Алексис Лекей - Червонная дама

• Название: Червонная дама
• Автор: Алексис Лекей
• Жанр: Полицейский детектив
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-17-083137-1

Алексис Лекей — блестящий мастер детективного жанра, лауреат престижных премий «Французский саспенс» и «Приключенческий роман года». Признанный писатель, сценарист и режиссер, он переносит свои книги на экран. Его знаменитый сериал «Жюли Леско» держит высочайший рейтинг на французском телевидении уже больше двадцати лет. «Червонная дама» открывает цикл романов — и успешных телефильмов, — названных именами карточных дам. В центре внимания автора женщины и их роль в игре жизни со смертью. Однако подлинный герой этих книг — бесстрашный и обаятельный комиссар Мартен, сыщик от бога и любимец женщин, не менее популярный в сегодняшней Франции, чем комиссар Мегрэ.

Нервы Мартена на пределе — его бывшая жена неожиданно собралась замуж, у дочери сердечная драма, а на службе замучила рутина. Но когда среди бела дня в Париже происходит убийство молодой красивой брюнетки, Мартен устремляется на поиски преступника, и сюжет начинает развиваться стремительно, не позволяя отвлечься ни на секунду.

---

Алексис Лекей Червонная дама

Моим червонным дамам посвящается

Глава 1

С работы она вернулась вовремя и как раз успевала с ужином. Но тут позвонила сестра из Тулузы, они проговорили несколько минут, а потом, ставя на плиту кастрюлю, она обнаружила, что в баллоне кончился газ. Она открутила шланг и присоединила его к новому баллону. Ей надо было приготовить только бешамель — об остальном она позаботилась еще утром.

Бросив взгляд на круглые часы, висевшие над холодильником, она поняла, что уже половина восьмого. Быть того не может!

Сердце ёкнуло.

Деревянная ложка, которой она размешивала соус, задрожала в руке.

Она отбросила ложку, словно обжегшись, и нервно потерла руки. Очень красивые руки, длинные и гладкие, с коротко подстриженными ногтями. Их портил лишь искривленный мизинец на левой руке — след перелома трехмесячной давности. А единственным украшением им служило золотое обручальное кольцо, обхватывавшее основание безымянного пальца так плотно, что снять его было невозможно.

Половина восьмого, а его еще нет. Ее тело — точнее говоря, ее руки — отреагировали первыми.

Сколько она их ни терла, дрожь не унималась. В груди поднималась ледяная волна, подчиняя себе все: внутренности сжимались, словно скукоживаясь, грудь как будто стремилась спрятаться под кожу, а то и вовсе исчезнуть; казалось, еще чуть-чуть — и ноги перестанут ей повиноваться. Но в то же время некая часть ее наблюдала за происходящим с почти насмешливой отстраненностью, сравнивая нынешние ощущения с тем, что ей приходилось переживать раньше.

Она измерила себе пульс. За пятнадцать секунд насчитала тридцать один удар. Значит, сто двадцать четыре в минуту. И сердцебиение только усиливалось.

Другая ее часть, наивная до глупости и глубоко ею презираемая, все еще надеялась, что симптомы обманчивы и ничего страшного не случится, но эта нелепая надежда тоже скукоживалась по мере того, как длинная стрелка отсчитывала секунды, складывавшиеся в минуты.

Ее заставил очнуться запах гари. Прощай, бешамель. Да и кастрюля тоже.

Приступ паники утих мгновенно, как будто его и не было.

Двигаясь как автомат, она быстро выключила газ, бросила в раковину полную кастрюлю с ложкой внутри, нараспашку открыла единственную створку окна и до упора открутила кран. Струя холодной воды пробила толстую серую пленку, образовавшуюся в кастрюле, и вырвала из нее разлапистые хлопья, которые выплеснулись наружу и забили сток раковины.

Вода из крана продолжала течь, заполняя раковину; она смотрела на нее невидящим взором, не понимая, что надо закрутить кран.

Руки, лежавшие на бортике раковины, больше не дрожали. Действуя машинально, она проткнула пальцами пробку из сероватой массы, забившей сток.

Вода уходила, и вместе с ней из головы улетучивались тревожные мысли. Страх ей не поможет. Сопротивление бесполезно. Она давным-давно решила, что не имеет никакого права искать выход из ада, в котором жила.

Почти тотчас же послышалось движение возле двери. Дверь хлопнула, и ее окатило его запахом.

Она закрыла кран и повернулась к нему, готовая ко всему.

Он резко остановился на пороге и втянул ноздрями витавшую в воздухе гарь. Уставился на жену. Она не опустила глаз.

— Что еще ты натворила? — тихо произнес он. — Я уродуюсь на работе, а ты тут устраиваешь…

Он не договорил. Тремя решительными шагами приблизился к ней, одной рукой отпихнул ее в сторону и наклонился над раковиной. Сунул палец в остатки соуса и воздел его кверху.

— Что это за дрянь?

Она не ответила. Зачем?

Он ткнул ей в лицо перемазанным пальцем, пачкая нос и щеки.

— Так и будешь молчать? Ничего мне сказать не хочешь?

Она попятилась назад, но он схватил ее за блузку и дернул к себе — так резко, что у нее клацнули зубы.

— Почему не отвечаешь? А? Я одиннадцать часов горбатился на этой сраной стройке! Хоть словечко-то от тебя я заработал? Про ужин я не говорю. Просто объясни мне, чем я заслужил такое отношение!

Она закрыла глаза. От него несло спиртным, и ее замутило. Искаженное яростью лицо мужа придвинулось к ней вплотную, обдав винными парами. Что будет дальше, она знала и так. Но прежде чем нанести первый удар, ему требовалось найти себе оправдание.

— Зенки открой, по крайней мере, когда с тобой разговаривают!

Она открыла глаза и заставила себя посмотреть на него. Даже искаженное злобой, его лицо оставалось красивым. Светлые с рыжиной, коротко подстриженные волнистые волосы обрамляли широкий и низкий лоб. Крупные, но правильные черты, словно вырубленные из камня. Широкий, красиво очерченный рот, из которого сейчас вырывалось смрадное дыхание. Она знала, что ее палач нравится женщинам. Он и ей когда-то нравился. Она его даже любила.

* * *

Он не всегда был таким. В первое время он ее и пальцем не трогал.

Иногда он пропадал на все выходные. Потом возвращался с видом побитой собаки и, обдавая ее приятным запахом мяты, клялся, что не изменял ей. Она предпочитала ему верить — он был внимательным мужем и явно не интересовался другими женщинами. Ему нравилось, когда она прижимала его к себе, как маленького мальчика, и называла малышом. Он был очень красив и любил, когда она ему об этом говорила. Он подолгу стоял перед зеркалом, любуясь собой, и она находила это трогательным.

Все изменилось, когда она забеременела. «Залетела», как иногда выражались ее знакомые. В ее случае это дурацкое выражение неожиданно обрело буквальный смысл: она была на четвертом месяце, когда он столкнул ее с лестницы — они тогда в первый раз крупно поссорились, — и она полетела со ступенек. Он утверждал, что она его забросила. Она пыталась возражать, повторяла, что это не так, а если она больше не может заниматься с ним любовью так же часто, как раньше, то всему виной ее положение и плохое самочувствие.

Он с каждым днем делался все мрачнее и молчаливее и взял привычку исподтишка разглядывать ее живот, как будто ее беременность была какой-то отвратительной болезнью и личным выпадом против него. Тем не менее они говорили о будущем ребенке, и ей казалось, что он мечтает о нем не меньше, чем она.

Несмотря на падение с лестницы, ребенка она сохранила. Следующие несколько дней он демонстрировал раскаяние, и в конце концов она убедила себя, что это была просто случайность.

Он больше не притрагивался к ней до самых родов, но постепенно она догадалась, что он воздерживается от близости с ней не потому, что щадит ее или испытывает угрызения совести, а потому, что ему противно.

Он всегда любил выпить, но теперь, все позже возвращаясь с работы, уже не сосал мятные леденцы, чтобы забить запах спиртного. Она поняла, что его долгие исчезновения по выходным — когда она еще не ждала ребенка — объяснялись тем, что он где-то напивался. Разница заключалась в том, что он больше не считал нужным таиться.

Накануне родов он опять пропал и вернулся только через десять дней.

Он плакал и просил у нее прощения. Он сам не знал, почему ушел, помнил только свой страх. Он боялся, что она его разлюбила, что он для нее больше не существует.

Раньше она никогда не видела, чтобы он плакал. Ее это потрясло, и она решила забыть прошлые обиды. Он изменился. Он стал другим. Они долго стояли обнявшись и заливались слезами.

Немного успокоившись, он посмотрел на нее с улыбкой, и в его взгляде вспыхнул знакомый огонек.

Она еще не оправилась после родов, но это не имело значения. Какая чепуха! Главное, что они снова семья.

Он обнял ее и зарылся лицом ей в шею.

Потом отступил на шаг и с радостным изумлением потрогал ее грудь. Она была у нее красивой формы, но небольшая, а теперь увеличилась на три размера.

Ей хотелось показать ему ребенка, но что-то подсказало ей, что не надо сразу вести его в детскую. Ее беременность была для него таким шоком.

Он расстегнул на ней блузку, сунул руку за бюстгальтер и нежно погладил набухшую левую грудь, слегка зажав пальцами сосок. На его лице появилось выражение детского восторга, снова умилившее ее. Она никогда не видела его таким.

Она застонала. Он поднял ее на руки и отнес в постель. Она опять влезала в свои старые джинсы 38 размера, чем немало гордилась. Он расстегнул первую пуговицу и, резким движением сдернув ее на бедра, уткнулся носом и бородой в ее еще дряблый после родов живот, провел языком по пупку и спустился ниже. Она снова застонала, обхватила руками его голову и притянула к себе, к своему лицу. Она чувствовала такое же возбуждение, как и он.

Покрывая поцелуями его губы, щеки, нос и подбородок, она просунула руку между ним и собой, скользнула пальцами по его твердому животу, проникла за ремень брюк и обхватила его трепещущий разгоряченный член.