Журнал Русская жизнь - Лень (май 2009)

• Название: Лень (май 2009)
• Автор: журнал Русская жизнь
• Жанр: Публицистика
• Год: 2009

Содержание:

НАСУЩНОЕ

Драмы

Хроники

Анекдоты

БЫЛОЕ

Скажи-ка, дядя!

Пасека

Ярослав Леонтьев - Буйные шиши

Мария Бахарева - По Садовому кольцу

ДУМЫ

Борис Кагарлицкий - Имитация лени

Максим Кантор - Реквием по сверхчеловеку

Евгения Долгинова - Жизнь природы там слышна

ОБРАЗЫ

Евгения Пищикова - Волоперы

Захар Прилепин - Давайте объяснимся

Михаил Харитонов - Швайнехунд

Аркадий Ипполитов - Апология стрекозы

ЛИЦА

Олег Кашин - Изгнанник

Апельсиновая аллея

ГРАЖДАНСТВО

Екатерина Шерга - Человек бегущий

ВОИНСТВО

Александр Храмчихин - Четвертая китайская стратагема

ХУДОЖЕСТВО

Дмитрий Быков - Цыган

---

Под бульдозер шли совсем уж безвинные граждане. Юрий Домбровский вспоминал в «Записках мелкого уголовника»: «Не очень давно в „Известиях“ писали о высылке из Москвы такой тунеядки: дочь по уговору сестер и братьев ушла с работы, чтобы ухаживать за умирающей матерью (рак). Кроме этих двух пожилых женщин - умирающей и ухаживающей, в квартире никого не было. И вот все-таки одну из них оторвали от смертного одра другой и угнали в Сибирь, а другую оставили умирать. Прокурорского протеста не было». Он же, о другом случае: «„Общественность“ какого-то дома требовала высылки нескольких соседей: образ жизни их, их интересы, их знакомства не помещались в сфере понимания этих соседей. То же формальное затруднение, что тунеядцы эти каждое утро вскакивают в восемь часов и несутся на службу, они обошли с гениальной легкостью. Одна старая общественница (вот уж поистине „зловещая старуха“) вывела такую формулу: „Они работой маскируют свое тунеядство“. И для кого-то, восседавшего за столом какого-то президиума, это оказалось вполне убедительным».

IV.

Сегодня слово «тунеядец» и не произнесешь в простоте - вмиг запишут в «судью Савельеву». Однако быть тунеядцами - в буквальном смысле, без подтекстов, то есть жить на не тобой заработанные средства, а на «что бог пошлет» - случалось и мне, и едва ли не каждому из моих знакомых; исключения можно перечесть по пальцам одной руки. Причины банальны: периоды зависания между работами, ликвидация предприятий, где-то - просто обломы, затянувшееся ожидание конструктивных предложений, у кого-то - тяжелая депрессия. Про эти мутные пятна в биографии, как правило, не любят рассказывать, бедность мучительно застенчива, нищета интровертна. Одна из самых жгучих форм стыда - брать взаймы у родителей (зная, что они, конечно же, не возьмут деньги обратно), с друзьями чуть легче, все плавали, все знают, никого не удивишь. Человек переходит в норный режим существования, прирастает к мебели. Будет день - будет пища; пища и в самом деле как-то появляется, об остальном уже жирно мечтать. Я знала внешне благополучную даму, которая одно время вместе с ребенком наносила визиты друзьям единственно с целью отобедать - свежеуслышанная сплетня про общих знакомых, приносимая в дом, была ее честным вкладом в застолье (и по сумме творческих усилий, которые она совершала, расцвечивая и шаржируя сплетню, - вкладом вполне себе трудовым).

Здесь еще один водораздел между мегаполисами и периферией: большой город сам склоняет к дармоедскому существованию, маленький - заставляет противиться ему. В большом городе, где люди изо всех сил делают вид, что им нет друг до друга никакого дела и имитируют учтивое нелюбопытство, утрата горизонтальных связей - при всем их изобилии - происходит быстро, почти стремительно. Если человек ушел в свой кокон - мало кто будет его доставать. «Ты в порядке?» - «Да-а-а» - «Ну, не хочешь - не говори», - он и не говорит. Знакомый, химик по образованию, не работает десять лет - закрылся институт, свернули программу, закончился грант, жена сбежала, и он заскучал. Не опустился, не деградировал - просто заскучал на много лет. Живет на пенсию родителей, иногда - впрочем, редко - подрабатывает курсовыми. «Мне много-то не надо, я аскет, я (усмехается) - это не вы». Сидит на кухне, варит кашу пшенную на обед, разговор не выходит, он хочет сказать тонкую гадость, но нет запала. «Ты что куришь-то, голуаз? Бога-а-а-то живешь…» Вокруг не то чтобы враги, но глухие, равнодушные, сытые люди, им говори - не говори, - не вникнут. Не способны. На попытки друзей встретиться отвечает вежливым тоскливым ядом. Мать его говорит: «Ну хоть бы он пил, это было бы понятно!» - она устроилась ночной няней в интернат, отец подрядился электриком на подмосковную ферму. «Мы не можем не работать, - говорят они, будто бы извиняясь, - не умеем».

В провинции он пошел бы на биржу труда - там это не западло; не открыл бы дверь друзьям - они вошли бы сами, растеребили бы с поллитрой, обзвонили бы кумовьев и сватьев, под конвоем проводили бы на работу. В мегаполисе он всем любезен и никому не нужен, здесь, в плотном пространстве статусов и социальных ролей, он иронически обыгрывает свое положение - «я деклассированный ученый, что из этого следует?»

Ничего, ничего, кроме жалости и милости, - но они-то и есть самое невыносимое в этом раскладе.

V.

Вот родина: осины, качели, ларек, эпический Николай в хорошем, толстом пуховике сиреневого цвета. Сколько-то лет назад умерла прекрасная кладовщица, и он должен был бы - немедленно - отравиться рыбой, аннигилироваться, уйти, как дождь в асфальтовую трещину. Но свято место! Но активная деревенская племянница! Она перебралась в город из помирающего совхоза, поселилась у дяди Коли, первые годы вела себя хорошо, благодарно - кормила, стирала, обихаживала, осела плотно, даже вагонку на балконе поменяли на сайдинг, и вот осенью что-то не пошло у нее с торговлишкой мобильниками, говорит - кризис, но посмотрим правде в глаза: испортилась в городе и очерствела душой. Стыдно, но скажу: пьет, водит женатого мужика, а как засрала кухню! Перед Вериной памятью стыдно, не знаю, куда глаза девать.

«Современная женщина - она раба легких денег, - назидательно говорит Николай. - Выпишу-ка я ее к гребаной матери, а то привыкли - в рай на чужом горбу», - говорит, тычет палкой в сугроб, и бывшие волосы - серый одуванчиковый пух - дрожат на его голове.

* ОБРАЗЫ * Евгения Пищикова Волоперы

Охранники России: профессионалы бездействия

Усталый город согревает нас,
Чтобы хранить его покой и славу,
Работают охранники сейчас,
Нелегкая, но нужная работа.

Марш охранников ЧОПа «Правоохранительный центр», г. Омск.

I.

Есть ли какая-нибудь профессия, для достижения успеха в которой важно уметь грамотно бездельничать и правильно ничего не делать? Есть такая. Называется она «охранник», и ей овладели пять миллионов русских мужчин.

Впрочем, скорее, наоборот - профессия овладела пятью миллионами мужчин, настолько она томит и обволакивает, так меняет жизненный ритм и умонастроение своих приверженцев. Как говаривал Георгий Иванов: «Сегодня, кажется, не я брал ванну, а ванна брала меня».

Произнесешь про себя слово «охранник» - и тотчас перед глазами начинают мелькать однообразные картинки и сценки. Вот размаянные мужики в черных пиджаках сгрудились вокруг маленького бедного черно-белого телевизора и сидят так часами, глядя в него, как в прорубь.

Вот популярная в ЖЖ девица Ляля Шопоголик порывается основать сайт «Антивохра»: у нее в приличном магазине осмелились проверить сумочку! От скуки, уверена оскорбленная девушка, от лютой скуки! «Если продавцы обязаны подходить к покупателям со словами: „Я могу вам чем-нибудь помочь?“ - взволнованно пишет Ляля, - то этих халдеев надо обязать произносить другую дежурную фразу: „Я могу вам как-нибудь навредить?“»

А вот сценка из редакционного быта: лежит охранник на диване из кожзаменителя и глядит телевизионный фильм. На дворе ночь и тьма, а офис все еще полон народу. Ни поваляться парню всласть, ни покушать как следует. Томно ему, муторно. Повозился, покурил, попил воды, поглядел в потолок, да и включил на громкую связь автоответчик на телефоне. И тотчас с бесчеловечной бодростью разнесся по редакции голос сменщика: «Братишка, как ты там? Мысленно жму твое весло! Завидуй - я уже дома. Лежу на диване и смотрю телевизор!».

Пять миллионов вневедомственных охранников (из них пятьсот шестьдесят тысяч лицензированных, с правом носить оружие, остальные же так - «на пропусках», вахтовые сидельцы) - что же это они охраняют? Все что ни попадя. Замечали ли вы, что живете в городе, где нет ни одной НЕ охраняемой двери, - кроме подъездов в панельных домах, которые, впрочем, снабжены кодовыми замками. Российский миллионник нынче (и уж Москва тем более) - не просто закрытый город. Это запертый город, крепость. Питерский философ Александр Секацкий в «Дезертирах с острова сокровищ» позволяет себе усомниться в том, что современный мир так уж доступен и прозрачен: «…масс-медиа неуклонно провозглашают доступность любого уголка земли - создается полное впечатление, что опутанный туристическими коммуникациями и всемирной паутиной мир совершенно прозрачен». Между тем в реальности мы имеем дело с «непрозрачностью прозрачности» и «иллюзорностью доступности» - трудно признаться себе, что мы живем в городах, которые нам не принадлежат. Мы вольны сколько угодно гулять по улицам, для нас раскрыты магазинные двери (в магазинах охрана следит не за теми, кто входит, а за теми, кто выходит), мы пройдем дресс-код в ряде питейных заведений средней руки, - и это все, не считая «туристических» культурных учреждений. Интимная, внутренняя жизнь города закрыта для горожанина так же, как и для приезжего. В какое количество московских дверей вы можете беспрепятственно зайти? Вы знаете коды пяти-шести подъездов, у вас есть пропуска в два-три присутственных места - о, вы настоящий москвич!