Брайан Олдисс - Градгродд. Сад времени. Седая Борода

• Название: Градгродд. Сад времени. Седая Борода
• Автор: Брайан Олдисс
• Издательство: АСТ
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2003
• ISBN: 5-17-016630-3

Брайан Олдис - мастер "золотого века" мировой фантастики и один из немногих англичан, которых "считали за своих" американские фантасты.

Писатель, трижды резко менявший творческий "стиль и почерк" - от добротной "традиционной" научной фантастики к "Новой волне", а после того как "Новая волна" "схлынула" - назад, к традиции.

Обладатель огромного количества премий и наград - от "Хьюго" и "Небьюлы" до итальянской "Кометы дАрдженто" и французского "приза Жюля Верна".

Перед вами - классические произведения Олдисса. Произведения, уже выдержавшие проверку временем - и доказавшие, что настоящая фантастика вообще ходу времени не подвластна.

Содержание:

Градгродд (роман, перевод А. Орлова), с. 5-156

Сад времени (роман, перевод А. Овчинниковой), с. 157-344

Седая Борода (роман, перевод Е. Смирнова), с. 345-590

---

— Возможно, вы широко известны. Тут я не буду спорить. Но я встречал одного сумасшедшего. Его зовут Норсгрей, и он, и его жена лечились у вас…

— Подождите, пожалуйста, — Норсгрей, Норсгрей… Как будто такого у меня в книгах нет… — Он поднял голову и уткнул указательный палец в лоб. — Ах да, ну да, конечно. Вы сказали про жену, и это меня сбило с толку. Между нами… — Джингаданджелоу отвел Седую Бороду в угол и доверительным тоном продолжал: — Вы понимаете, врачебная тайна священника, но, видите ли, у бедняги Норсгрея на самом деле нет никакой жены; это барсучиха, и он ее любит. — Джингаданджелоу снова приложил палец ко лбу. — А почему бы и нет? Старому человеку нужно немного тепла в эти холодные ночи. Бедняга совершенно безумен…

— У вас широкие взгляды.

— Я прощаю людям безрассудства и заблуждения, сэр. В этом, в частности, мое призвание. Мы должны всеми способами облегчить жизнь людей в сей юдоли слез. Такое сострадание — один из секретов моей чудесной целительной силы.

— Иными словами, вы высасываете последние соки из сумасшедших стариков, вроде Норсгрея. Он убежден, что вы сделали его бессмертным.

Во время этой беседы Джингаданджелоу сел и кивком головы подозвал какую-то женщину; она подошла прихрамывая и поставила на стол два стакана и бутылку. Доктор кивнул и пошевелил пухлыми пальцами в знак благодарности, а затем снова обратился к Седой Бороде:

— Как странно слышать этические рассуждения после всего, что произошло, — ваши упреки просто захватили меня врасплох… Должно быть, вы вели уединенную жизнь. Видите ли, старик Норсгрей умирает; он уже постоянно слышит шорохи — это водянка В последней стадии. И он принимает надежду, которую я ему дал, за обещание бессмертия. Утешительная иллюзия, не правда ли?

Сам я — если позволите говорить начистоту — лишен такой надежды. И выходит, что Норсгрей — и многие подобные ему — в духовном смысле счастливее меня. Мне остается лишь утешаться жалкими мирскими благами.

Седая Борода поставил свой стакан и огляделся по сторонам. У него еще болела шея, но настроение заметно улучшилось.

— Не возражаете, если моя жена и мои друзья присоединятся к нам?

— О, пожалуйста, пожалуйста, если мое общество вам еще не наскучило. Небольшая беседа о том о сем могла бы послужить предисловием к нашей совместной деятельности. Мне показалось, что мы с вами родственные души.

— Почему вам так показалось?

— Интуиция — этим даром я наделен богато. Вас ничто не связывает. Вы не страдаете, от всеобщего краха, как другие; хотя жизнь горестна, вы наслаждаетесь ею, не так ли?

— Откуда вы это знаете? Да, да, вы правы, но ведь мы только познакомились…

— Ответ прост, но не слишком приятен для нашего эго. Хотя каждый человек в каком-то смысле уникален, все люди, в конечном счете, одинаковы. В вашей природе есть некоторая двойственность; многие люди двойственны. Мне достаточно поговорить с ними минуту, чтобы выявить эту особенность. Теперь вы понимаете?

— И в чем же состоит моя двойственность?

— Я не читаю мысли, но позвольте немного подумать. — Он надул щеки, поднял брови, заглянул в свой стакан и придал своему лицу весьма глубокомысленное выражение. — Нам нужны эти бедствия. Мы с вами пережили крушение цивилизации. Мы как бы спаслись после кораблекрушения. Но для нас обоих это не только спасение, но и нечто большее — победа! Прежде чем катастрофа разразилась, мы желали ее, и потому она для нас успех, триумф неистовой воли. Не смотрите на меня так удивленно! Вы, конечно, не из тех, кто считает потаенные уголки души обителями чистоты и покоя. Вы когда-нибудь задумывались, во что превратился бы наш мир, если бы злосчастный эксперимент с радиацией не вышел из-под контроля? Разве не стал бы он слишком сложным, слишком безличным для таких, как мы с вами? Какая роль нам досталась бы в нем?

— Вы думаете за меня, — заметил Седая Борода.

— Думать за других — призвание мудреца, так же как и слушать других. — Джингаданджелоу выпил залпом и склонился над пустым стаканом. — Это рваное и вшивое настоящее все же лучше того автоматизированного, упорядоченного, пропахшего дезодорантами настоящего, в котором мы могли бы оказаться, — ведь теперь мы, по крайней мере, живем среди соизмеримых с нами вещей. А в том, ином, мире царила безумная мегаломания. Разве она не душила простую и одновременно богатую жизнь отдельного человека?

— Да, двадцатый век имел много пороков.

— В нем было порочно все.

— Нет, вы преувеличиваете. Некоторые вещи…

— Если порочен сам дух эпохи, значит, в ней порочно все, разве не так? Не стоит предаваться ностальгии. И нечего во всем винить наркотики и образование. Откуда взялась тяга к наркотикам, и почему образование оказалось столь убогим? Разве не видели мы, что Век Машин достиг своего чудовищного оргазма? Не потому ли были Монс 1, Батаан 2, Сталинград, Хиросима и тому подобное? Хорошо ли мы поступили, оставив окольный путь?

— Вы только задаете вопросы.

— Ответы напрашиваются сами собой.

— Это двусмысленный разговор. Вся ваша речь двусмысленна. Нет, подождите — я не прочь поговорить с вами еще. И заплатить вам могу. Это важный разговор… Но позвольте мне привести сюда жену и моих друзей.

Седая Борода поднялся. У него болела голова. Вино оказалось крепким, в комнате было шумно и жарко, и беседа произвела на него слишком сильное впечатление. До сих пор окружающие редко говорили о чем-нибудь, кроме зубной боли и погоды. Он оглянулся, ища глазами Марту, но не смог ее найти.

Он прошел по комнате и заметил лестницу, которая вела на второй этаж. И еще он увидел, что накрашенные женщины не отличались столь роскошными формами, как представлялось ему вначале. Они были пухлыми, но их кожу покрывали морщины и другие следы неумолимого времени, глаза слезились. Странно улыбаясь, женщины тянули к нему руки. Когда он проталкивался через их толпу, они кашляли, смеялись и дрожали; казалось, будто комнату наполняла беспокойная и шумная стая галок.

Женщины звали его — не они ли являлись ему когда-то в сновидениях? — но Седая Борода не обращал внимания. Марта исчезла. Чарли и старый Пит тоже. Должно быть, они убедились, что с ним все в порядке, и возвратились охранять лодки. А Товин и Беки — нет, они сюда и не заходили… Он вспомнил, зачем искал Кролика Джингаданджелоу, и, повернувшись, снова направился в тот дальний угол, где его ждала еще одна порция спиртного и доктор сидел с восьмидесятилетней шлюхой на коленях. Эта красотка одной рукой обнимала Джингаданджелоу за шею, а другой гладила кроличьи головы на его шубе.

— Послушайте, доктор, я искал вас не ради себя, — сказал Седая Борода, наклонившись над столом. — Тут среди моих спутников есть одна женщина, Беки; она говорит, что беременна, хотя ей уже семьдесят. Я хочу, чтобы вы ее осмотрели.

— Садитесь, дружище, обсудим случай этой леди из вашей компании. И пейте, прошу вас, — я вижу, вы платежеспособны. Да, иллюзии пожилых дам — весьма характерная черта нашего темного времени, не так ли, Джин? Конечно, никто из вас не помнит то замечательное стихотворение — как же там? «Увядшие черты в стекле зеркальном…» М-м… да:

Глумится время надо мной,
То тянется, то ускользает,
И жалкий час вечерний мой
Полночным боем сотрясает.

Трогательно, не правда ли? Я думаю, у вашей дамы остались лишь немногие вечерние часы. Но я, разумеется, приду и осмотрю ее. Таков мой долг. Конечно, я уверю ее, что она ждет прибавления семейства, если ей хочется это услышать. — Он соединил свои мясистые ладони и нахмурился.

— А не может так случиться, что у нее на самом деле будет ребенок?

— Мой дорогой Тимберлейн — извините, я не употребляю вашего несколько странного прозвища, — надежда рождается постоянно как в сердце человека, так и в его утробе. Но меня удивляет, что вы, кажется, сами разделяете надежду этой леди.

— Да, пожалуй, разделяю. Вы сами говорили, что надежда это ценность.

— Не ценность — необходимость. Но только своя надежда. Когда мы разделяем чужие надежды, нас ждет неизбежное разочарование. Наши мечты властвуют лишь над нами. Насколько я вас теперь знаю, вы явились ко мне ради вашей собственной мечты, и я рад, очень рад. Друг мой, вы любите жизнь, вы любите эту жизнь со всеми ее недостатками, со всеми ее радостями — вам тоже нужен мой эликсир бессмертия, не так ли?

Подперев голову рукой и чувствуя, как кровь стучит у него в висках, Седая Борода отпил еще из своего стакана и сказал:

— Много лет назад я жил в Оксфорде — точнее, в Коули — и слышал про одно лекарство, будто оно может продлевать жизнь на сотни лет. То есть его пытались создать там в госпитале. Возможно это или нет? Я не поверю, пока не получу научное доказательство.