Лора Касишке - Будь моей

• Название: Будь моей
• Автор: Лора Касишке
• Издательство: Иностранка
• Жанр: Эротика
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-389-00527-3

Получив на День святого Валентина анонимную записку с призывом: «Будь моей!», преподавательница маленького мичиганского колледжа Шерри Сеймор не знает что и думать. Это дружеский розыгрыш или действительно она, хорошо сохранившаяся и благополучная замужняя женщина, еще в состоянии вызвать у кого-то бурную страсть? Между тем любовные послания начинают сыпаться одно за другим, и неожиданно для себя самой сорокалетняя Шерри с головой окунается в безумный роман, еще не подозревая, к каким драматическим событиям приведет ее внезапный взрыв чувств.

---

Аромат, флюиды, тень. Брем.

Он скрестил руки на груди и сказал:

— Привет, миссис Сеймор! Вот, читал ваше стихотворение. Эй, Гарретт! Беги скорей, не то опоздаешь!

Брем увидел мои колени:

— Что, черт возьми, с тобой случилось?

— Он мне не нравится. Не хочу, чтобы ты оставалась с ним в кабинете наедине, — заявил Брем после ужина у меня в квартире.

Китайская кухня. Еду я купила по дороге с работы. Брем, как и Джон, любил бифштекс по-монгольски. Себе я взяла жареную курицу с рисом. Света мы не зажигали. На улице еще не стемнело, но сплошной стеной валил дождь со снегом. Во второй половине дня ветер принес с запада ледяные пурпурные тучи — прощальное возвращение зимы, — температура резко упала, и начался дождь с ледяной крупой. В сумраке лицо Брема лишилось черт, только посверкивали глаза и зубы.

— Брем, я знаю Гарретта с пяти лет. Он лучший друг моего сына. — Это не было правдой, но звучало, на мой взгляд, достаточно убедительно.

— Получала еще любовные записки? — спросил Брем. Его тарелка опустела. Он отложил вилку.

— Нет, не получала.

— Ну хорошо. Теперь ты знаешь, что писал их не я. Кто же, по-твоему?

— Понятия не имею.

— Имеешь, — отрезал он.

Я положила вилку и спросила, заранее зная ответ:

— Кто же?

— Очевидно, Гарретт Томпсон.

Я вздохнула:

— Ах, Брем, даже если и…

Брем встал из-за стола:

— Он это или нет, но этому ублюдку лучше поостеречься.

Он подошел ко мне, схватил за руку и потянул к себе. Его возбужденный член вызывал дискомфорт своей агрессией. Брем прижался ртом к моей шее, одной рукой, обнимавшей талию, притиснув меня, а другую положив на грудь.

Едва пробудившись, я сразу поняла, что проспала. Забыла завести будильник. Солнце, пронзая лучами оконное стекло, светило ярко и стояло высоко в небе. Я с трудом разлепила глаза, полные влаги, — на белом поле потолка, дробясь в пленке слез, дрожали радужные полосы.

Я не стала сразу вылезать из-под одеяла или будить Брема. И без часов поняла, что уже поздно. По вторникам первое занятие начинается у меня часа на полтора раньше, чем солнце займет в небесах такое положение.

Я лежала на матрасе, покорившись судьбе.

(Слишком поздно, слишком поздно, некуда спешить.)

Ослепленная слезами и слишком ярким солнцем, я отдалась во власть воспоминаний. Мы с Джоном путешествовали по западной области штата, заодно заехав повидать моего отца, и повезли трехлетнего Чада на озеро Мичиган. Был июль, и день выдался такой ярко-голубой, что смотреть на воду было больно даже в темных очках. До самого горизонта простиралось безбрежное, в барашках пены пространство, которое испускало сияние, словно само по себе пылало белым огнем.

Еще собираясь на пляж, я представляла себе, как разложу полотенца, возьму Чада за руку, подведу его к кромке воды, дам его коротеньким ножкам пройти по влажному песчаному берегу, местами усыпанному галькой, а затем позволю ступить в озеро. Может, мы зайдем поглубже, ему по пояс, если он не испугается. Или просто возьму на руки или передам Джону, чтобы сын успокоился и понял: с нами он в безопасности.

Пока я распаковывала полотенца, Джон снимал ботинки, засовывал в них ключи от машины и подтягивал резинку на плавках. Каждый из нас думал, что за ребенком присматривает второй, а Чад в это время побежал прямиком в озеро. Я глянула вниз, ожидая увидеть сына, и обнаружила, что его нет.

Я быстро повернулась к Джону — его не было и рядом с ним (на самом деле прошла всего-то секунда, максимум две). «Где Чад?» — проговорила я, и эти короткие слова отдавались у меня в ушах, как будто их произносил кто-то другой. Лицо Джона исказилось. Он обернулся к озеру и махнул рукой: «Там!»

Где «там»? Вокруг нас все было залито ослепительным светом. Вода мерцала, как мираж, дробясь в ореоле солнечных лучей, — никакого «там» в этом мире не существовало.

Оно было равнозначно «нигде».

Словно слепая, вздумавшая нарядиться в купальник, я беспомощно оглядывалась. Как в этом серебряном блеске найти иголку? Мы оба понеслись к воде.

— Там! — продолжал выкрикивать Джон. — Там!

Но там ничего не было. Вода и солнце, солнце и вода. И больше ничего.

Вдруг я увидела его — силуэт на грани миров, один из которых с треском раскололся у него над головкой, расслоившись на блеск и тьму, силой потока снося хрупкую фигурку с края горизонта.

Я ринулась в воду, исступленно вглядываясь в ее поверхность, но не видела ничего, кроме своих ногтей, покрытых красным лаком, и склоненной розовой шеи Джона, продолжавшего, как заведенный, выкрикивать: «Там! Там!»

Белая нога? Или рыбина? Я рванулась к ней.

Схватила.

Чудо.

Что-то живое дернулось и тут же бросилось ко мне. Мой малыш. Когда мы вытащили его из озера Мичиган, он смеялся. Я слишком крепко к себе прижимала его извивающееся тельце. Он заплакал.

Потом мы вытерлись и немного успокоились. К нам вернулся дар речи, и мы с Джоном собрали вещи.

Домой ехали в тягостном молчании.

Ночью, лежа в постели, мы обсуждали случившееся с помощью односложных слов.

— Бог.

— Господь.

— Если…

— Знаю.

— Черт.

— Джон!

— Еще чуть-чуть.

— Не могу.

— Знаю.

Если я на миг прикрывала глаза, передо мной вставала пламенеющая пустота с моим малышом в центре.

— О чем задумалась, детка? — спросил Брем. Он опирался на локоть и смотрел на меня сверху вниз. Тень, которую он отбрасывал на мое лицо, позволила мне приоткрыть веки.

— Кажется, мы опоздали.

— Ну и что? — Он притянул меня к себе. — Не могу представить себе место, в котором мне хотелось бы оказаться больше, чем здесь.

— А как же твои студенты? — поинтересовалась я.

— К черту студентов, — ответил он. — Как-нибудь сами разберутся. — Он поцеловал меня. Содрал простыню и провел рукой от шеи к бедрам.

— Ты такая красивая, — продолжал он. — Похожа на статуэтку.

Прикоснулся губами к плечу, где еще недавно виднелись следы от его укусов, провел языком по внутренней стороне руки до впадинки под локтем. Спустился вниз, к ногам, поцеловал ободранные коленки — сначала левую, которая уже начала подживать, затем правую. Меня передернуло от жгучей боли.

— Прости, — прошептал он, снова передвинулся вверх, к плечу, заскользил вдоль руки, от локтя к запястью, нежно приложился к ладони. Легонько куснул левое запястье, обхватил его и закинул вверх за голову, затем проделал то же самое со вторым.

— Хочу связать тебя, — сказал он, — и довести до оргазма.

Поразительно, но это дикое в общем-то предложение заставило все мое тело наэлектризоваться, словно о стенку желудка ударился камертон, и внутренности ответили звоном: спина выгнулась, а соски затвердели без всякого прикосновения.

Брем встал, поднял с пола брюки и достал из кармана кусок веревки — такой длинной, что я удивилась, как же это я не заметила, что он все время таскает ее с собой.

Я смотрела на веревку.

Он повернулся, улыбаясь, и поднял ее повыше, чтобы я могла разглядеть. Это была бельевая веревка, такая же, как те, что моя бабушка всегда натягивала на заднем дворе между двух древесных стволов. Я вдруг представила ее в розовом платье, совершенно ей не подходящем, — с большими карманами, набитыми прищепками. Она бы в жизни такое не надела. Моя бабушка, которая уже двадцать лет как лежит в могиле. Брем рывком растянул веревку:

— Твой муж когда-нибудь тебя связывал?

— Нет. — Я дышала так тяжело, что едва могла выдавить из себя слово.

— Ну вот. — Он улыбнулся. — А я сейчас свяжу.

Поначалу, несмотря на вожделение, смешанное со страхом, я чувствовала себя немного глупо. Молча лежала голая на спине, терпеливо ожидая, пока Брем затянет запястья у меня над головой и привяжет веревку к ножке стула, который он подволок к матрасу. Может, я должна отбиваться, подумала я, для большего правдоподобия? Или хоть притвориться, что отбиваюсь?

Вместо этого я замерла без движения, плотно прикрыв глаза, размышляя вопреки всему о работе. К этому часу урок уже должен закончиться. Интересно, долго сидели мои студенты, недоумевая, куда я девалась? Злились или нет? Может, как раз наоборот: поздравили друг друга с нежданно свалившимся счастьем и ринулись вон из аудитории? («Ура! Англичанка не пришла!») Отправили гонца в секретариат — сообщить, что миссис Сеймор так и не появилась? Вполне вероятно, что Бет сейчас названивает мне домой, пишет письмо по электронной почте или просто-напросто пожимает плечами.

Только тут до меня дошло, что веревка крепко затянута вокруг моих запястий. Чтобы выбраться, мне придется сбить стул и ползти на своих израненных коленках. Ну и видок у меня будет. К тому же ему не составит труда подавить любые мои попытки. Я поняла, что Брем уже успел раздвинуть мне ноги и двигается между ними, целуя бедра, — я ощущала его горячее дыхание. Я открыла глаза и уставилась в потолок, напрочь забыв о занятиях, ободранных коленях, Джоне, Гарретте, Чаде, своем отце, о том, что я — учительница английского и женщина среднего возраста. Мои бедра потянулись ввысь, и вокруг было только небо… Он всунул в меня два пальца, и я забилась в путах. Чтобы я кончила, Брему даже не пришлось прикасаться ко мне языком.