Вячеслав Бондаренко - Герои Первой мировой

• Название: Герои Первой мировой
• Автор: Вячеслав Бондаренко
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-235-03657-4

Нет в нашей стране более замалчиваемой, более оболганной, более проклятой и забытой войны, чем Первая мировая (1914—1918). Горька судьба ее героев. В силу исторических обстоятельств они не дождались ни юбилейных медалей, ни пенсий, ни музеев, ни вечных огней, ни цветов в день Победы…

Эта книга — скромная дань уважения тем, кто не вернулся с кровавых полей Галиции, Волыни, Польши, Литвы, Латвии, Белоруссии, над кем навсегда сомкнулись холодные воды Балтики или Черного моря.

Вниманию читателя представлены двенадцать очерков — кратких биографий людей, которые навсегда вписали свои имена в историю Первой мировой войны. Это выдающийся полководец и командир боевого корабля, сын великого князя и простой донской казак, первый в России летчик-истребитель и сестра милосердия, военный священник и лихой гусарский офицер… Жизнеописание каждого героя прослеживается в тесной взаимосвязи с судьбой России, отчего по прочтении складывается целостное представление о великой и трагичной эпохе.

Книга снабжена приложениями, из которых читатель узнает много полезного об организации и структуре Русской Императорской армии, воинских званиях и наградах.

---

Другим слабым местом Алексеева было его стремление видеть во всех только хорошее, неумение «узнавать» нужных людей и проводить их на высокие должности. Таков был генерал-квартирмейстер Ставки М.С. Пустовойтенко, которого за глаза все звали «Пустоместенко». Когда жена поинтересовалась у Михаила Васильевича, почему он так держится за Пустовойтенко, он ответил:

— Больших людей нельзя брать с фронта — там они нужней, а я и с ними обойдусь.

Весьма странной фигурой в Ставке был также генерал-лейтенант В.Е. Борисов. «Есть один тип, который в штабе мозолит всем глаза, — писал о нем великий князь Андрей Владимирович, — это закадычный друг генерала Алексеева, выгнанный уже раз со службы за весьма темное дело, генерал Борисов, — маленького роста, грязный, небритый, нечесаный, засаленный, неряшливый, руку ему давать даже противно. Алексеев считает его великой умницей, а все, что он до сих пор делал, свидетельствует весьма ясно, что это подлец, хам и дурак… Наши неудачи на Карпатах — это всецело его вина… Но Алексеев слепо ему верит, и его не разубедить».

Необъяснимой ошибкой Алексеева стало «воскрешение» из небытия 67-летнего генерала от инфантерии А.Н. Куропаткина, чей авторитет в армии и стране после Русско-японской войны был крайне низок. После начала Первой мировой Куропаткин буквально рвался на фронт — обивал пороги начальства, засыпал его рапортами, умоляя доверить ему хотя бы дивизию. «Поймите меня! — писал Куропаткин. — Меня живого уложили в гроб и придавили гробовой крышкой. Я задыхаюсь от жажды дела. Преступников не лишают права умереть за родину, а мне отказывают в этом праве». Но великий князь Николай Николаевич словно не слышал жалоб Куропаткина. Алексеев же отнесся к просьбам старого генерала с пониманием («Жаль старика, да и не так он плох, как многие думают») и ходатайствовал за него перед императором. В результате в сентябре 1915-го Николай II доверил Куропаткину командование Гренадерским корпусом, а 6 февраля 1916 года — должность главнокомандующего армиями Северного фронта. Но после того как Куропаткин провалил мартовское наступление 1916-го, Алексеев разочаровался в своем протеже и, когда вернувшийся с Северного фронта Г.И. Шавельский передал ему от Куропаткина привет, раздраженно ответил:

— Баба ваш Куропаткин! Ни черта он не годится! Я ему сейчас наговорил по прямому проводу…

В июле 1916 года, после провала летнего наступления на Северном фронте, А.Н. Куропаткин был снят с должности.

Главком Юго-Западного фронта Н.И. Иванов, вообще относившийся к Алексееву с плохо скрываемой неприязнью, характеризовал его так: «Алексеев, безусловно, работоспособный человек, имеет свои недостатки. Главное — это скрытность… Он никогда не выскажет своего мнения прямо, а всякий категорический вопрос считает высказанным ему недоверием и обижается… Он не талантлив и на творчество не способен, но честный труженик». Генерал Н.Н. Головин отмечал малую известность Алексеева среди солдат: «Солдатская масса его знала мало; в нем не было тех внешних черт, которые требуются малокультурным массам для облика героя. То же самое происходило и по всей стране: все мало-мальски образованные слои знали Алексеева, уважали и верили ему; народные массы его не знали совсем».

А вот каким видел Алексеева и вовсе далекий от него человек, Э.Н. Гиацинтов: «Алексеев — ученый военный, который никогда в строю не служил, солдат не знал. Это был не Суворов и не Скобелев, которые, хотя и получили высшее военное образование, всю жизнь провели среди солдат и великолепно знали их нужды. Алексеев — это канцелярский военный, профессор военных наук, но и только. Он равнодушно относился к солдатам и к их нуждам». Так воспринимал начальника штаба Верховного обычный фронтовой офицер-окопник. Такой отзыв расходится со словами генерала от кавалерии П.А. Плеве, утверждавшего, что армейские офицеры-строевики как раз видели в Алексееве «своего брата, вышедшего на высшие ступени иерархии исключительно благодаря личным заслугам».

Были у М.В. Алексеева и совсем уж откровенные недоброжелатели из придворных кругов. Они высмеивали простоту и демократичность генерала, незнание им застольного этикета, утверждали, что как только он лишится высокого поста, то тут же пропадет на армейских «задворках», и даже пустили про Алексеева злое присловье: «Посдавал все крепости немцам и получил повышение». Но Алексеев не обращал на это внимание. Он не раз говорил о том, что на высокую должность его назначили временно, чтобы выправить сложную ситуацию на фронтах, а когда дела наладятся, его уволят, чтобы победоносно завершить войну смог «свой» человек.

…Осенние месяцы 1915 года для Ставки выдались не менее тяжелыми, чем летние. В ходе оборонительного Виленского сражения русская армия, сдав противнику Вильно и мощную Ковенскую крепость, отступила вглубь Белоруссии, а германские мобильные соединения предприняли так называемый Свенцянский прорыв — попытку кавалерийского «блицкрига». В течение нескольких дней вражеские конные разъезды проникли глубоко в тылы русской армии, над Московским и Петроградским направлениями нависла реальная угроза. По инициативе главкома Западного фронта А.Е. Эверта, поддержанной Алексеевым, на ликвидацию прорыва была брошена 2-я армия генерала от инфантерии В.В. Смирнова, благодаря энергичным и активным действиям которой прорыв был ликвидирован. Начиная с конца октября 1915 года театр военных действий начал постепенно стабилизироваться на линии Рига — Двинск (ныне Даугавпилс, Латвия) — Поставы — Барановичи — Пинск — Черновицы (ныне Черновцы, Украина). Германские войска окончательно выдохлись и больше не могли развивать наступление, а русские армии, нанеся противнику ряд ощутимых контрударов, начали возводить мощные линии обороны. Война на русском фронте приобрела позиционный характер, который в основном и сохранила на протяжении около двух лет. «По мере того как войска устраивались на новых линиях обороны и спокойная рука генерала Алексеева приводила все в порядок, настроение армии стало улучшаться», — отмечал военный историк Н.Н. Головин.

Основной задачей Ставки на рубеже 1915—1916 годов было пополнение обескровленной долгими оборонительными сражениями армии и преодоление «снарядного голода». Эта задача была успешно выполнена. Если в октябре 1915 года строевой состав армии составлял 870 тысяч человек, то в феврале 1916-го — уже 1 миллион 800 тысяч. Значительно улучшилось в 1916 году и боевое снабжение русских войск. Так, выпуск винтовок в сравнении с 1914 годом удвоился (с 55 до 110 тысяч в месяц), пулеметов — вырос в шесть раз (с 160 до 900 в месяц), снарядов малых калибров — в девять раз (с 70 до 665), снарядов калибра 76,2 миллиметра — в шестнадцать раз (с 100 тысяч до 1 миллиона 600 тысяч). Вырос и импорт оружия: в 1916 году Россия получила из-за рубежа 9428 пулеметов, 8 миллионов снарядов среднего и 1 692 тысячи — крупного калибра, 446 осадных орудий. У. Черчилль отмечал: «К лету 1916 г. Россия, которая 18 месяцев перед этим была почти безоружной, которая в течение 1915 г. пережила непрерывный ряд страшных поражений, действительно сумела собственными усилиями и путем использования средств союзников выставить в поле — организовать, вооружить, снабдить — 60 армейских корпусов вместо тех 35, с которыми она начала войну».

К 1916 году в России встали под ружье 15 миллионов муж- чин. Но в сопоставлении с другими воюющими странами эта цифра вовсе не кажется такой уж огромной. Судите сами: в России воевало менее 9 процентов населения страны, в то время как в Великобритании — 13 процентов, а в Германии и Франции — по 20. Дошло до того, что в Германии в армию начали призывать 17-летних юношей, всерьез рассматривался вопрос о мобилизации женщин и о тотальной мобилизации всего населения от 15 до 60 лет. В январе 1916-го в Турции начали призывать 50-летних, в Австро-Венгрии — 55-летних… Ничего подобного в России не происходило даже близко. Только в феврале 1917 года в армию начали призывать 18-летних парней.

Третий год войны, 1916-й, стал для Российской империи годом тяжелых сражений, причем все они так или иначе находились в прямой зависимости от европейского театра военных действий. 1 февраля 1916 года во французском городе Шантильи состоялась межсоюзническая военная конференция представителей стран Антанты, на которой было решено предпринять совместное наступление на противника в июне. Однако Германия спутала эти планы, буквально через неделю после конференции в Шантильи навязав французам тяжелое сражение за крепость Верден. Уже 21 февраля представитель Франции при Ставке генерал П. По запросил помощи у России. Результатом стала продолжавшаяся с 5 по 18 марта Нарочская операция — попытка Западного и Северного фронтов прорвать линию германской обороны в Белоруссии и тем самым отвлечь внимание немцев от Вердена. Сражение шло в тяжелейших условиях — дождь вперемешку со снегом, минусовая температура… Русские войска проявили массовый героизм и самоотверженность, крупным успехом стало освобождение 8 марта города Поставы. Однако прорвать сильно укрепленную полосу обороны противника не удалось. 20 тысяч убитых, 65 тысяч раненых, 5 тысяч пропавших без вести — в такую цену обошлась русской армии помощь союзникам, оборонявшим Верден. Характерно, что в своем историческом труде «Верден» (1929) маршал Франции А. Петен не обмолвился о героях Нарочского сражения ни единым словом…