. Надо почаще общественному глазу во все углы заглядывать, чтобы консерваторов и злостных волокитчиков за ушко да на солнышко. Сейчас реабилитируют тех, кто невинно в тюрьмах сидели. Восстанавливают забытые имена героев Отечественной войны. Хорошо! Но наряду с этим рассказать бы правду о злоключениях некоторых наших изобретателей. Чтобы впредь ничего подобного не повторялось. Чтобы каждого настоящего новатора беречь как зеницу ока.

— Это верно, талантливых людей ценить надо. Они золотой фонд страны! Мы не бог весть какие новаторы, а и то сколько внимания нам оказано! — Груздев взял проект реконструкции по цеху термического крекинга, одобренный экспертами, и подал Баркову. — Гляди, инженер, как общественность круто за наше дело взялась!

На другой день Груздев уже был в обкоме партии у Щелгунова.

— Начал я сдавать. Одышка, шут ее побери! Значит, сердце шалит, — с досадой пожаловался ему Сошкин.

Глаза председателя Совнархоза действительно смотрели устало, на лице появилась одутловатость. Но едва Груздев достал из портфеля документы, составленные экспертизой, как Сошкин мгновенно преобразился.

— Звонил я на днях в Москву нашему союзнику Белякову. — Он придвинулся к Груздеву и начал тихо, но оживленно рассказывать ему что-то о своих переговорах с директором проектного института. Чего ты там бунчишь, Иван Наумович? О чем вы? — поинтересовался Щелгунов.

— Да о том же — о нефтехимии. Видишь, Денис, правы были наши камцы: все подтвердилось.

Щелгунов подсел поближе, сказал осторожно:

— Подтвердилось точно, только не очень-то обольщайтесь надеждами: не исключен встречный ход Карягина. Как-никак крепко задели его амбицию.

— Мы не в шахматы играем, чтобы ждать встречного хода! Или тебе уже известно что-нибудь? — с невольной резкостью бросил Груздев.

Щелгунов хмуро усмехнулся:

— Идет мышиная возня… Нефтяной отдел Госплана собирается опротестовать назначение экспертизы.

— Каким образом опротестовать, если она уже выполнила поручение?

— Карягин сумеет, ему не впервой, — сказал Сошкин, тоже не на шутку встревоженный.

— Тогда надо немедленно действовать! — Груздеву вспомнилась гипсовая статуэтка с отломанной головой в руках Карягина. — Бог знает что! Почти тридцать человек единодушно высказались.

— Он на этом и сыграет! Мнение ведомственной комиссии, допустим, из четырех человек, для него было бы весомее.

— Ну, знаешь!.. — Груздев, не скрывая раздражения, тяжело опустил на стол кулак. — А я уже собирался просить вас, чтобы вы облегчили нам внедрение новых методов и новой техники.

Щелгунов согласно кивнул: он отлично представлял себе все трудности желанной реконструкции на заводе, но пока что камцев ожидала лишь очередная трепка нервов и новые мытарства по ведомствам.

— Опять начнется сказка про белого бычка, — сказал он. — Придется повременить, пока Карягин от общих слов не перейдет к активным действиям. Тогда и мы прибегнем к контрмерам.

Груздев подскочил с неожиданной легкостью, протестующе взмахнул руками:

— Если бы речь шла о моем личном деле, я бы давно отступился. Но здесь нельзя идти на попятную и ждать нельзя: доколе будем бросать на ветер миллиарды, распылять драгоценные дары природы? Потом хватимся, да поздно будет: понастроим заводы-гиганты по производству синте-каучука и пластмасс, а сырье-то тю-тю — спалили на факелах.

— Семен Тризна жаловался сегодня. Вернулся, говорит, нынче наш секретарь горкома и взыскание мне привез по партийной линии, — неожиданно вспомнил Сошкин, на самом деле хотевший хоть немного отвлечься от разговора, который вызывал у него настоящую изжогу.

— Скрепин и сам получил взыскание. — Щелгунов рассмеялся, вспоминая проделку светлогорцев. — Неужели не знаешь, Алеша? У них в районе поп возвестил, будто святая вода в деревне объявилась. А Семен с Джабаром Самедовым взяли бочку нефти да ночью в источник опрокинули. Сканда-ал бы-ыл! Пришлось инструкторов обкома специально посылать, и выговор объявили товарищам за такую «активную» антирелигиозную пропаганду.

Груздев нехотя улыбнулся, услышав о мальчишеской затее своих уже немолодых дружков.

— Больно вы круто с ними поступили. Можно бы заявить: дескать, природное нефтепроявление.

— В том-то и дело, что подкараулили наших затейников с этой дурацкой бочкой — отличный родник загрязнили! — Щелгунов сурово свел щетинистые брови, но в глазах его играли смешливые искорки. — Расплодили мы богомолов на свою голову! Сектантов развелось — гибель! Ведь это борьба за души людские: мы людей к коммунизму зовем, а те назад тянут.

— Какие бы палки ни совали нам в колеса, мы двигаемся вперед, — сказал Сошкин. — Ездил я вчера на один из заводов в Ленинском районе. Город будущего вырос на пустырях под Казанью, не хуже московского Юго-Запада! Даже теплее, уютнее.

— А меховой комбинат в Татарской слободе? — напомнил Щелгунов. — Какие там люди! И продукция!.. Детские шубки цигейковые — залюбуешься! С капюшоном, цветными аппликациями, оторочками…

— Ты своим ребятишкам заказал? — спросил Груздев придирчиво.

— Если бы у нас один или двое — заказал бы, а то почти дюжина. Нет, просто радуешься, глядя на заводскую продукцию. Наши меховщики в Лейпцигской выставке участвовали. Большой успех имели. Но я заметил: беспокоит их появление синтетики. Вроде ревнуют. Попросил показать образцы мехов. Принесли. Гляжу: натуральные — великолепны, а из лавсана подобрали плохонькие, какие-то линялые. И в глазах у мастеров презрение к ним. Главный инженер прямо сказал: «Зачем нам эрзацы из газа и нефти?» — «Нет, говорю, товарищи, скоро синтетические изделия при своей красоте и дешевизне станут серьезными конкурентами натуральным мехам, и сырья для этого у нас довольно. Поэтому будем форсировать производство и синте-каучука и синте-волокна».

Упоминание о синтетическом волокне по-иному задело Груздева: о нем недавно расспрашивала Надя. Похудевшая, ушедшая в себя, явилась она опять на работу. Ахмадша исчез из ее жизни, но Груздеву оттого легче не стало.

Внешне как будто ничего не изменилось, хотя все знали: тонула, а почему, почти никто не догадывался.

Снова Надя ездит на завод, работает на полипропиленовой установке, часто бывает в теплицах Пучковой, но прежнюю светлую ее жизнерадостность точно смыло камской волной.