Борис Парамонов - След: Философия. История. Современность

• Название: След: Философия. История. Современность
• Автор: Борис Парамонов
• Издательство: Издательство независимая газета
• Жанр: Публицистика
• Год: 2001
• ISBN: 5-86712-095-3

Борис Парамонов — философ, блестящий стилист, один из самых оригинальных и острых современных авторов, заслуживший репутацию мастера интеллектуальных парадоксов. С 1980 года живет в Нью-Йорке.

В настоящем сборнике Борис Парамонов предстает как исследователь и комментатор академического склада.

---

Все это создает новый моральный климат в стране, создает новую атмосферу несвободы — принудительных стандартов поведения, совершенно обязательных для общественно значимых людей. Профессор Фёдери пишет об этом так:

Неделя, предшествовавшая похоронам Дианы, дала яркие примеры того морального давления, которому подвергаются ныне люди, не согласные с новейшими императивами поведения, с новыми требованиями этой секулярной религии. Это моральное давление было чрезвычайно ощутимо. Новые стражи общественной морали вылили гекалитры яда на членов королевской семьи, не пожелавших участвовать во всеобщей истерике. Принц Чарлз обвинялся, например, за то, что, идя за гробом, не положил рук на плечи своим сыновьям. Один ведущий английский журналист назвал его эмоционально неграмотным, а некий психолог посчитал его сдержанность по отношению к сыновьям формой истязания детей.

Вывод, к которому приходит профессор Фёдери, звучит весьма и весьма настораживающе:

Похороны Дианы показали с не вызывающей сомнений ясностью: нынче считается святотатством думать, что страдание не обладает самодовлеющей ценностью, или не верить в то, что опыт страдания автоматически наделяет страдающего какими-либо специальными качествами. Это опасная тенденция. Конечно, просвещенное общество будет относиться к страдальцам с сочувствием и уважением, но не с тем восторгом, который оно когда-то приберегало для героев. Но в том-то и дело, что чувства, вчера распространявшиеся на героев, сегодня отдаются несчастным.

Британия не только Диану потеряла. Эта неделя показала, что она утратила кое-что куда более значительное: понимание первостепенной важности того, что вы делаете, а не того, как много вы страдаете.

Должен недвусмысленно заявить, что я в общем и целом согласен с оценкой события, данной Фрэнком Фёдери. Единственное, что вызывает у меня возражение, — это его слова о новой секулярной религии, столько остро манифестированной в эти дни. Эта религия далеко не новая и отнюдь не секулярная. Она называется христианством. Произошла резкая вспышка традиционно христианских чувств, демонстрация христианского мироотношения. Но это, конечно, некая модификация христианства, и в этом смысле можно говорить о новизне. Новизна в том, что предметом культа сделалась не святая и не такая уж страдалица, а вполне светская и достаточно благоустроенная дама. Конечно, смерть в автомобильной катастрофе молодой женщины не может не вызвать сочувствия, но ведь в таких катастрофах нынче тоже нет ничего особенного, это массовое явление. Вот образ современного страдания — и современного христианства: христианства эпохи консьюмеристского вэлфэрстэйт, государства всеобщего благоденствия, в котором автомобиль не только не роскошь и не только средство передвижения, но иногда и способ насильственной смерти. Автомобиль как орудие пытки — даже сверхбезопасный «мерседес» высшей марки — современный крест.

Сострадание, культура и культ сострадания — совсем не самоновейшая выдумка, это традиционно христианская ценность. Нужно было сильно забыть христианство, чтобы в новейших тенденциях культурной и политической жизни не узнать классических христианских сюжетов. И можно сказать, что современный Запад вспомнил христианство, — что и сказывается в таких событиях, как похороны Дианы или вновь обозначившаяся терпимость к слабости. Христианский ренессанс начался на Западе в 60-е годы. Новые христиане назывались хиппи. Они же помогли понять, чем было на деле первоначальное христианство — христианин как психологический тип, а не как член институализированной организации — социоморфной церкви.

Все сейчас мной сказанное не означает, что, узрев в обсуждаемой теме христианский сюжет, я изменил свое негативное отношение к происходившему. Христианство не для всех выступает гарантией безошибочности, критерием истины, путем и жизнью. И никогда оно не было на Западе господствующим принципом культуры и социального бытия. Запад, каким мы его знаем, или лучше сказать, знали, — создание отнюдь не одного христианства: он унаследовал мощную античную культурную традицию. Христианство же поначалу было не культурным, а противокультурным принципом — было, в нынешних терминах, контркультурой. Его окультурила и трансформировала — церковь. Профессор Фёдери был бы совсем прав, если б указанную им новую секулярную религию назвал внецерковным христианством.

В связи с этим надо сказать кое-что о России. Надеюсь, из всего сказанного ранее понятно, какую я тут усматриваю связь. Сюжет с принцессой Дианой — русский сюжет. Культ жалости, сочувствия, сострадания был если не всеобщей практикой русской жизни, то культурной нормой и содержанием моральной проповеди русских гениев. Первым же в этом ряду был, как известно, Достоевский, наиболее красноречиво артикулировавший идею о спасительности страдания, о страдании как пути к моральному совершенству. Считалось (интеллигенцией), что русский народ в целом наиболее христианский народ, потому что он народ-страдалец. Отсюда родилась русская секулярная религия служения народу — народничество в широком смысле: не политическое движение, а культурная установка. Стоит даже назвать ее антикультурной. Считалось, что народ является носителем высших ценностей, носителем правды. В конечном счете это привело к самому настоящему культурному погрому, привело к большевикам. Трудно, конечно, называть большевиков в числе поклонников культа социального сострадания или считать их бессознательными христианами, но вот эта антикультурная их установка — оттуда же, из этой русско-христианской традиции: установка на понижение бытия, то, что наиболее культурные русские называли «кенозис»: нисхождение Бога, вочеловечение Его — и Христос в рабьем зраке.

В заключение просится цитата из Розанова — врага христианства, едва ли не большего, чем Ницше:

Европейская цивилизация погибнет от сострадательности. Как Греция — от софистов и Рим — от паразитов (прихлебателей за столом оптиматов).

Механизм гибели европейской цивилизации будет заключаться в параличе против всякого зла, всякого негодяйства, всякого злодеяния: и в конце времен злодеи разорвут мир.

Впрочем, Розанов уточняет:

Мир погибнет не от сострадательности, а от — лжесострадательности… В каком-то изломе этого. Цивилизации гибнут от извращения основных добродетелей, стержневых, на роду написанных, на которых все взошло… В Греции это был ум, в Риме — воля, у христиан — любовь. «Гуманность» общества и литературы и есть ледяная любовь.

Смотрите: ледяная сосулька играет на зимнем солнце и кажется алмазом.

Вот от этих «алмазов» и погибает все.

Можно, конечно, усомниться в гибели Запада; до сих пор все подобные пророчества постыдно не сбывались. На нашей памяти то же пророчил Солженицын: как Запад будет завоеван коммунизмом. Где этот коммунизм? Где, спросил бы я, Солженицын? Христианство если что-то погубило, так наше любезное отечество, — согласно тому же Розанову, сказавшему, что Россия упала в яму, вырытую человечеству христианством. Тем не менее похороны принцессы Дианы и все с ними связанное не случайно произвели негативное впечатление на людей, привыкших задумываться над проблемами культурной динамики.

Август 1997

Скромное обаяние буржуазии По поводу «Мифологий» Ролана Барта

В Америке в 1996 году вышла книга Джошуа Рубенстайна об Эренбурге — объемистая биография знаменитого писателя и журналиста. Среди многих интересных подробностей из его жизни (например, как он разговаривал с Голдой Меир будучи пьяным) сообщается и такая. В 1946 году Эренбург путешествовал по югу Соединенных Штатов, где имел место, в частности, такой эпизод:

Однажды на одной местной дороге в штате Алабама Эренбург и его американские спутники проезжали мимо какой-то фабрики, около которой стояла масса запаркованных автомобилей. Эренбург сказал, что это, должно быть, автомобильный завод, выставивший наружу свою продукцию. Американцы уверяли его, что это текстильная фабрика и что автомобили возле нее принадлежат рабочим. Эренбург не поверил этому, он попросил остановиться и подождать конца смены. В пять вечера прогудел гудок, рабочие — белые и черные — вышли из заводских ворот, сели в автомобили и разъехались по домам. Эренбург был настолько потрясен этим зрелищем, что долго не мог произнести ни слова.

Книга Джошуа Рубенстайна настолько хорошо документирована, что не поверить этой истории нельзя, — и все же веришь как-то с трудом: неужели Эренбург, этот матерый волк, человек, полжизни проведший на Западе, не знал, что в Соединенных Штатах — автомобиль не роскошь, а средство передвижения, что знали даже в Советском Союзе, даже беспризорники (см. мемуары Н. Я. Мандельштам)? Он мог бы, к примеру, вспомнить книгу Бориса Пильняка «О’кей». Тот был в Америке году в 33-м, во время Великой Депрессии, когда дела шли там действительно худо, и увидел где-то на строительстве дороги по специальной федеральной программе помощи безработным ту же картину: массу автомобилей. Он тоже вроде Эренбурга спросил: «А чьи это автомобили?», и ему ответили: «А это безработные на работу приехали». Такую деталь нельзя не запомнить (я бы сказал, что это единственное, что запоминается в этой малоинтересной книге). Ну, допустим, Эренбург не читал эту вещь Пильняка, но «Одноэтажную Америку» он читал уж наверное, а там тоже много говорится об этой всеобщей американской автомобилизации.