Петр Краснов - С Ермаком на Сибирь : сборник

• Название: С Ермаком на Сибирь : сборник
• Автор: Петр Краснов
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 2006
• ISBN: 5-9533-1419-1

Издательство «Вече» продолжает публикацию произведений Петра Николаевича Краснова (1869–1947), боевого генерала, ветерана трех войн, истинного патриота своей Родины.

Роман «С Ермаком на Сибирь» посвящен предыстории знаменитого похода, его причинам, а также самому героическому — без преувеличения! — деянию эпохи: открытию для России великого и богатейшего края.

Роман «Амазонка пустыни», по выражению самого автора, почти что не вымысел. Это приключенческий роман, который разворачивается на фоне величественной панорамы гор и пустынь Центральной Азии, у «подножия Божьего трона». Это песня любви, родившейся под ясным небом, на просторе степей. Это чувство сильных людей, способных не только бороться, но и побеждать.

---

— Не стоит, ваше благородие. Уже дошли. Чофан видать.

В темноте подземного города показался круглый фонарь харчевни.

— Ты, барышня? — осторожно окликнул кто-то Фанни из глубокого мрака.

— Царанка!

— Я, барышня. Лошадь привел, командир привел, всем привел. Поедем. Надо ехать. Светать скоро. Луна светит.

Иван Павлович и Фанни сели на лошадей. Царанка подменил уставшего Идриса. Идрис взял лошадь Пороха, Иван Павлович — Мурзика, на котором приехал Царанка в завод, и все поехали за носилками, на которых метался больной Васенька.

Свернули на большую улицу. Сквозь щели в потолке луна лила свет, и серебристые полосы четко ложились на черную землю пола. Лошади пугались и заминались перед ними, храпя и поводя ушами, как перед водой. Аксай прыгнул через одну из них, боясь ступить на полосу лунного света.

Светлело. Показалось широкое отверстие выезда из подземного города. Потянуло знойным воздухом раскаленной земли… Выехали из-под земли, проехали пустую улицу, ворота со спящим часовым-китайцем старых войск. Уснувшие желтые поля окружили их.

Из-за стены колосящейся джугары вышел человек с лошадью в поводу, другой, третий… Казаки… наши…

— А долго, — хрипел Гараська. — Уже светает.

— Да, надо торопиться, — сказал Иван Павлович, — а между тем Васенька может только лежать и рысью не пойдешь.

Их голоса звучали бледно и устало.

— Его надо напоить… Вычистить и вымыть, — сказала Фанни.

— Напоить — напоим. У казаков согрет уже чай, а у меня есть фляга с коньяком, а вычистить сейчас некогда. Ведь после этой ямы его отпарить надо, — сказал Иван Павлович.

— По мне, барышня Фаня, — сказал Порох, — так и ходят клопы.

— И по мне, Порох… Чувствую, — с насмешкой над собою проговорила Фанни.

Загорелся восток, раздвинулись дали, погасали звезды, и луна, бледная, катилась к горам.

Больного напоили чаем. Он успокоился и в полусознании лежал на носилках, привязанных к двум вьючным лошадям. Отряд потянулся по полям к синеющим горам, и все, что было — темный чофан, канцелярия тифангуаня с писцами, сидящими перед тарелочками с тушью и бумагой, старый чиновник, сам тифангуань с его достарханом, ужасный рассказ Гараськи про китаянку, ночное хождение по тьме кромешной, по лабиринту улиц, яма с клопами, порванная нитка — все это казалось больным, кошмарным бредом.

XXVIII

Первые пять дней пути шли сторожко, с оглядкой, все ждали погони. Васенька окреп на воздухе и на хорошей пище и пришел в себя. Идрис ему достал все чистое из вьюков, он побрился и даже усы подвил. Ехать верхом он еще не мог, но уже легко выносил качку носилок на широком ходу лошадей. Он исхудал, был молчалив и задумчив. И его, испытанного искателя приключений, это приключение придавило.

Был молчалив и тревожен и Иван Павлович. Лошади уставали. Впереди был ряд перевалов, грозных ущелий, и успеют или не успеют они пройти их до погони? И это беспокоило его.

Был молчалив Иван Павлович еще и потому, что все сильнее захватывала его привязанность к Фанни и он не знал, что ему делать. Отдаться ли этому чувству и плыть в сладостной истоме мечтаний и соблазнительных грез по течению или гнать их от себя и смотреть, как раньше, суровым взглядом осуждения и на ее лихо заломленную набок кабардинскую шапку, и на винтовку за плечами, и на всю ее мальчишескую ухватку…

Фанни с беззаботностью юности наслаждалась путешествием в полной мере. Стряхнув призрак начинавшегося увлечения Васенькой, испытывая к нему только отвращение и жалость, она снова стала тем веселым, беззаботным мальчишкой, каким была, и она носилась на Аксае с Царанкой и Гараськой, подстерегая диких лошадей, стреляя по стадам джейранов и кладя их меткими выстрелами к великому удовольствию старого охотника.

— Вот по лошади, Герасим Карпович, не могу стрелять. И чувствую, что попала бы, — говорила она, — а душа не налегает, не могу. Что по человеку, что по лошади — не хватает духа.

Гараська был искренно, по-стариковски, рыцарски увлечен Фанни. И старый, и малый оглашали пустыню веселыми голосами.

— А я вам, погодите, Феодосия Николаевна, живую лошадь поймаю.

И если бы не Иван Павлович, старик устроил бы с казаками, калмыком и Фанни настоящую охоту, бросил бы дорогу и увлекся бы в сторону, на юг, дня на три, туда, где было много диких лошадей.

Иван Павлович не позволил этого. И Гараська трунил над ним.

— Кто из нас старик, брат Иван, я или ты, ей-богу, не пойму. Ведь эдакий случай! Табуны их тут, я же знаю! С места не сойти, тут на юг, на верст сто, не больше. Ах, да и богато же там зверем и птицей, и лошадью богато! Ну и места там! Махнем, Иван! А?.. Ну его к богу! Казаки довезут, — махал он рукой в сторону Васеньки.

— Дядя Ваня… Ведь правда, можно?.. Теперь уже безопасно.

Но верный офицерскому долгу, Иван Павлович все шел и шел упорно на север и с удовольствием видел, как темные склоны и закутанная густыми тучками вершина Хан-Тенгри становились ближе.

«Только не перегородили бы дорогу, не устроили бы засады», — с тревогой думал он, уходя из степи и поднимаясь на песчаные склоны гор.

XXIX

Погоня приближалась. С полуподъема, когда во время передышки оглянулись назад, чтобы еще раз полюбоваться прекрасным видом пустыни, на ней заметили три темных пятна. Это не были табуны диких лошадей и не были стада джейранов. И в их форме, и в строгой правильности их движения, направляемого одной волей, было то, что всегда издали дает знать о приближении военного отряда. Иван Павлович сразу определил, что это шел эскадрон реформированной кавалерии Ян-цзе-лина. Срединное пятно — взвод, шедший по дороге, — поднимал облака пыли, боковые оставляли примятую траву. Шли быстро, рысью, и Иван Павлович на глаз определил, что к вечеру китайские солдаты их нагонят.

Он поделился своими наблюдениями с Гараськой, и старый охотник задумался.

— Наши лошади еле идут, — сказал Иван Павлович, — необходимо сделать ночевку, иначе завтра они совсем не встанут.

— Да, положеньице. Слушай, брат Иван… Я тут когда-то на этом самом Хан-Тенгри с какими-то немцами на маралов охотился. Есть здесь тропа. Под самыми снегами. И хижину мы там установили, не так, чтобы важную, однако киргизы одобряют, поддерживают. Этой тропы солдаты не могут знать. Притом она, хотя и выше, но ближе. Да и обороняться на круче будет легче.

— Хорошо. На ночь выставим охранение. А утром как? Ведь если они нас осадят у подножия Божьего трона, сами прокормимся, а лошади как? Я ведь рассчитывал завтра к вечеру быть в Каркаре, там и трава, и ячмень у киргизов. У меня только на сегодня и завтрашнее утро хватит ячменя. Осадят, так никто же сюда не заглянет. Могут просто голодом извести, а потом и оставить. И никто не узнает, почему погиб отряд. Скажут, когда найдут, сбились с пути и замерзли.

— Снегом заметет раньше. Никто и костей не отыщет, — подтвердил Гараська. — Ну а низом идти чем лучше?

— Низом… Да и низом не лучше. На перевалах два человека могут нас перестрелять, как куропаток.

— Наверху есть та надежда, что китайцы, не зная нашего пути, пойдут по обычной дороге, обгонят нас и мы окажемся у них в тылу. А тогда можем выйти к границе не на Каркару, а прямо идти к Кольджату, а там, на виду у поста, никто не посмеет нас тронуть.

— Но ведь это, Гараська, еще пять дней пути!

— Выхода-то иного нет. Ну, примем бой. Нас пятнадцать винтовок, считая Васильковых киргизов.

— А их по меньшей мере восемьдесят.

— А что поделаешь?..

— Да, выхода нет, — сказал Иван Павлович. — Хорошо, веди по своей тропе, а там что Бог даст.

Серьезное положение отряда не ускользнуло ни от казаков, ни от Фанни. Казаки на глаз определили и силу преследующего их отряда, и свежесть лошадей китайского эскадрона и поняли, что надежда только на меткость своего глаза да на то, что каждый из них дорого продаст свою жизнь.

Все стали серьезны. Отряд медленно полз по кручам, ведя лошадей в поводу. С дороги свернули, замели следы, где сворачивали, и пошли по крутому откосу, направляясь прямо к вершине Хан-Тенгри, закутанной густыми облаками. Гараська шел впереди, отыскивая ему одному известную тропу.

Громадные скалы, торчавшие уродливыми столбами из земли, перегораживали дорогу. По пути были разбросаны такие большие камни, что их приходилось обходить, и потому шли медленно, шаг за шагом. Лошади, недовольные тем, что свернули с большой дороги, еле тянулись. Васенька беспокойно озирался и спрашивал, что это значит. Ему сказали, что идут на ночлег. Часто останавливались и с тревогой в сердце замечали, что расстояние между ними и эскадроном уменьшилось, что стали видны отдельные всадники. Вступая в горы, эскадрон свернулся в одну колонну и выслал дозоры, и по тому, как широко пошли эти дозоры, было ясно, что они захватят и обнаружат отряд.