Степан Злобин - Остров Буян

• Название: Остров Буян
• Автор: Степан Злобин
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Русская классическая проза
• Год: 1981

В том входит роман «Остров Буян», посвященный известному событию русской истории середины XVII века — восстанию угнетенного населения Пскова в 1650 году против засилия феодального строя.

---

— Уйди! Он жив! Разорвет! — предостерегающе крикнул скомороху Левонтий Бочар.

Не слыша его, Гурка обнял друга за шею. Медведь оглянулся, лизнул ему руку, оставив на ней яркий кровавый след, вдруг застонал и доверчиво и бессильно поник головой к нему на колени. Изо рта зверя стекала кровь, глаза стекленели…

— Сколь ветчины! — громко сказал Устинов.

— На подворье свести скомороха, — повторил Мошницын приказ стрельцам тем же тоном, каким произносил его несколькими минутами раньше.

Осмелевший стрелец толкнул ногой Гурку.

— Простился с покойником — и пойдем, — сказал он, — а поминки завтра!

В этот миг медведь вздрогнул всем телом. Стрелец отшатнулся, но тут же поняв, что это была последняя предсмертная дрожь убитого зверя, схватил скомороха за шиворот.

Гурка встал.

— Ну, смотри, дворянин, вспомнишь Мишу! — пригрозил он, обратясь к Сумороцкому.

— Пойдем, гусаки! — сказал Гурка стрельцам и сам, распахнув дверь на площадь, вышел вон из избы…

— Сколь ветчины! — повторил Устинов и шевельнул йогой мертвую голову зверя.

— Теперь, Петр Андреич, довольна душа твоя? Больше обиды нет? — спросил Мошницын.

— Не кафтан обида, не скинешь с плеч! — возразил Сумороцкий.

— Не на город обида — на пришлого человека! Тут Земска изба ни при чем, — продолжал кузнец. — Как биться станешь? Все ли к делу готово? Раз сошлись мы тут вместе — ты все говори, что на сердце лежит. Мы тебе пособим, чем сумеем.

В этот миг вошел во Всегороднюю избу Томила Слепой. Не видя как следует в сумраке, освещенном двумя свечами, он наклонился низко к медведю, едва разглядел его и с безмолвным удивлением присел в стороне на скамью, не желая мешать беседе.

Сумороцкий мялся. Приготовленные заранее слова потерялись. Идя в Земскую избу, он обдумал все, но сейчас смутился множеством собравшихся выборных. Он еще не совсем разбирался, кто из них на его стороне и кто против.

Сумороцкий понимал, как важно Хованскому сохранить и отстоять острожек на левобережье. Сохранить этот острожек значило выстроить после второй и третий, это значило навести мост через Великую, это значило перевезти в Завеличье пушки, отнять у Пскова корма для скота и отрезать Изборск и Печоры, откуда во Псков привозили хлеб…

— Мыслю, что одолеем острог, — сказал наконец Сумороцкий.

Он видел — Михайла Мошницын с товарищами не хуже дворян понимают, что Завелицкая битва — это битва за дороги, за корма, за реку, за выгоны и за хлеб. И Сумороцкий представился озабоченным.

— Начальных людей маловато, — сказал он.

— Что же, я их рожу? — возразил кузнец. — Сами себя сколь в тюрьму посажали. Знатные есть дворяне, не хуже тебя, а с городом не хотят: изменные листы боярину посылают…

— Может, одумались бы, — сказал Сумороцкий. — Кабы еще с два десятка дворян да бой повести с умом — разом бы мы москвичей побили.

— Нешто дворяне лучше посадских стоять будут? — спросил Томила Слепой.

— Науку знают, как биться. Начальствовать могут, — пояснил Сумороцкий.

4

Томила Слепой и Михайла Мошницын с Неволей, Козой и Максимом поехали на монастырское подворье, где находились дворяне, посаженные сюда за сношения с Хованским, здесь же сидели воеводы — Собакин и Львов, три дьяка, князь Федор Волконский, стрелецкие головы, несколько попов и архимандритов и с десяток богатых посадских…

Земские выборные вошли в заплеванную грязную палату со сводчатым потолком и узкими окнами за решеткой, где помещались дворяне. Дворяне невольно поднялись с мест, сразу даже не сообразив, перед кем встают. Потом иные из них нарочито легли или сели, другие же сделали вид, что встали совсем не по поводу прихода старосты, а так, по каким-то своим нуждам.

Тогда Томила сказал:

— Господа дворяне, служба ваша нужна миру. Лучше с честью на поле пасть, нежели в тюрьме сгнить. С нами поп пришел. Целуйте крест, что худа не сотворите, никакие хитрости городу чинить не станете, да идите с честью по дворам, и от мира почет вам будет.

Дворянин Петр Козин, посаженный на подворье за письмо к Хованскому, не вставая с охапки соломы, на которой лежал, отозвался:

— Вы — воры, изменщики. Нечего вам на дворян надеяться, а нам крестного целования забывать да бесчестием милости воровской добывать. Идите к ворам умолять: вы разбойников да конокрадов из тюрьмы выняли, то вам и товарищи!

— Не только гостей у праздника, что Фома с женой, — заключил Коза, — что ты за всех кричишь? И кроме тебя у иных есть свои языки, — кивнул он на три десятка людей, заключенных в палате.

В ответ вышел из темного угла другой дворянин, Тимофей Астахов, и вывел на середину палаты сына, безусого паренька. Этот мальчик под видом босоногого посадского бежал из Пскова с письмом отца, но его схватили…

— Ей, кузнец, покарал тебя бог, сына отнял, опомнись! — сказал Астахов. — К чему город склоняешь? Мы крест целовали государю. Ежели топерво воровским мужикам крест поцелуем, кто веру нам имет! Пусть моего сына нынче на плаху положат — не быть ни мне, ни ему против государя.

— Старое целование поп разрешит и отпустит, — сказал Михайла.

— Воровской поп! — вмешался третий дворянин, Афанасий Вельяминов. — Слушайте вы, мужики: нечего нам толковать. Дворянам с мужиками не быть николи, как огню с водой. Наше дело за бояр и государя стоять да вас в дугу гнуть. Что мы против себя пойдем?! Ступайте, воры, откуда пришли!

— Спрос не грех, отказ не беда, — заключил Мошницын. — Кто схочет, дворяне, с нами идти под началом Петра Сумороцкого, те заутра отписку пришлите во Всегороднюю избу…

Староста вышел с товарищами из дворянской палаты, не спрашивая прочих заключенных.

— Собрать надо дворян, которые с нами встали, да все обсудить, как ударить, — предложил Томила Слепой, возвращаясь в Земскую избу.

К вечеру во Всегородней собрали дворян, согласившихся служить городу, и обсудили бой.

5

Иванка поднял мешок с овсом и в темноте двора прошел под навес. Шелест пересыпающегося в мешке овса привлек внимание пары лошадей, щипавших влажную от росы траву во дворе. Из мрака выплыли рядом их темные крупы, раздалось нетерпеливое фырканье, и теплое дыхание коснулось руки Иванки, который развязывал мешок.

— Балуй, балуй! Гляди — не дождешься! — дружески проворчал он, лаская мягкие, словно теплый бархат, губы коня и подставляя ему горсть овса.

Смачное хруптение зерна на крепких зубах и сдержанное жадное ржание второго коня рассмешили Иванку.

— На, на, завидчик! — весело сказал он, всыпав весь овес в короб…

Встревоженные шумом, рядом в курятнике во сне закокали куры, и тотчас, проснувшись, петух послал горластый воинственный вызов неведомому врагу. Где-то невдалеке отозвался второй, третий…

Когда вдали умолкла петушиная перекличка, Иванка все еще стоял, облокотясь о телегу и глядя на звезды. Только лай по задворкам улиц да стрекот кузнечиков нарушали теперь тишину. Теплый запах навоза смешался с медвяным и душным дыханьем цветущей липы… Какой-то шальной жук с ревом промчался мимо, шлепнулся в стену и, тихо жужжа, свалился невдалеке в траву…

Иванка вспомнил цветенье черемухи и пение майских жуков в саду в ту последнюю ночь, когда их с Аленкой застал кузнец… На мгновение лицо Аленки представилось рядом, но в тот же миг сменилось вытянувшимся и пожелтевшим мертвым лицом Якуни.

Пищальный выстрел ударил вдали, прокатился эхом и отдался где-то ближе повторным ударом… Завыли и забрехали собаки…

Иванка бросился через двор в избу.

— Началось! — крикнул он с порога.

— Пустое, Ваня! Робят разбудишь, — остановил его хлебник. — Сам ведаешь — на рассвете учнется.

— Палят! — возразил Иванка.

— Попалят да устанут…

Они прислушались оба. Сквозь голосистый лай, теперь раздававшийся всюду по городу, доносилась пальба со стороны Завеличья.

— На случай распутай коней да взнуздай, — сказал шепотом хлебник.

Иванка вышел. Желая дать коням съесть по лишней горсти овса, он начал с того, что их растреножил. Потом насильно оторвал их от еды, неловко натягивал на морды упругие ременные уздечки, дрожащими от волнения руками, путаясь в стременах, прилаживал на спины седла и, только уже затянув подпруги, заметил, что выстрелы смолкли…

Стук копыт раздался по улице через мостик невдалеке от двора Гаврилы. По возгласу «тпру!» Иванка узнал голос Кузи и с поспешностью отпер ворота.

— Иван, зови сюда дядю, — шепнул Кузя, зная, как хлебник всегда бережет семью от всякого беспокойства.

— Чего там палили? — спросил Гаврила, в одной рубахе сойдя во двор и почесывая бороду.

— Перво — наш дворянин послал нападать, чтоб покой у них ночью отнять. Не поспят, мол, — слабее станут… а там наши заметили — кони плывут по реке от Снетной горы на наш берег. Ну — стали пуще палить…