Журнал Русская жизнь - Понаехавшие (апрель 2008)

• Название: Понаехавшие (апрель 2008)
• Автор: журнал Русская жизнь
• Жанр: Публицистика
• Год: 2008

Содержание:

НАСУЩНОЕ

Драмы

Лирика

Анекдоты

БЫЛОЕ

Самаркандские евреи в Москве

Революция глазами грамотного пулеметчика

ДУМЫ

Андрей Громов - Дверь в русский мир

Борис Кагарлицкий - Страна городов

Олег Кашин - Комиссия по визированию

Евгения Долгинова - Милость к равным

Мариэтта Чудакова – «А в наши дни и воздух пахнет смертью»

ОБРАЗЫ

Дмитрий Быков - Горе завоевателям

Дмитрий Данилов - Продолговатое двухэтажное строение с двумя входами

Максим Семеляк - Время и место

Аркадий Ипполитов - Про всемирную отзывчивость

Дмитрий Ольшанский - Хозяин

ЛИЦА

Маме здесь нравится

ГРАЖДАНСТВО

Олег Кашин - Богородский киберпанк

Михаил Харитонов - Уехать из Мариуполя

Павел Пряников - Неофициальная народность

ВОИНСТВО

Александр Храмчихин - Варвары в армии

СЕМЕЙСТВО

Евгения Долгинова - Счастливый исход

Лидия Маслова - Витязь в овечьей шкуре

Евгения Пищикова - В чужих людях

МЕЩАНСТВО

Людмила Сырникова - Западно-восточный желудок

ХУДОЖЕСТВО

Денис Горелов - Белый конь борозду портит

Аркадий Ипполитов - Собирать и возвращать

ПАЛОМНИЧЕСТВО

Геннадий Йозефавичус - Чудо света

ПАРТНЕРСТВО

Жить по правилам

---

- И тут у меня распахнулись глаза на то говно, в котором я жила.

- Позвольте, Марина, - не выдерживаю я, - но вы ведь русская?

- Ну, русская, - отвечает она, поджав губы, как бы извиняясь за низость происхождения. - Но по женской линии, мама говорила…

Вспыхивает быстрой девической улыбкой:

- …но по женской линии во мне есть румынская кровь!

Теплый труд

Федор несколько лет жил с Лаурой, жили замкнуто, но, кажется, счастливо. Ходили разные дурные разговоры, а полюбопытствовать не было никакой возможности. Лауру я видела мельком пару раз, это была флегматичная коренастая женщина большой обыкновенности и ровного нрава, из тех, кого определяют по преимуществу через отрицание: не говорлива, не холодна, не молчалива. Пожалуй, в ней была та обаятельная апатичность, легкая сонная заторможенность, тот рассеянный свет, которые приходят к иным женщинам под сорок вместо усталости. Имя Лаура, конечно, шло ей как корове седло, но это было паспортное имя. Не работала, занималась хозяйством, изучала скидки и распродажи. Когда она ушла, Федор собрался в запой, но под влиянием товарищей передумал и уехал на Кипр.

Потом мы узнали, что Лауре гораздо меньше лет, чем думалось, - слегка за тридцать. При встрече она была ожидаемо холодна и рассказала про себя то, что считала нужным.

Она приехала в Москву в середине девяностых из маленького сибирского города и сразу же устроилась в «массажный салон» - теплая работа, никаких панелей, более-менее стабильный клиент. Это было везение. Ничего особенного она не хотела от жизни и от Москвы, кроме как накопить на жилплощадь, и в приснопамятные преддефолтные это было даже близко, почти возможно. Больше такая лафа в ее профессиональной жизни не повторялась уже, а к фонтану нефтяных денег она не поспела - выбыла из ремесла. Дочь военного и воспитательницы детского сада, со стандартным гарнизонным детством и тем чувством бездомности, из которого вырастает чувство мобильности. Ее амбицией был «угол» - комната ли, квартира.

Судьба проститутки в литературоцентричной стране по-любому ложится в два канона: жертвенности по нужде либо хиросимы первой любви. Ангельское крыло Сонечки Мармеладовой будто висит над цехом, бросает сырую сиреневую тень, по окоему дышит черная смородина Катюши Масловой. Классический состав девяностых - девочки из текстильных городков и помирающих деревень, абитуриентки и студентки, вставшие на неровную дорожку, отважные матери-одиночки, кормилицы депрессивных семейств, а то и просто обломавшиеся на столице дурочки, наркоманки - этот мир, со своими кастами и иерархиями, довольно подробно просвечен милицейскими сводками, журналистами и масскультом. В старинном споре двух гипотез о происхождении проституции - антропологической («генетически обреченные», морально и эмоционально неразвитые особи) и социологической («нужда заставила») России делать нечего, давно уж решено, что «голод названье ему». Но с поправкой на время: ни мелодраматизация своей судьбы, ни вообще какая-либо моральная рефлексия нынешним труженицам не свойственна. Недавно я прочитала стихи интернет-поэта Пилована: «Пожалейте нас, люди, несчастных работниц панели,/ Для скотов-сутенеров мы просто товар и тела. / Гениталий мозоли уже натереть мы успели, / В тех местах, из которых когда-то нас мать родила…» и подумала, что такое мог написать только мужчина.

И стон, и желание жалости в равной степени были чужды Лауре, она называет свою работу «заработками». «Когда я была на заработках», или: «Когда я работала на ВДНХ» (подразумевался район, а не выставка). Прошлое в ее рассказе разворачивалось в форме скучного производственного романа, тоскливой индустриальной прозы, из тех, что награждались областными и республиканскими премиями, - вахты, сауны, болезни, девчонки, шмоны; ментам, прокурорским и префектурным - льготы, выразительные умолчания, ссоры с хозяйкой (гнала на тренажеры, недоплачивала, экономила на полотенцах), бесконечные переработки, пришли втроем, производственные травмы. По вызовам она ездила очень редко, только когда надо было кого-то подменить. Она ушла, потому что массажный салон таки прикрыли во время очередного набега («контрольной закупки»), дура-хозяйка не смогла договориться то ли с ОБУПом, то ли с ОБЭПом, пожадничала, к тому же стала совсем неаккуратна с наркотиками. Девчонки, отделавшись штрафами и административными предписаниями, разошлись кто куда, одна, правда, вышла замуж в Америку, одна сторчалась, другие ушли на соседние предприятия отрасли. Дружить она ни с кем не дружит, но если что - не откажет в помощи. Правда, никто и не обращается.

Федор познакомился с Лаурой в метро. Она внимательно читала глянцевый журнал. «Вроде тетка как тетка, а меня что-то подбросило. Химия, амок…» Лаура к тому времени работала в Подольске на складе - устроил бывший коллега-охранник, они жили вместе одно время, потом разошлись, потому что он хотел детей, а у нее детей уже не будет. Можно, конечно, лечиться, но это большие деньги и такой геморрой, может быть, потом, когда-нибудь. Федор ухаживал за ней месяца два, по-щенячьи так, с букетами и шампанским, но сердце ее дрогнуло, когда он пригласил в Турцию. Лаура не идет на приключение - она идет на будущее, на фундаментальные отношения. Лаура никогда не стеснялась своего прошлого, относилась к нему, как мы относимся к работе в стройотряде или трудповинности на овощной базе, но и вспоминать не любила. Было и прошло, чего перетирать-то?

Спрашиваю у Федора, как насчет известного клише: «Завязавшая проститутка - лучшая жена».

- Жена она была никакая, - говорит Федор. - Готовила плохо, много мусорила, и говорить было особо не о чем. Общих интересов у нас не было. Но это была лучшая женщина в моей жизни. Лучшая! Другой такой не будет.

(Нет, у Федора все в порядке с самооценкой. Просто исключительность Лауры проявлялась в тех сферах, о которых говорить не очень принято даже со старыми приятельницами.)

О любви я - разумеется! - спрашивала и Лауру. Она пожала плечами.

- Ну Федю любила, конечно, когда жили. Теперь Мишу люблю.

К кому же ушла Лаура? - она ушла в шиномонтаж, к владельцу небольшой мастерской в Подмосковье. Мелкий бизнес все как-то солиднее мелкого менеджерского куска. Квартира попросторнее, иномарка, есть дачный участок. Они познакомились в вагоне «монорельса» - новой высотной дороги, проходящей над районом ВДНХ, где прошла трудовая юность Лауры.

Была весна, теплый ветер, ясный солнечный день.

Она внимательно смотрела на свои ногти.

Его подбросило.

***

Гриша и Лаура в равной степени типичные и нетипичные гастарбайтеры. В Москве хорошо не самым умным и не самых активным, не самым красивым и не самым трудолюбивым, и даже, о Боже мой, не самым хищным! - но хорошо тем, кого приняли и полюбили московские мужчины и женщины. Казалось бы - вздор, глупость, растиньячество для бедных. «Город что боров: хрюкнет и сожрет», - но сожрет умного и доброго, а ласкового и хитрого обласкает и одарит, догонит и попросит вернуться. Конечно, мрачный промышленный sex appeal Лауры и субтильность принца с Тимирязевского рынка попадают в лузу каких-то столичных причуд, обслуживают комплексы, играют на поле иррационального. И, может быть, поэтому не столько мозги и амбиции, сколько животные токи этнической миграции и рыбья влага иногородних желтобилетниц - главная свежая кровь Москвы.

Что ж - заслужила.

Лидия Маслова Витязь в овечьей шкуре

Русская женщина и кавказец

В наше этнически смутное время многие подрастающие в России будущие женщины узнают о существовании такого колоритного и противоречивого явления, как мужчина-кавказец, едва ли не раньше, чем географичка рассказывает им, что вообще такое этот самый Кавказ. Впрочем, обосновавшиеся в наших городах и деревнях кавказцы существуют совершенно независимо от Кавказа, точнее, у каждого из них всегда с собой внутри свой маленький «кавказик», горный хребет личности, достаточно гибкий, чтобы выживать в той агрессивной среде, которую представляют собой аборигены с их ксенофобией. Способность к размножению, к сексуальной и генетической экспансии является одним из условий выживания, и в этой сфере ксенофобия русских женщин не то чтобы совсем отступает и отменяется, но заключает временный компромисс с инстинктом продолжения рода. Можно из принципиальной патриотичности бойкотировать рынок, где торгуют «одни черные», но когда отношения между женщиной и кавказцем переходят из общественной и экономической плоскости в личную, кавказская «чернота» при ближайшем рассмотрении уже не так режет глаз, и индивидуальная расовая терпимость женщины, когда за ней не следят с осуждением соседи и родственники, заметно повышается, пусть даже в виде исключения и временной уступки.