Журнал Русская жизнь - 1968 (май 2008)

• Название: 1968 (май 2008)
• Автор: журнал Русская жизнь
• Жанр: Публицистика
• Год: 2008

Содержание:

НАСУЩНОЕ

Драмы

Лирика

Анекдоты

БЫЛОЕ

Революция номер девять

С места событий

Ефим Зозуля - Сатириконцы

Небесный ювелир

ДУМЫ

Мария Пахмутова, Василий Жарков - Год смерти Гагарина

Михаил Харитонов - Не досталось им даже по пуле

Борис Кагарлицкий - Два мира в зеркале 1968 года

Дмитрий Ольшанский - Движуха

Мариэтта Чудакова - Русским языком вам говорят! (Часть четвертая)

ОБРАЗЫ

Евгения Пищикова - Мы проиграли, сестра!

Дмитрий Быков - Четыре урока оттепели

Дмитрий Данилов - Кришна на окраине

Аркадий Ипполитов - Гимн Свободе, ведущей народ

ЛИЦА

Олег Кашин - Хроника утекших событий

ГРАЖДАНСТВО

Евгения Долгинова - Гибель гидролиза

Павел Пряников - В песок и опилки

ВОИНСТВО

Александр Храмчихин - Вторая индокитайская

ХУДОЖЕСТВО

Денис Горелов - Сползает по крыше старик Козлодоев

Максим Семеляк - Лео, мой Лео

ПАЛОМНИЧЕСТВО

Карен Газарян - Где утомленному есть буйству уголок

---

Именно она, предвестница women? s lib, начала свою книгу словами, дышащими свежестью и правдой: «Я стану вашим голосом, пригородные сестры! Послушайте меня, белые домохозяйки среднего класса!»

В книге этой, ставшей подлинным общественным событием, Бетти описала повседневную жизнь американской женщины, у которой «все есть». Есть муж, дом, прелестные ребятишки, машина, бридж и теннис. И эти-то счастливые домохозяйки чувствовали себя глубоко несчастными. «Они хотели большего» - или другого, или еще чего-то. Сколько поэзии в этой тоске пригородных сестер, «желающих странного»!

Бетти окрестила тоску «проблемой, у которой нет имени». Нашла причину - поиски идентичности, конфликт между домашним всевластием и общественным безвластием. Описала главную вражину - рекламного агента, создающего мифологию американского дамского счастья, оратая общественного заговора, цель которого завлечь женщину в дом и не выпустить ее оттуда, навязав ей роль «потребляемого потребителя».

Через четыре года, в 1967-м, когда «мир сошел с ума», первое, что сделали феминистки, - вывалили на газон перед Белым домом грузовик кокетливых домашних фартуков.

Сейчас, через сорок лет после тех событий, результаты революции описываются таким образом - американки вырвались из «клаустрофобного брака», с «принудительным материнством» и «вынужденным целомудрием». А ведь не об этом ли самом «клаустрофобном» браке мечтает для своей дочери наша Света? Не ждет ли Россию лет через двадцать своя собственная, локальная революция домохозяек? Ведь проблема-то была не из придуманных - до сих пор американскую женщину преследует страшный призрак материнского фартука: «В сто раз лучше тяжело работать, чем жить в тяжелом браке». Ну, русские женщины умеют делать и то, и другое одновременно - у нас вот такие получились результаты революции.

Наши результаты - это полный, конечно, проигрыш врагу. По всем позициям. Сара Фомински, женщина-воин, как-то учила меня, как отличать кинематографический продукт, нацеленный на женскую аудиторию, от такового же, рассчитанного на мужскую. «Не смотрите на любовную линию, - говорила она, - не обращайте внимание на торс главного героя. Следите вот за чем: если в фильме женщина хоть раз бьет мужчину в пах, значит, продукт в конечном счете произведен для женской аудитории». Какое ужасное знание - из него следует, что в России нет ни одного фильма, снятого для женщин.

«Никогда, - говорила мне Сара, - не позволяйте себе награждать вашего партнера льстивыми прозвищами. Никаких тигриков, нефритовых корней и прочей мерзости. Можете назвать его сусликом, птенчиком, пестиком, тычинкой. В крайнем случае - угнеталкой. Иначе ваш проигрыш неизбежен». Сестры, включите вечером канал MTV и почитайте частные эсэмэски, помещаемые в бегущей строке. Мы - проиграли. Там одни Тигрики.

Главные герои наших телевизионных сериалов (сериалов для домохозяек!) - белые гетеросексуальные мужчины, по большей части состоящие на военной службе. Нам подсовывают в качестве эротического зрительского приза наших же исконных врагов. Пока мы довольствуемся солдатами, пограничниками, моряками, милиционерами, волкодавами, пока мы вынуждены глазеть на безупречнейшего Александра Невского (типичного брутального самца), американские женщины могут посмотреть «Войну миров» - красивый волнующий фильм, снятый Спилбергом для женщин. В этом фильме мужчина доказывает, что он имеет право совершить женский подвиг - спасти своих детей, а не Вселенную. Даже не спасти - унести, укрыть.

Как вольтеровский Кандид, маленький Том Круз столкнулся с тем, что зло неодолимо, зато за ним остается его маленький садик.

И какой, по вашему мнению, из героев ближе женскому сердцу?

Проиграли, что и говорить, - проиграли!

Мы можем отомстить нашим мужчинам одним-единственным образом: отдать в жены лучшим из них самых консервативных наших сестер - идеальных женщин. Они уже идут к ним - профессиональные красавицы, совершенные девы. Ну, пусть и Нимфы.

Это женщины, которые не воюют - они достаются победителям в качестве приза. Это такая добыча, которая сама ловит добычу. Это те самые семь худых коров, которые сожрут семь тучных, но сами не станут тучнее. Еще бы - на диетах сидят. Они перерабатывают мужчин в счастье и красоту. Они - загадочные. Мужчина завоевывает их, ломится в открытую дверь. Спальня вся в золоте, кровать в жемчугах. Вломился - батюшки светы!

Въехал мужик с перепугу в курную избу. Попал в темное, холодное, пустое, дремучее пространство. Потому что наша красавица - пустая, холодная и темная бабенка. А бывают красавицы - шкатулки, кошелечки, сумочки. А бывают - складские помещения.

Вот только такая нам война и осталась - партизанская. Поглумиться над победителем, пока он не напомнит, как бездарно мы профукали свою сексуальную революцию.

Дмитрий Быков Четыре урока оттепели

К истории одного окуджавского посвящения

I.

В 1968 году одновременно завершились два противоположно направленных процесса - «сытые бунты» в Западной Европе и бархатная революция - в Восточной. В Париже все закончилось в июне 1968 года, в Чехии и России - в августе. Обе несостоявшиеся революции были реакцией на фиаско великих ожиданий, крах иллюзий второй половины века, самым отдаленным эхом Второй мировой: тогда казалось, что после столь страшного катаклизма мир обязан радикально обновиться, дабы кошмар не повторился. Противостояние Востока и Запада должно исчезнуть; зазор между народом и властью обязан сократиться; во власть неизбежно хлынет новое поколение, которое научится договариваться. Ничего подобного, как мы знаем, не произошло: даже кратковременная конвергенция после смерти Сталина не сняла в действительности ни одной угрозы. А в начале шестидесятых мир опять затрясло: Карбиский кризис, поставивший СССР и США на грань войны; убийство Кеннеди; Вьетнам; несостоявшаяся революция и гибель Че Гевары в Боливии; культурная революция в Китае; ползучая контрреволюция в СССР… Добавьте к этому культурную революцию шестидесятых - упрощенную, но яркую копию великого пришествия авангарда на рубеже веков: Уорхол, конечно, не Пикассо, а Керуак - не Джойс, но сдвиг налицо. Появилась вдобавок массовая культура принципиально нового качества - общий признак оттепелей, их кардинальное отличие от революций: революции пробуждают гениев и порождают шедевры, непонятные массам. Уровень масскульта остается позорно низким. Во время оттепелей резвятся таланты: гениев мало или нет вовсе, но средний уровень масскульта повышается неизмеримо. Героев советской «оттепели» не сравнить с гениями Серебряного века, но те гении собрали бы в лучшем случае зал Политехнического, и то с пустыми местами, а эти читали на стадионах, куда было не пробиться, и созданная ими поэзия для масс была исключительно талантливой, невзирая на все приметы эпохи и компромиссы с нею. Вдобавок рос мощный вал музыкальной культуры, явление принципиально новое: я уж и не знаю, с чем сравнить рок-н-ролл, если подыскивать ему аналог в начале века. Разве что с террором.

Лозунги контркультурной революции шестидесятых были во всем мире примерно одинаковы: долой старье, ввергающее мир в пучину новых бедствий. Пустите к власти новое поколение. Долой эксплуатацию человека человеком, долой начальство, долой устоявшийся строй (во Франции главным лозунгом революции было - «Десяти лет достаточно», то есть де Голлю пора в отставку). Отменить в университетах обязательные курсы. Даешь сорокачасовую рабочую неделю. Ликвидировать разницу между доходами менеджмента и рабочих. Совпадало почти все, кроме главного: лозунги американцев и французов были социалистическими, их герои - Троцкий, Че и Мао. (Пришествие хунвейбинов во власть они рассматривали как торжество молодежной политики, несущей миру новые смыслы; идиотизм, непростительный даже для французского студента, но вот они так думали.) Лозунги восточноевропейской оттепели были прямо противоположными, китайцев там никто не идеализировал, и про Троцкого тоже кое-что понимали. Иными словами, Восток и Запад впервые реально устремились навстречу друг другу: французское студенчество вместе с профсоюзами рвалось в социализм, а чехословацкие и польские коммунисты - вон из социализма, во что-нибудь частнособственническое и куда более бархатное. «Сапожник в Европе бунтует - в князья хочет, а нашим революционерам из князей - в сапожники захотелось?»

Место России в этой ситуации было уникально. Настала пора переставить кое-какие акценты в истории той оттепели - оболганной, а главное, недопонятой. Дело в том, что культурная революция, массовая мода на разбавленный авангард, молодежная «новая волна» и всяческие протесты против мрачного наследия действительно затронули СССР и породили нешуточные брожения. Но если Восток и Запад Европы горячо устремились навстречу друг другу в неосознанной попытке поменяться местами, СССР выбрал иной вектор, отличный от обоих упомянутых: ни троцкистско-маоистская, ни либерально-капиталистическая модель общества тут по-настоящему никого не прельщала. Оттепель шестидесятых потому и породила великое искусство, что вдохновлялась идеей третьего пути - неявно формулируемой надеждой на великую эстетическую революцию, которая снимет все прежние дихотомии, давно навязшие в зубах. При выборе между условным Троцким и условным Западом адекватного ответа нет - только снятие оппозиции как таковой; и советская оттепель была задумана как абстрактный, но масштабный культурно-интеллектуальный проект, равно далекий и от Запада, и от Востока.