Виктор Васильев - Загадка Таля. Второе «я» Петросяна

• Название: Загадка Таля. Второе «я» Петросяна
• Автор: Виктор Васильев
• Издательство: Физкультура и спорт
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1973

Два экс-чемпиона мира, два выдающихся шахматиста — Михаил Таль и Тигран Петросян стоят на двух полюсах современной шахматной жизни. Виртуоз атаки, сторонник рискованных, бескомпромиссных решений и виртуоз защиты, верящий в чудодейственную силу профилактики. Документальные повести об этих почти во всем несхожих и. во многом противоречивых человеческих и шахматных натурах, соединенные вместе, показывают, как необозримо широка амплитуда шахматного творчества.

Продолжая линию, начатую в книгах «Шахматные силуэты» и «Седьмая вуаль», Виктор Васильев исследует психологию шахматной борьбы, прослеживая в стиле игры, в творческой манере обоих гроссмейстеров скрытую связь с их чисто человеческими чертами и, в конечном итоге, с их жизненной судьбой.

---

— Не может быть двух мнений — Таль обладает огромным шахматным талантом. В позициях, где борьба носит открытый характер, он не имеет себе равных. Мало того, что Таль хорошо и быстро рассчитывает варианты, он, главное, чувствует принципы разыгрывания таких позиций…

Став чемпионом мира, Таль имел все основания считать себя счастливым. В мае 1960 года Талю все улыбалось, это была весна его жизни. Его боготворили родные, друзья, болельщики. Тысячи поздравлений со всего мира, приглашения на гастроли из многих стран, рукоплескания почитателей.

Он заслужил свое счастье. Вспомним, что совсем еще юношей приходилось ему выдерживать натиск умудренных опытом гроссмейстеров. Вспомним, ценой каких тяжелых переживаний доставались этому юнцу победы в партиях, где ему «везло». Вспомним, что в самом трудном, невыносимо трудном испытании ему пришлось столкнуться с могучим интеллектом и непреклонной волей Ботвинника.

Прикиньте мысленно, сколько волнений — а иной раз и разочарований — выпало на его долю за три-четыре года, сколько раз приходилось ему балансировать на краю пропасти, а иногда и, сорвавшись, лететь вниз, сколько раз, сжав зубы, упрямо преодолевать препятствия, выраставшие на его пути, и вы поймете, что он мог быть счастлив.

Он и был счастлив! Пока не понял, каким тяжелым ярмом лег на его плечи лавровый венок, который возложили на него вице-президент Международной шахматной федерации Марсель Берман и главный арбитр матча Гидеон Штальберг.

Фортуна, кажется, перестаралась со своим любимцем. В нем ведь всегда бурлили силы, когда надо было догонять. Если же Таль намного опережал конкурентов, у него неизменно наступала депрессия.

Теперь получалось так, что Таль опередил всех сильнейших гроссмейстеров, получалось так, что он взошел на вершину и выше двигаться было некуда, получалось так, что он, этот искатель приключений, должен был не завоевывать новые земли, а только удерживать, охранять уже захваченное.

Психологически ситуация была для Таля тягостна. Но этого было мало. Он, с его любовью к импровизации, экспромтам, просто шуткам, заметил, что каждое его слово воспринимается по-особому. От него, как от чемпиона мира, ждали откровений, ждали глубины чуть ли не в каждой его фразе. К этому двадцатичетырехлетний чемпион не был готов.

Спустя некоторое время после матча в Центральном шахматном клубе состоялась лекция Таля на тему: «Атака в шахматной партии». Лекция привлекла в зал не только завсегдатаев клуба, но даже и гроссмейстеров. Выйдя на трибуну, Таль почувствовал себя в роли фокусника, от которого ждут, что вот сейчас он раскроет секреты своих трюков. Собственно говоря, так оно и было — от него ждали, чтобы он раскрыл «загадку Таля», объяснил, как ему удавалось создавать неотразимые атаки, запутывать таких мастеров защиты, как Ботвинник или Смыслов.

Таль не готовился к этому. Понадеявшись на себя, он довольно приблизительно охарактеризовал крупнейших мастеров атаки в истории шахмат, рассказывая общеизвестные истины. Самолюбивый чемпион мира был уязвлен, увидя, как, например, гроссмейстер Флор, а за ним и некоторые другие осторожно покидали зал, стараясь не хлопать дверью…

Словом, довольно быстро Таль почувствовал, что, как ни сладостна новая роль, в которой он теперь выступал, безмятежного счастья не получилось. Но главное было в другом: Ботвинник, который уже приблизился к пятидесятилетию, Ботвинник, который, как многие думали, после такого поражения вряд ли захочет вновь испытывать судьбу, вовсе, оказывается, не собирался отказываться от реванша, последнего реванша (ибо ФИДЕ их отменила)! И получалось, что матч Таля с Ботвинником был всего лишь половиной матча, первой его половиной. Это значит, что надо было все начинать сызнова — дебютную подготовку, физическую, психологическую. Это значит, что надо было трезво и самокритично проанализировать все партии матча. И, следовательно, понять, что именно позволило Ботвиннику решиться на реванш. Ясно было, что ветеран пошел на это неспроста.

Быстрее, чем он мог думать, Таль должен был выступить на защиту своих завоеваний. Как показали дальнейшие события, этот мастер психологической борьбы, убаюканный своими непрерывными триумфами, допустил грубейший, непростительный психологический промах: он недооценил силу характера своего страшного противника.

И МЕДНЫЕ ТРУБЫ

Это была непозволительная ошибка. Ибо Таль, который теперь уже хорошо знал Ботвинника, должен был отдавать себе отчет в том, что раз самолюбивый экс-чемпион решился на реванш, значит, он просеял сквозь сито скрупулезного анализа каждую партию, каждый ход первого матча и по зрелом размышлении пришел к выводу, что имеет основания рассчитывать на победу. А если Ботвинник пришел к такому выводу, это уже много значило. Ибо в искусстве анализа, в умении трезво взвешивать все «за» и «против» он не только превосходил Таля, но и вообще не имел себе равных в гроссмейстерском мире.

Серьезным предупреждением для нового чемпиона мира должна была стать XIV Олимпиада, которая состоялась осенью в Лейпциге. Ботвинник играл превосходно, причем, что очень важно, не попадал в цейтноты. По-видимому, уже тогда Ботвинник начал готовиться к реваншу и поставил перед собой цель избавиться от цейтнотов.

Таль не внял лейпцигскому предостережению, как не внимал и голосам всех тех, кто вместе с Кобленцем старался заставить его понять, какая опасность ждет его в матч-реванше. Увы, пройдя в шахматах огни и воды, Таль не смог безболезненно выдержать самый тяжелый искус — пройти медные трубы, которыми встречали в Древнем Риме триумфаторов.

Как мы помним, на закрытии матча с Ботвинником выступил тогдашний вице-президент Международной шахматной федерации Марсель Берман. Он взволнованно говорил об огромной ответственности, которую налагает на шахматиста титул чемпиона мира. Берман был неизлечимо болен и знал об этом; может быть, оттого его слова звучали особенно значительно, но на Таля, увы, они не произвели впечатления.

У нового чемпиона было бесчисленное множество единомышленников, особенно среди молодежи, которые видели в Тале не только талантливого гроссмейстера, но и дерзкого бунтаря, романтика, борца против шахматной рутины. Они поверили в Таля, в его стиль, в его фанатичную преданность шахматам. Увы, Таль не посчитался с тем, что отныне принадлежит не только себе, но и всем тем, кто встал под его знамена.

Не испытывал он чувства ответственности и за свой талант. Ему казалось, что талант, как сказочный Конек-Горбунок, будет всегда преданно служить, не требуя забот о себе.

Таль не берег себя. За несколько месяцев до первого матча с Ботвинником Таль с его слабым здоровьем начал курить. На вечеринках он готов был допоздна веселиться, причем старался не отставать от самых крепких и выносливых.

Но можно ли ставить в упрек Талю, что он, с его жизнерадостной, общительной натурой, не вел аскетического образа жизни? Ведь Таль из тех птиц, что в неволе не поют. Талю не обязательно было становиться аскетом — действительно, это амплуа не для него, но относиться беспечно к своему здоровью, не беречь свой талант, наконец, не готовиться к повторному поединку с Ботвинником? Этого приверженцы Таля ни понять, ни простить ему не могли.

Впечатление от матч-реванша было таково, будто Таль до последнего дня не верил, что соревнование состоится. За несколько месяцев до матча он принял участие в довольно слабом турнире в Стокгольме, потом предпринял поездку в Чехословакию, где играл с молодыми шахматистами: он давно пообещал это и отказаться было неудобно. Для дебютной подготовки времени оставалось мало.

Правда, рассказывая о своей подготовке еще к первому матчу, Таль писал, что «гораздо важнее сохранить свежую голову для столь утомительного матча, чем прийти на игру с двумя чемоданами теоретических новинок, но из-за утомленности оказаться не в состоянии закрепить полученный по дебюту перевес». Это была странная концепция, ибо можно было ведь и прийти на игру с чемоданами новинок, и иметь при этом свежую голову, что, кстати, Ботвинник и доказал.

Но если эта концепция не очень навредила в первом матче, ибо Талю помогло то, что Ботвинник, не встречавшийся прежде с Талем, не смог к нему быстро приспособиться, то в реванше такой взгляд на подготовку был по меньшей мере легкомысленным. Хотя бы потому, что Ботвинник получил богатейшую информацию о своем сопернике, и можно было не сомневаться, что он подвергнет эту информацию самому придирчивому анализу.

Да и насчет «свежей головы» тоже обстояло не так гладко. Ибо лишь за несколько месяцев до реванша Таль закончил книгу о первом матче. Книга была большая, размером в двенадцать печатных листов. Таль продиктовал книгу машинистке по памяти, почти не пользуясь шахматами. Его замечательная память по-прежнему служила ему безотказно, но Таль ее в этот раз изрядно помучил.