Виктор Васильев - Загадка Таля. Второе «я» Петросяна

• Название: Загадка Таля. Второе «я» Петросяна
• Автор: Виктор Васильев
• Издательство: Физкультура и спорт
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1973

Два экс-чемпиона мира, два выдающихся шахматиста — Михаил Таль и Тигран Петросян стоят на двух полюсах современной шахматной жизни. Виртуоз атаки, сторонник рискованных, бескомпромиссных решений и виртуоз защиты, верящий в чудодейственную силу профилактики. Документальные повести об этих почти во всем несхожих и. во многом противоречивых человеческих и шахматных натурах, соединенные вместе, показывают, как необозримо широка амплитуда шахматного творчества.

Продолжая линию, начатую в книгах «Шахматные силуэты» и «Седьмая вуаль», Виктор Васильев исследует психологию шахматной борьбы, прослеживая в стиле игры, в творческой манере обоих гроссмейстеров скрытую связь с их чисто человеческими чертами и, в конечном итоге, с их жизненной судьбой.

---

Таль задумывался над этими словами, произнесенными за полгода до турнира претендентов. Задумывался он и над многим другим. И порой ему становилось не по себе. Нет, не потому, что его пугала надвигавшаяся схватка с Ботвинником — за доской он не боялся даже чемпиона мира. Но вся ситуация, в которой ему, совсем еще молодому шахматисту, предстояло посягнуть на титул Ботвинника, была чем-то тягостна.

Ботвинник… На протяжении трех десятков лет все крупнейшие шахматные события в нашей стране и многие во всем мире были связаны с его именем. Любители шахмат старшего поколения помнят, какой огромной, прямо-таки магической силой воздействия обладали в предвоенные годы имена Ласкера, Капабланки, Алехина. Знаменитая «шахматная горячка», вспыхнувшая во время московского турнира 1925 года, тысячные толпы у здания Музея изобразительных искусств, где в 1935 году проходил II Московский международный турнир, — все это во многом было вызвано участием Ласкера и Капабланки, при жизни ставших чуть ли не легендарными.

На Ботвинника не действовал этот гипноз! Спокойно и уверенно взошел он на Олимп и заставил изумленных шахматных богов потесниться. В первых же своих встречах с сильнейшими маэстро Запада Ботвинник держался не только с присущим ему хладнокровием и выдержкой, но и с достоинством, словно зная наперед, какое славное будущее его ожидает. Он встречался на своем долгом шахматном веку со всеми, за исключением Стейница, чемпионами мира, и ни один не доказал своего над ним превосходства. За пять лет до рождения Таля Ботвинник уже был чемпионом СССР, в год его рождения — 1936-й — он одержал одну из своих лучших побед, разделив в Ноттингеме первое-второе места с Капабланкой и опередив Алехина, тогдашнего чемпиона мира Эйве, Решевского и целую плеяду других гроссмейстеров. Только внезапная смерть Алехина помешала благополучному завершению переговоров между ним и Ботвинником о матче на мировое первенство.

В 1948 году, спустя два года после смерти Алехина, Ботвинник стал шестым чемпионом мира. А к тому времени, когда на его пути встретился Таль, он успел уже отвергнуть посягательства сначала Давида Бронштейна, а потом Василия Смыслова. Правда, Смыслову со второй попытки удалось сместить Ботвинника, но через год тот взял убедительный реванш.

Давно уже стал шахматным литератором Сало Флор, некогда один из конкурентов Ботвинника в борьбе за мировое первенство, отпали как претенденты на титул чемпиона Эйве, Решевский, не смогли больше бросить вызов чемпиону Бронштейн и Смыслов, а Ботвинник, которому уже было под пятьдесят, все шел и шел вперед, и никаких следов усталости не было видно в его по-прежнему пружинистой походке.

Непревзойденное понимание позиции, глубокие аналитические способности, мышление стратега в сочетании с несгибаемой волей, мужеством, огромным чувством ответственности, трудолюбием, наконец, с самым серьезным отношением к своему здоровью, физическому состоянию все это, слитое вместе, создало характер, которому каждый, наверное, хотел, но, увы, не каждый мог подражать. Целые поколения шахматистов учились у Ботвинника, играли по Ботвиннику, безоговорочно признавая его лидером советской шахматной школы.

Мог ли что-нибудь противопоставить этому титаническому характеру Таль? Мог. И не только талант, который уже признавался всеми, не только свои необычайные достижения — ни один человек в истории шахмат не успевал за три года сделать столько, сколько успел Таль.

Каждый по-настоящему великий шахматист обогащает шахматную борьбу чем-то своим, индивидуальным. Ботвинник, при всей разносторонности своего творческого облика, отводил важнейшую, первостепенную роль стратегическому плану. Он стремился к тому, чтобы партия — от первого до последнего хода — представляла собой единое целое, чтобы она была архитектурным сооружением, из которого нельзя вынуть, не нарушив стройности замысла, ни одного кирпичика.

Отдавая должное мудрости Ботвинника, признавая его могучую силу стратега, непревзойденное умение одинаково искусно вести игру во всех ее стадиях, Таль вместе с тем видел в стиле Ботвинника и уязвимые стороны. Он видел, что в игре чемпиона стратегия, как упрямый педант, начинает иногда подавлять тактику, что стратегическим замыслам, требованиям шахматной логики приносится порой в жертву комбинационное начало, избегается риск. Некоторые же из творческих воззрений Ботвинника он не принимал из принципиальных соображений. Основное столкновение базировалось все на том же тезисе: Ботвинник играл, как он сам писал, «по позиции», то есть подчинялся логике позиции, Таль же верно следовал логике борьбы. Веря в правоту своих шахматных принципов, своих творческих взглядов, Таль считал, что они выдержат испытание на прочность даже в столкновении с таким сильнейшим противником, как чемпион мира.

Так получилось, что в матче, где встретились представители одной — советской шахматной школы, столкнулись в то же время разные стили, разные подходы к ведению шахматной борьбы, столкнулись две яркие личности, два талантливых индивидуума, один из которых десятки лет — и с каким успехом! — сложным образом доказывал, что дважды два — это четыре, а другой приводил не менее веские доводы в пользу того, что дважды два — пять.

С одной стороны — представитель классического стиля, глубокий стратег, непревзойденный аналитик, с именем которого связана целая эпоха в истории шахмат. С другой — яркий комбинационный талант, импровизатор, ниспровергатель догм и канонов, верящий не столько в правила, сколько в исключения, но прежде всего верящий в себя.

С одной стороны — доктор технических наук, серьезный ученый, сдержанный в выражении своих чувств, сдержанный в жестах, неторопливый, обдумывающий каждый свой шаг, пунктуально придерживающийся раз и навсегда установленного режима. С другой — журналист, острый на язык, мечтавший еще несколько- лет назад о карьере эстрадного актера, любитель экспромтов, натура живая, артистическая, легко поддающаяся настроению..

Стоит ли поэтому удивляться, что матч вызвал огромный, совершенно небывалый интерес и расколол весь шахматный мир на две части, буквально никого не оставив равнодушным? До каждого уголка всех континентов докатывались сейсмические волны шахматного землетрясения, эпицентр которого находился в Московском театре имени Пушкина.

Оценивая шансы сторон, пресса приводила много «за» и «против». Отмечалось, например, что Ботвинник мало играл в последние годы, что он уступает сопернику в тактическом искусстве, что он, по всей вероятности, будет попадать в цейтнот, а борьба в цейтноте — излюбленное занятие Таля. Наконец, принимался во внимание тот бесспорный факт, что чемпион намного старше претендента и ему будет трудно выдержать длительное напряжение матча.

Не было недостатка и в аргументах иного характера. Да, Таль моложе, но он и менее опытен, тем более в матчевой борьбе, которая сильно отличается от турнирной. Таль, безусловно, уступает Ботвиннику в стратегии, в понимании позиции, в искусстве домашнего анализа, он хуже разыгрывает эндшпили.

Но и сторонники Ботвинника, и сторонники Таля единодушно сходились на том, что огромным, если не решающим фактором явится победа воли. Матч выиграет тот, кто сумеет навязать противнику свою манеру игры, кто сумеет направлять партии в удобное для себя русло, чья воля, характер, выдержка окажутся тверже. В этом состязании характеров важную роль должна была сыграть первая партия. Значение первой партии возрастало еще и потому, что соперники до сих пор никогда за доской не встречались.

Правда, однажды такая встреча чуть было не состоялась. История шахмат, как и всякая история, любит, когда происходят события, на которых как бы лежит печать судьбы, фатума. Шахматные литераторы часто, к примеру, рассказывают, что в 1925 году школьник Миша Ботвинник играл в сеансе одновременной игры против чемпиона мира Капабланки и заставил того сложить оружие. Таль в детские годы мог бы тоже сыграть с Ботвинником, если бы Ботвиннику… не захотелось спать!

Да, был такой случай. В 1948 году, став чемпионом мира, Ботвинник поехал отдыхать на Рижское взморье. Миша Таль быстро разведал, где остановился чемпион, и начал приставать к домашним, чтобы его сводили туда — всего-навсего поиграть! Мать на этот раз по-настоящему рассердилась, и даже доктор Таль, который не умел отказывать сыну, стал на ее сторону. Но добрая душа нашлась: тетя взялась сводить мальчика к Ботвиннику. На звонок вышла женщина. Она взглянула на мальчугана с шахматной доской под мышкой, мгновенно «оценила позицию» и, сказав: «Ботвинник спит!» — быстро захлопнула дверь. Первый поединок пришлось отложить ровно на двенадцать лет…

И вот настало… пятнадцатое марта 1960 года, когда они сели друг против друга на сцене Театра имени Пушкина — сорокадевятилетний ветеран, суровый, выдержавший на своем веку немало ударов, и если и не ожесточившийся в многолетней борьбе с конкурентами и претендентами, то, во всяком случае, лишенный какой-либо сентиментальности, — и двадцатичетырехлетний баловень судьбы, взбегавший наверх через три ступеньки…