Г. Китинг - Новые приключения Шерлока Холмса (антология)

• Название: Новые приключения Шерлока Холмса (антология)
• Автор: Г. Китинг
• Издательство: Иностранка, Азбука-Аттикус
• Жанр: Классический детектив
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-389-0452

В классических рассказах о приключениях Шерлока Холмса, вышедших из-под пера Артура Конан Дойла, лишь мельком упоминается ряд дел, разгадкой которых приходилось заниматься Великому Сыщику. Даже для тех, кто не обладает дедуктивным мышлением, совершенно очевидно, что эти дела всерьез повлияли на судьбу Холмса и на формирование его методов ведения расследования. Но, в силу определенных, известных ему одному причин, Артур Конан Дойл не уделил этим делам внимания, которого они заслуживают.

Лауреат премии Эдгара По, писатель и литературовед Майк Эшли вдохновил целую плеяду известных писателей на то, чтобы закрасить «белые пятна» в истории Шерлока Холмса. Двадцать шесть вошедших в эту антологию рассказов достойно дополняют классический ряд приключений Великого Сыщика.

Редактор-составитель: Майк Эшли.

Автор введения: Ричард Лэнслин Грин.

---

Мужчина отнял руки от лица, на котором страх мешался с изумлением.

— Как вы узнали? — прошептал он.

— Ваша жена сказала, что все пропавшие вещи, за исключением кольца, принадлежали вам, — деталь знаменательная, ибо воры обычно подобной разборчивости не проявляют. Не менее знаменателен показался мне и факт протяженности краж во времени — вещи изымались в течение нескольких недель. Если б виновницей была служанка, разве стала бы она красть вещи постепенно, зная, что в любой момент может быть поймана с поличным? Нет. Воровка рискнула бы единожды — схватила бы все, что может, и сбежала бы! К тому же ваша жена упомянула, что в последнее время вы стали поздно возвращаться с работы, и появление этой новой для вас привычки совпадает по времени с исчезновением вещей. По-видимому, ваши поздние возвращения не связаны с работой, а связаны с чем-то, требующим денег. Ведь я прав, не так ли?

Форрестер кивнул. Теперь, когда прошел первоначальный шок, он явно испытывал какое-то облегчение и даже радость оттого, что тайна его наконец раскрыта. Когда он заговорил, голос его звучал решительнее и звонче.

— Да, вы правы, мистер Холмс. Я брал эти вещи и тут же закладывал их. Поначалу это были мои вещи, и жена вряд ли могла бы их хватиться, если же это и произошло бы и она стала бы подступаться ко мне с расспросами, я всегда мог бы выкрутиться, выдумав какое-нибудь правдоподобное объяснение. Взять же кольцо меня заставило отчаянное положение, в котором я очутился. Но вот что касается Сары, то тут, мистер Холмс, вы ошибаетесь. Я вовсе не хотел, чтоб девушку выгнали как воровку, хоть и предлагал это. Я надеялся, что полиция, не найдя доказательств, закроет дело.

— Что же породило то отчаянное положение, в котором вы очутились? — спросил я, когда он замолчал.

Форрестер поднялся и долго смотрел в расположенное за его креслом окно, прежде чем ответить: «Игра».

Он вновь повернулся к нам лицом с видом преступника, готового дать на суде признательные показания.

— Я пристрастился к игре на ипподроме и уже некоторое время не могу без этого жить. Поначалу я играл от случая к случаю, но вскоре это стало для меня манией, превратилось в привычку, сковавшую меня по рукам и ногам. Как я ни пытался освободиться от этой привычки, ничего не получалось, — я начал просаживать кучу денег и тратил все больше и больше. Вскоре я влез в долги, и жалованья моего уже не хватало. Я же продолжал делать ставки на деньги, которые получал, закладывая взятые из дома вещи, теша себя несбыточной мечтой всех игроков о крупном выигрыше, который непременно меня ждет и который вознаградит меня за все мои потери. Но деньги все уплывали, а их требовалось все больше. И мне пришла в голову безумная мысль — заложив женино кольцо, не только рассчитаться с кредиторами, но и вернуть все, заложенное ранее. Я был в таком отчаянии, что даже не думал о том, что будет, если жена обнаружит потерю, — единственное, что меня заботило, были мои долги. Я знал, что в среду днем в доме никого не будет, и я заехал домой и взял кольцо. О том, что Сара плохо себя чувствует и никуда не ушла, я понятия не имел. Когда полицейский указал на нее как на подозреваемую, я сперва почувствовал облегчение, но после меня охватили ужас и оторопь от содеянного и от мысли, во что я превратился. И вот теперь я не знаю, как мне быть.

Он сидел перед нами — этот сломленный, удрученный горем человек. Мне было очень жаль его — ведь и сам я был не чужд страсти к игре. Мне ль было не знать, во что она способна превратить человека, — слишком многие из моих знакомых попадали в эту ловушку и пропадали в ней. Последнего, правда, сам я избежал, чего не скажешь о многих других. И все же спасение возможно, как я и сказал Форрестеру.

— Спасение? — протянул он устало. — Как? Что для этого сделать?

— Признаться жене, — сказал молчавший до этого времени Холмс.

— Жене? Нет, не могу! Какой стыд…

— Но это лучше, чем разорение, которое ждет вас, если вы продолжите катиться дальше по этой дорожке. Ей-богу, сэр, — продолжал он уже мягче, — ваша жена — добрая женщина, и ей знакомо сострадание. К нам она обратилась из жалости к своей горничной, и я уверен, что, честно признавшись ей во всем, вы не пожалеете. Отправляйтесь к ней сейчас же, объяснитесь с ней, а после сообщите Саре, что бояться ей нечего.

И, поднявшись перед уходом, Холмс сказал:

— Я пошлю телеграмму, но прошу вас передать супруге мои извинения за то, что нарушил слово и не приехал в назначенный час. Уверен, что встречу понимание с ее стороны. Пойдемте, Ватсон.

Джон Грегори Бетанкур «Общество нищих-любителей» (рассказ, перевод Е. Осеневой)

1887 год у Холмса изобиловал делами. Нам совершенно точно известны по меньшей мере тринадцать из них. В начале «Пяти зернышек апельсина» Ватсон называет некоторые из этих дел, как обычно, немного путаясь, поскольку дело о «Пяти зернышках апельсина» относится не к 1887-му, а к 1889 году.

Что же касается вышеуказанного 1887 года, то начался он для Холмса противостоянием с одним из самых грозных его противников Чарльзом Огастесом Милвертоном, королем шантажистов. Затем последовало «дело о Парадольской комнате», над которым я продолжаю трудиться, надеясь в будущем вам его представить. После этого Холмс с головой погрузился в запутанное «дело Голландско-Суматранской компании», результатом чего явились как интригующая «гигантская крыса с Суматры», так и намек на дерзкие аферы некоего барона Мопертюи. Усилия, которых потребовали от него эти важные расследования, подорвали его здоровье до такой степени, что Ватсон почти силком увез его в Суррей с целью дать ему несколько дней отдыха. Но и там Холмс не преминул тут же взяться за дело, раскрыв местную историю «рейгетских сквайров». Работа излечила его: за считаные дни он поправился и возвратился в Лондон.

Там он занялся, в частности, делом «Общества нищих-любителей», записанным Ватсоном лишь спустя несколько лет. В окончательном корпусе его записок, собранных в знаменитом жестяном чемоданчике, этих записей не содержится, найдены же они среди других его бумаг книготорговцем Робертом Вайнбергом, о чьих собственных изысканиях я расскажу позже. Тот продал эти записи Джону Бетанкуру, с чьей помощью и восстановлен весь сюжет.

Как я уже писал, первые годы моего совместного проживания с мистером Шерлоком Холмсом принадлежат к числу самых интересных периодов моей жизни. Из всех дел, как общественных, так и частных, занимавших его в то время, было одно, описать которое я долгое время не решался. Несмотря на хитроумный ход расследования, завершившегося, как я искренне полагаю, вполне удовлетворительно, что лишний раз делает честь моему другу, сама причудливость сюжета препятствовала моему стремлению рассказать о нем широкой публике. Однако теперь, я чувствую, настало время изложить факты касательно мистера Оливера Пендлтона-Смайта и весьма странной организации, к которой он принадлежал.

Первая наша встреча с ним, если это можно назвать встречей, в моей записной книжке датируется вторником 24 апреля 1887 года. Мы тогда завершили одно очень секретное и щекотливое дело (о котором я не вправе писать), и мощный ум Холмса был, по-видимому, все еще всецело занят им: Холмс был рассеян и отстранен, и я понимал, что мыслью он неизбежно вновь и вновь возвращается к пережитому. Я опасался даже, что друг мой может прибегнуть к уже известному ему стимулятору — опиатам, дабы взбодриться и отвлечься.

По этой причине я почувствовал облегчение, когда миссис Хадсон объявила о посетителе — мужчине очень настойчивом, но отказывающемся себя назвать. Мужчина требовал встречи с Холмсом.

— Темное пальто, шляпа, низко надвинутая на лоб, и черная трость? — осведомился Холмс из своего кресла, не отрываясь от книги.

— Верно! — воскликнула миссис Хадсон. — Верно! Как это вы догадались?

Холмс взмахнул рукой с явным неодобрением:

— Он больше часа простоял на другой стороне улицы, глядя на наши окна. Когда я закуривал трубку у окна, я не мог его не заметить, а доставая только что книгу, увидел его опять.

— А что еще вы можете сказать о нем? — спросил я, выглянув из-за моей «Морнинг пост».

— Лишь то, что он армейский полковник, недавно вышедший в отставку после службы в Африке. Человек со средствами, хотя не имеет ни титула, ни состояния.

— На то, что он военный, — раздумчиво начал я, — вам, конечно, указала его выправка, ну а дерево, из которого изготовлена трость, а вдобавок и его одежда могли навести вас на мысль о службе в Африке. Но из чего вы сделали вывод, что перед вами полковник, видя его не в форме?

— Из того же самого, откуда узнал, что зовется он полковником Оливером Пендлтоном-Смайтом, — отвечал Холмс.

Я отшвырнул от себя листы «Морнинг пост» и с пренебрежением фыркнул: