Дмитрий Хмельницкий - Союз звезды со свастикой. Встречная агрессия (сборник)

• Название: Союз звезды со свастикой. Встречная агрессия (сборник)
• Автор: Дмитрий Хмельницкий
• Издательство: Яуза-пресс
• Жанр: История
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-9955-027

Целых полвека эта информация была главной тайной СССР. Полвека советская пропаганда отрицала тот факт, что в 1939 году Сталин заключил с Гитлером не просто пакт о ненападении, а секретное соглашение о разделе Европы. До сих пор кремлевский официоз отказывается признать, что в развязывании Второй Мировой войны виноват не один, а оба агрессора и что этот сговор диктаторов, этот постыдный союз звезды со свастикой заслуживает осуждения международным трибуналом не меньше, чем военные преступления нацистов, а значит, скамье подсудимых в Нюрнберге следовало быть гораздо длиннее!

Виктор Суворов первым неопровержимо доказал: без помощи Москвы Гитлер скорее всего вообще не пришел бы к власти. Не будь Сталина – не было бы и Второй Мировой. Не вздумай кремлевский тиран использовать фюрера как «ледокол мировой революции» – человечеству не пришлось бы умыться кровью в самой страшной войне от начала времен. А те, кто сегодня оплакивает падение СССР как «величайшую геополитическую катастрофу», завтра будут орать: хайль Сталин!

В новой книге проекта «Правда Виктора Суворова» собраны лучшие работы профессиональных исследователей, подтверждающие открытия самого читаемого военного историка.

---

По Версальскому договору (ч. 3 ст. 171) Германии запрещалось, как уже было сказано, иметь танки, и рейхсвер должен был обходиться без них. Но дальновидный фон Сект неоднократно проводил мысль о том, что танки вырастут в особый род войск наряду с пехотой, кавалерией и артиллерией. Поэтому, следуя данному тезису, немцы с 1926 г. приступили к организации танковой школы «Кама» в Казани63. Подготовленная в «Каме» плеяда танкистов, среди которых было 30 офицеров, облегчила позднее быстрое создание германских танковых войск…

Наиболее засекреченным объектом рейхсвера в СССР являлась «Томка», в которую немцы вложили около 1 млн марок. Это была так называемая школа химической войны, располагавшаяся в Самарской области, в непосредственной близости от территории автономной республики немцев Поволжья.

Между тем ч. 1 ст. 171 Версальского мирного договора запрещала Германии как пользование удушливыми, ядовитыми и тому подобными газами, всякими аналогичными жидкостями, веществами или способами, так и ввоз их в Германию.

В «Томке» испытывались методы применения отравляющих веществ в артиллерии, авиации, а также средства и способы дегазации загрязненной местности. Научно-исследовательский отдел при школе снабжался новейшими конструкциями танков для испытания отравляющих веществ, приборами, полученными из Германии, оборудовался мастерскими и лабораториями.

Бесспорно, что сотрудничество РККА и рейхсвера в трех названных центрах (с кодовыми названиями «Липецк», «Кама» и «Томка») осуществлялось вопреки Версальскому договору, в соответствии со ст. 168 которого местонахождение и создание подобных военных предприятий должно было быть согласовано и одобрено правительствами главных союзных и объединившихся держав.

Советская сторона получала ежегодное материальное «вознаграждение» за использование этих объектов немцами и право участия в военно-промышленных испытаниях и разработках. Начальник вооружений РККА И. Уборевич говорил, что «немцы являются для нас единственной пока отдушиной, через которую мы можем изучать достижения в военном деле за границей, притом у армии, в целом ряде вопросов имеющей весьма интересные достижения»64.

До поры германо-советское военное сотрудничество было скрыто от глаз общественности. Только статья в английской газете «Манчестер Гардиан» в 1926 г. открыла его. Следствием разоблачения стал правительственный кризис в Германии: кабинет премьера Маркса ушел в отставку. Социал-демократы в рейхстаге устроили демарш в связи с поставками в Германию снарядов из СССР.

Тем не менее возрождение германских вооруженных сил в Советской России продолжалось до 1933 г. «Именно здесь, в России, – утверждают изучившие огромное число документов историки Ю. Дьяков и Т. Бушуева, – были в значительной степени заложены основы будущих наступательных сил Германии, ставших в 1939 г. ужасом для Европы, а в 1941 г. обрушившихся на СССР»65. Это мнение разделяет В. Иванов. «С горечью приходится признавать, – пишет он, – что большевистское правительство внесло немалую лепту в вооружение Германии для Второй мировой войны, обучение ее военных кадров в обход версальских запретов и тем самым прямо повинно в разжигании Второй мировой войны»66. (Справедливости ради отметим, что рейхсвер параллельно имел тайные связи такого рода и с другими странами.) И действительно, в течение шести лет – с 1933 по 1939 г. – «из ничего» создать сильный военно-воздушный флот и самое мощное на тот период времени танковое вооружение было не по плечу даже гению в области строительства вооруженных сил.

Вполне резонно может возникнуть возражение, что шел-де двусторонний процесс, что Красная армия училась у более подготовленного учителя. Но ведь, с одной стороны, закулисные сделки за спиной мировой общественности носят печать безнравственности, не говоря уже о том, что советское руководство фактически становилось соучастником противоправной деятельности Германии, проигнорировавшей нормы Версальского договора. А с другой – судьбы советских командиров высшего и среднего звена, стажировавшихся в Германии, окажутся трагическими. Почти все они будут уничтожены, а полученные ими в Германии военные знания и опыт навсегда канут в Лету. (Здесь-то и лежит ключ к разгадке репрессий в отношении многих деятелей РККА67.) Однако 28 сентября 1939 г., всего лишь через два года после грозного приказа наркома обороны СССР К. Е. Ворошилова № 96 от 12 июня 1937 г., в котором он объявил о раскрытии «заговора предателей и контрреволюционеров, действовавших в интересах германского фашизма», Ворошилов вместе с командармом 1-го ранга Шапошниковым, с одной стороны, и представителями вермахта – с другой, поставит подписи на военных протоколах, координирующих действия советских и германских войск в Польше осенью 1939 г.

Советско-германские договоренности 1939 г. ложились на почву, готовившуюся многие годы. Так, в 1930 г., когда отношения между двумя странами уже не отличались особой сердечностью, английский военный атташе в Берлине М. Корнуэль сообщал, что тем не менее «военные германские власти намерены поддерживать тесную связь со своим будущим могучим союзником в случае возможного конфликта с Польшей»68. 12 мая 1933 г. В. Н. Левичев, военный атташе Советского Союза в Германии, сообщал в письме на имя Ворошилова об обстановке в рейхсвере: «…главной-то основой дружбы, включительно «до союза», считают все тот же тезис – общий враг Польша»69. И такой настрой германских военных кругов, сохранившийся даже после гитлеровских «чисток», во многом предопределил, как мы увидим позднее, подписание германо-советского пакта о ненападении 23 августа 1939 г.

Думается также, что, наряду с другими причинами, в гитлеровской идеологии «похода на Восток» получила свое выражение порожденная «Версалем» враждебность Германии к Польше, особенно сильная в военных и правых кругах.

Интересно, что и советское руководство, заключив мирный договор с Польшей в 1921 г. и тем формально признав восточную польскую границу, неизменно подчеркивало свое недовольство сложившейся ситуацией. Так, посол Германии в СССР в 20-х – начале 30-х годов фон Дирксен 17 октября 1931 г. писал из Москвы о своей встрече с Ворошиловым, утверждая, что границы с Польшей Ворошилов считает, как это он подчеркивал в разговоре с начальником Генерального штаба рейхсвера Адамом, «неокончательными»70, а проводимые в то время СССР переговоры с Польшей и Францией нарком обороны СССР характеризует как «явление чисто политического характера, которое диктуется разумом»71. (Запомним эту характеристику и задумаемся, нельзя ли будет подобным же образом охарактеризовать англо-франко-советские переговоры 1939 г. Так, французский исследователь коммунизма Б. Суварин, предсказавший пакт Молотова – Риббентропа за сто дней до его подписания, 7 мая 1939 г. на страницах «Фигаро» подчеркивал, что Сталин всегда стремился заключить союз с немцами. А сближение с Лондоном и Парижем было полезно Москве лишь для того, чтобы, ведя переговоры на двух фронтах, успешнее оказывать нажим то на одних, то на других72.)

12 декабря 1931 г. Ворошиловым в беседе с фон Дирксеном были сказаны следующие слова: «…ни при каких обстоятельствах, разумеется, не может быть и речи о какой-либо гарантии польской западной границы; советское правительство – принципиальный противник Версальского договора, оно никогда не предпримет чего-либо такого, что могло бы каким-либо образом укрепить Данцигский коридор (название полосы земли, полученной Польшей согласно ст. 100–108 Версальского договора73 и дававшей ей доступ к Балтийскому морю; нежелание Польши удовлетворить германские ультиматумы о возвращении Данцига послужило одной из причин, побудившей Гитлера начать «польский поход» . – А. П. ) или Мемельскую границу»74. (Мемельская область с 1871 по 1918 г. находилась в составе Германской империи, затем под управлением Антанты и в 1923 г. возвращена Литве. Так возник Мемельский вопрос.) Не случайно уже в 1939 г. у нового посла Германии в СССР Шуленбурга на основании замечаний наркоминдел СССР Литвинова сложилось впечатление, что советское правительство не станет противиться включению Данцига в состав рейха75. Особенность мнения подтверждается беседой, состоявшейся 26 июля 1939 г. между заведующим Восточно-Европейской референтурой политико-экономического отдела МИД Германии Ю. Шнурре и советником полномочного представителя СССР в Германии Г. А. Астаховым, в ходе которой Астахов заявил, что «так или иначе Данциг будет возвращен Германскому государству и вопрос о Коридоре может быть каким-либо образом разрешен в пользу Германского государства»76.

Германское руководство в 1939 г., в свою очередь, также заверяло: «При любом развитии польского вопроса, мирным ли путем, как мы хотим этого, или любым другим путем, т. е. с применением нами силы, мы будем готовы гарантировать все советские интересы относительно Польши и достигнуть понимания с московским правительством»77. 2 августа 1939 г. Риббентроп сделал Астахову «тонкий намек на возможность заключения с Россией соглашения о судьбе Польши»78.