Александр Михайловский - Мы наш, мы лучший мир построим

• Название: Мы наш, мы лучший мир построим
• Автор: Александр Михайловский
• Жанр: Альтернативная история

Том Второй "Мы наш, мы лучший мир построим" повествует о полном боев и тревог первом месяце существования Советской Власти.

---

   Но, как оказалось, Свенсон приехал в Петроград по более важным делам. После взаимных приветствий и поздравления меня с назначением на высокий государственный пост, господин Свенсон передал мне конверт, на плотной бумаге которого были написаны по-русски лишь мои имя и фамилия. Кто был автором этого послания, мой нежданный визитер не знал. Сказал он лишь, что попросили его совершить небезопасную по нынешним военным временам поездку в Петроград люди весьма уважаемые и серьезные. После чего Магнус Свенсон откланялся, сказав, что зайдет ко мне вечером, дабы получить ответ на это письмо.

   Он ушел, а я еще долго вертел в руках конверт. По моему разумению дело было явно тайное, а для подобных тайных дел у нас в правительстве существовал отдельный наркомат. Но письмо все-таки было адресовано мне, и я, достав ножик для разрезания бумаги, вскрыл его.

   Внутри конверта находились два листка бумаги. Текст письма был написан по-немецки четким и угловатыми "готическим" почерком. Но, первое, что мне бросилось в глаза, была подпись под этим посланием: Alfred von Tirpitz.

   Я сел в кресло и задумался. Конечно, имя гросс-адмирала германского флота мне было хорошо известно. Тирпиц был кумиром многих немцев - в этом я смог убедиться за время моего проживания в Германии. Но я так же знал, что из-за разногласий с кайзером Вильгельмом по поводу методов ведения неограниченной подводной войны Тирпиц подал в отставку еще в марте прошлого года. Но влияние он при дворе германского императора не потерял, и если письмо было от него, а пробежав глазами первые его строчки, я понял, что это действительно так и было, то написано оно было, как минимум, с ведома кайзера. Вот, что было в этом письме:

   Уважаемый господин Красин!

   Мне стало известно, что Вы назначены на высокий пост министра торговли и промышленности в новом правительстве России. Поздравляю Вас с этим назначением, и желаю Вам успехом на новом для Вас поприще.

   Хочу сказать, что я всегда был сторонником мирных отношений с Вашей страной, и меня сильно огорчает то, что наши с Вами государства вот уже четвертый год ведут кровопролитную и абсолютно бессмысленную войну.

   Я полагаю, что необходимо как можно скорее покончить с этим противостоянием, которое приносит нашим странам лишь огромные людские потери и разрушения. Для этого я хотел бы установить контакт с кем-нибудь из нового правительства России, чтобы обсудить с ним возможности скорейшего окончания военных действий между Россией и Германской империей. Я полагаю, что такая возможность принесет пользу всем.

   Понимаю, что Вы не полномочны единолично принимать решения о возможном контакте. Поэтому, я буду рад, если вы покажите это письмо главе нового правительства России господину Сталину, а так же другим лицам, которые располагают влиянием для того, чтобы принять решение о возможности проведения предварительных консультаций по такому важному для наших стран вопросу, как прекращение военных действий.

   Я буду ждать Вашего ответа. Его вы можете передать через господина Свенсона, который найдет способ довести до меня Ваше решение.

   С глубочайшим почтением к Вам, Альфред фон Тирпиц, гросс-адмирал флота Германской империи".

   Я положил на стол письмо Тирпица, и задумался. Понятно, что это послание было завуалированным приглашением к началу мирных переговоров. Я знал, что война на два фронта истощила Германию, и после вступления САСШ в апреле 1917 года в войну на стороне Антанты, победа стран Центрального блока стала совсем проблематичной. А вот если бы Германии и Австро-Венгрии удалось бы заключить мир с Россией...

   Но, как правильно написал Тирпиц, я не имел соответствующих полномочий для принятия таких решений единолично. В первую очередь надо немедленно ознакомить с полученным посланием гросс-адмирала председателя Совнаркома товарища Сталина. Я снял трубку с телефонного аппарата, а потом, немного подумав, положил ее обратно на место. Нет, о таких вещах надо разговаривать только с глазу на глаз. Я позвал своего секретаря и попросил, чтобы он вызвал дежурное авто из гаража Совнаркома.

   20 (7) октября 1917 года 12:30. Петроград. Таврический дворец.    Капитан Тамбовцев Александр Васильевич.

   Сижу себе спокойно, не шалю, никого не трогаю, примус починяю... Вдруг звонок от самого товарища Сталина, и просьба прибыть к нему под его светлые очи как можно быстрее... Что случилось?

   Примчался я в Таврический, почти бегом - эх, где мои семнадцать лет! В кабинете товарища Сталина уже находились: нарком торговли Леонид Борисович Красин, наркоминдел Георгий Васильевич Чичерин и наш нарком внутренних дел и государственной безопасности "железный Феликс". С ходу понимаю, что случилось уж очень что-то серьезное. Поздоровавшись со мной, товарищ Сталин протягивает мне письмо, написанное явно не по-русски. Судя по готическим буквам и длинным предложениям, это, скорее всего, письмо из Германии. Ого! - От самого Альфреда фон Тирпица. - Что же хочет гросс-адмирал?

   С трудом разбираю написанное. Все же немецкий язык мне знаком хуще, чем английский, примерно в объеме - "читаю со словарем". Видя мои мучения, Леонид Борисович взял послание Тирпица и перетолмачил его на общедоступный русский язык.

   - Все ясно, - говорю я, - уничтожение германского десанта у Эзеля, и регулярные авиаудары по коммуникациям и командным пунктам германской армии на Восточном фронте стали поводом для написания этого совсем не завуалированного предложения к началу мирных переговоров. Если мне не изменяет память, несмотря на отставку, Тирпиц так и не испортил свои хорошие отношения с кайзером, и продолжает часто бывать в его Ставке. Похоже, что это письмо - отнюдь не частная инициатива господина адмирала, а скорее наоборот.

   - Я тоже так думаю, - сказал Чичерин, поглаживая свою бородку клинышком, - не далее как вчера у меня состоялся разговор с датским посланником, который намекал на то, что пора бы заканчивать войну, и начинать мирную торговлю. Похоже, что настало время собирать камни...

   - Да, - произнес Сталин, смеясь глазами и попыхивая папиросой, - придя к власти, мы декларировали скорое окончание войны. Пора уже переходить от слов к делу. Если барышня согласна, то надо ее танцевать. - он посмотрел на Чичерина, - Георгий Васильевич, кого бы вы посоветовали направить в Стокгольм для переговоров?

   - Учитывая, что первый возможный контакт будет неофициальным, - сказал наркоминдел, - то, скорее всего, надо направить в Швецию человека, который, с одной стороны, имел бы вес в нашем правительстве, а, с другой стороны, не занимал бы никакого официального поста в нем. Следовательно, моя кандидатура отпадает, как и кандидатура товарища Красина. Впрочем, он может быть чем-то вроде прикрытия, отправившись в Стокгольм с частной поездкой. Ведь, Леонид Борисович, вам надо урегулировать дела с вашей семьей, которая сейчас находится в Стокгольме?

   - Да, именно так, - ответил Красин, - жена не желает пока выезжать в Россию. Надо переговорить с ней, чтобы определиться, наконец - где и как она собирается дальше жить.

   - Вот и отлично, - сказал Сталин, - пусть в Швецию отправляется товарищ Красин, а с ним, для непосредственного ведения переговоров поедет... -- тут Сталин посмотрел на меня...

   - Нет, товарищ Тамбовцев, - хитро прищурившись, сказал Иосиф Виссарионович, - вам и в Питере работы навалом. Я полагаю, что следует в качестве переговорщика отправить товарища Антонову. Нина Викторовна - дама жесткая, волевая, прекрасно разбирающаяся в хитросплетениях мировой политики и дипломатии. Да и ее знания, скорее всего, пригодятся во время переговоров с Тирпицем. Ведь именно он, как я понял из его письма, будет в Стокгольме лицом, ведущим переговоры?

   - Да, товарищ Сталин, вы поняли правильно, - сказал Красин, - но все же... Женщина в качестве посла? Это как-то...

   - Ничего, - усмехнулся Сталин, -- в Швеции к подобным вещам скоро все привыкнут, - тут я понял, что он, как и в наше время, решил отправить в Стокгольм в качестве посла Александру Коллонтай. И правильно - нечего ей, как это было в нашей реальности, путаться с пьяной матросней, и заниматься пропагандой "сексуальной раскрепощенности".

   - Согласен с товарищем Сталиным, - сказал Дзержинский, - я уже успел познакомиться с методами работы,  а также деловыми и профессиональными качествами товарища Антоновой, и считаю, что она сможет грамотно и твердо донести до германской стороны нашу точку зрения на возможные условиях заключения мирного договора. После предварительных разъяснений, уже проведенных товарищем Ларионовым, это будет не так сложно.