Юрий Власов - Стужа

• Название: Стужа
• Автор: Юрий Власов
• Издательство: «Художественная литература» СПб. Социально-коммерческая фирма «Человек»
• Жанр: Современная проза
• Год: 1991
• ISBN: 5-280-02873-5

Цензурные ограничения недавнего прошлого почти не позволяли Ю. Власову — известному общественному деятелю, писателю, спортсмену — публиковать свои произведения. В сборник «Стужа» вошли впервые издающиеся рассказы и повести, написанные автором еще пятнадцать — двадцать лет назад.

---

— Мать моя родная! — Кто-то выразительно присвистнул. — Накрылись п…, братва!

Глеб услышал плевок и матерную брань; впрочем, матерились едва ли не все. И скорее это была не брань, а обычное, принятое средство общения и выражения чувств.

— День на нас лишний пожалели!

— Под сраку…

— Не баб мять в тылу, мешочник!

— Заткнись, харя!

— Я те заткнусь, кровью срать станешь!

— Не лайтесь…

— Водочки бы… За упокой души…

Говорили много, но все же большинство ожидало молча. Глебу даже показалось — обреченно. Ему наскучила пустая болтовня, и он разглядывал пушку.

«Зачехленный ствол, как труба, — думал он с восхищением. — Голова влезет…»

Удовольствие от прижатого ППШ — ствол вниз, вдоль бока — ни с чем нельзя было сравнить. Глеб даже подумал: «Ради этого стоило рискнуть и пережить ужас позора и эту угрозу — расстрел! Какое же великое чувство — не видеть больше следователя…»

Из строя протиснулся Светлов. Молча поглядел на орудие и сказал:

— 152-миллиметровая гаубица. Дальность огня — свыше семнадцати километров. Вес снаряда — сорок пять килограммов…

— Инструмент что надо, — сказал кто-то.

По тону Светлова Глеб догадался, он, Глеб Чистов, теперь для всех не просто солдат, а прежде всего ординарец «бати» — величина! И с ним желательно иметь добрые отношения. Во всяком случае, ничего от прежнего тона в голосе бывшего подполковника не улавливалось.

— Зажрались, — пустился в рассуждения Светлов, — только погляди вокруг. С нас спрос-то невелик… Только погляди… А ну как пойдут на прорыв те, что прижаты к воде. Прорвутся — факт, и большую кровь пустят. Полюбуйся на это воинство… Эх, учили нашего брата, учили — и бестолку! Разве это боевые порядки, позиции? Наверное, и сторожевых охранений нет?..

Глеб, кивая, прислушался к восклицаниям и смешкам слева от себя. Кто-то рассказывал:

— …Присовокупился я, стало быть, в трамвае по случаю давки, к ляжкам старушки, не отлипну. И познакомились. Морда козья — уж в каких годах, зато задняя часть, братцы! Печкой так и пышет! Манежились мы таким образом на формировании с полмесяца. Это еще до трибунала, я тогда гвардии старшиной числился и два ордена носил… И свою старушку — за полсотни ей, сдохнуть на этом месте, коли вру, как есть, гораздо за пятьдесят! — я бы ни за какую девку-кобылу не променял. Ну курвой быть, коли вру! Да я ее и не променял. Поверишь, выносливее любой молодки! И мозги у нее целиком только на это дело повернуты. Да в каждое увольнение — не слазил… На политзанятиях так сладко: слушаешь трепача какого-нибудь с газетой, а сам знай, об ней вспоминаешь, все фокусы с ней представляешь. Аж, мать твою, за штаны держишься!..

Глеб, кивая Светлову, прислушивался и к другим голосам…

В полночь два взвода с замполитом двинулись к подножию холма, за фольварк, дабы там разойтись по флангам. Все так же валил густой снег, и нигде не стреляли, и, усиливаясь, подвывала метель.

Через полчаса капитан, Глеб и взвод Рожнова сначала дворами, потом длинным тоннелем в снегу, заменившим ход сообщения, пробрались в траншею, также пробитую в грязи и сугробах. Капитан шагал впереди, сутуловато пригорбясь под снежный бруствер. И отзывался на пароль коротко, четко.

В траншее рассредоточились. И солдаты Рожнова ползком, а кто и на карачках полезли в ночную муть.

Погодя двинулись капитан, дюжий солдат-посыльный и Глеб.

Они зарылись в снег поодаль от взводной цепочки, едва различимой в пуржистой мгле.

— Ну что, не зря барахлишко подкинули? — тихо спросил капитан, нагребая снег и всей позой выражая величайшее внимание и одновременно напряжение к той тишине, что впереди, у моря.

— Так точно, товарищ капитан. — Глеб клацал от возбуждения зубами.

— Оказывается, начальство не такое дурное.

Глеб по тону догадался: капитан улыбается.

— А вы ходили в атаки? — прошептал Глеб.

— Случалось.

И Глеб понял: он опять улыбается.

«Как он может улыбаться перед всем этим?..» — подумал Глеб.

— …Только атаки, Глеб, редки. Я третий год воюю, а собираюсь в пятую… Фрицы даже специальным значком награждают своих за участие в рукопашной. Мало кто остается…

Глебу очень понравилось — капитан назвал его по имени.

— …Выживешь, кем станешь, Глеб?

Капитан больше не возился. Лежал на вытянутую руку от Глеба. И вместо лица Глеб видел лишь размытый овал.

Это «выживешь» кольнуло Глеба.

— Кем стану? — повторил он, все еще приходя в себя от мысли, что к вечеру его, возможно, не станет. И даже капитан это предполагает.

— Историком, — выдавил Глеб. Сейчас ему показалось глупой и нелепой это профессия.

Зато капитану понравилась. Он горячо зашептал:

— История, если не базар, если по-настоящему, — очень нужная наука, и сложная… Чуть забаловал человек — по башке! Не ври — научены. Только истинного мужества требует. Вроде рукопашной. Ведь бывает так: подавай ложь, а не согласен — вон, или еще что похуже! Не всякий отважится… Ты экономку не позабыл, выпустил?

— Выпустил, товарищ капитан. Все лечь норовила. Стыдно.

— Это не от чувств к тебе, со страху.

— Я понимаю, товарищ капитан. Ну кто я для нее?

— Все верно, Глеб: враг.

«Как же я выстрелю человеку в лицо?» Весь очевидный смысл возможности и неотвратимости такого действия вдруг встал перед Глебом. Его потрясла именно эта подробность — стрелять в лицо, не просто стрелять в человека, что само по себе ужасно, а именно в лицо. Этот образ осел в сознании, лишил его мужества.

«Выстрелишь в лицо человеку…»

Продолжал падать крупный влажный снег. И так же под ночь подлезал белый снег метели — белая, бесконечная ладонь снега. Подкладка ночи…

Они лежали, коченели и молчали. И Глеб думал, что так и не написал маме. А его, может быть, убьют. Ему стало очень жаль себя. После он перебирал в памяти неправдоподобно разные и быстрые события дня, и мысль о необходимости стрелять в лицо человеку упорно роилась в сознании… Сколько же событий! Только подумать, утром он был еще заключенным, не человек, а отребье. С ума можно сойти!..

— Есть! — сдавлено вскрикнул капитан и сел: — Пошли, фланги!

Глеб растерянно повернулся. За спиной, догорая, распадалась зеленая ракета. На короткое время заметны были белые и кудрявые дымы за остатками ракеты, стремительные в угасании и все более медленные, ленивые в падении. Возможность увидеть подступы к цели, почти самую цель (в сознании Глеба она уже превратилась в нечто таинственное), чрезвычайно обострила восприятие. Глеб жадно насыщался видом самой местности, и видом полузанесенной цепочки солдат, пропадающей в зеленой мгле, и необыкновенной подвижностью теней, испытывая в то же время нарастающую тревогу — впервые такую глубокую, странно замыкающуюся на бессилие. Он вдруг усомнился (и убоялся в одно и то же время), сможет ли послать себя вперед — в те самые дюны и деревья, что так отчетливо сейчас разглядел. Как можно вообще бежать туда, где тебя ждут ненависть и вероятность смерти?..

Глеб встал на колени, стащив ушанку, чтобы лучше слышать. Колени подтопили ледок поверх земли и притопли в грязи. От напряжения (будто что-то можно было еще увидеть) заболели глаза. Глеб вдруг ощутил, выделив из всех ощущений, как лицо осторожно трогают снежные хлопья.

По-прежнему мела метель. И уже ничего дальше нескольких шагов нельзя было выделить глазом. И глухота — ни звука, кроме далеких пушечных выстрелов.

Глеб уже не воспринимал холод. Топил ладонями снег и вглядывался в зыбкую темную завесу, уже видя не ее, а то, что сейчас открыла ракета.

— Вперед! — скомандовал наконец посыльному капитан. — Как наши ворвутся на ветряк — дуй ко мне! Жду! Валяй! — Он рванул посыльного за полушубок к себе. — Фамилия?! Ну?!

— Афиногенов, «батя»! Василий Платонович Афиногенов! Из Рязани мы. Я в морду тыловому майору дал, за сестру! После ранения заехал! Нашкодил майор!..

Капитан оттолкнул его:

— Слушай! Пароль: «Гжатск». — И спросил: — Не заблудишься?

— Не сомневайся, «батя»! Я мигом! Туточки и жди!

Солдат пробежал несколько шагов.

Капитан сдавленно крикнул:

— Ползти!

Солдат рухнул на колени и пополз.

Вскоре вперед тронулась и вся полузанесенная цепочка.

— А мы… на месте? — недоуменно спросил Глеб.

— Успеем. — И капитан пояснил внезапно охрипшим голосом: — По приказу никто из офицеров штрафных подразделений не должен двигаться впереди своих подразделений или сбоку. Их ведут в бой бывшие комвзводы или комроты из состава штрафников. Народ разный, а тут такая суматоха. Мне уже дырявили шинель, в спину, свои… Одежду-то переменить можно. Экая недолга. Вот там они, в полушубках, валенках, шапках со звездами, при автоматах, а характер-то и мысли у каждого прежние…