Журнал Русская жизнь - Интеллигенция (февраль 2008)

• Название: Интеллигенция (февраль 2008)
• Автор: журнал Русская жизнь
• Жанр: Публицистика
• Год: 2008

Содержание:

НАСУЩНОЕ

Драмы

Лирика

Анекдоты

БЫЛОЕ

Двадцать пятая колонна

Кена Видре - Перед рассветом

ДУМЫ

Борис Кагарлицкий - Отрицание отрицания

Евгения Долгинова - Простые и сложные

Захар Прилепин - Достаточно одного

Мариэтта Чудакова - Русским языком вам говорят! (Часть вторая)

Дмитрий Ольшанский - Верховенский-папа, Верховенский-сын

ОБРАЗЫ

Наталья Толстая - Наша элита

Михаил Харитонов - Барды

Максим Семеляк - Лестничная клеть

Дмитрий Данилов - Лед и очаг

Андрей Ковалев - От Третьяковки до Рублевки

ЛИЦА

Ревекка Фрумкина - В Трубниковском переулке

Олег Кашин - Умный еврей при губернаторе

Павел Пряников - Игра для избранных

Алексей Крижевский - Бархатное подполье

ГРАЖДАНСТВО

Евгения Долгинова - Ревнитель

Олег Кашин - Системное наложение

ВОИНСТВО

Александр Храмчихин - Военная слабость

СЕМЕЙСТВО

Евгения Пищикова - Нимфомания

Лидия Маслова - Порнография духа

МЕЩАНСТВО

Людмила Сырникова - Спички и соль

ХУДОЖЕСТВО

Дмитрий Быков - Отсутствие

Денис Горелов - С Пушкиным в разведку

---

До сих пор сквозь толщу воспоминаний на куда более благодарные темы артрока, постпанка, эйсидхауса и какой-нибудь новой немецкой волны ко мне пробиваются акустические пузыри тех детских лет. Взять, например, джазмена Дольского с его боссановой «Я глуп» и настропаленным хитом «Жестокая молодежь». Взять Лореса с его каштановым голосом и страданиями про поселок Перловка. Взять Дулова с его муштрованными переложениями Ходасевича. Взять Городницкого с его опорной интонацией американского частного детектива сороковых. Взять Кукина с его таежными романами и анекдотическим ореолом. Взять Мирзаяна с его неудачной перепевкой Бродского. Взять Клячкина с его удачной перепевкой Бродского. Взять Луферова с его шизоидной одой бузине. Взять Сергеева с его негаданно сильной «Колоколенкой». Взять хоть бы и Смогула - впрочем, я уже не помню, с чем его взять.

Почему- то всю эту шатию не получается забыть. Дело, видимо, еще и в том, что вся эта публика оказалась предтечей несколько более увлекательных, хотя и столь же беспочвенных музаций. После бардов можно было с логичной легкостью переключиться на так называемый рок-н-ролл в понимании Гребенщикова, Науменко и Мамонова, что я и проделал в тринадцать с чем-то лет. В сущности, разница была невелика -разве что гитара полагалась электрическая, и то, кстати, далеко не всегда - при первом удобном случае русский рок норовил соскользнуть в акустику, и не надо говорить, что это следствие режимных ограничений. Это - врожденное. Вон Гребенщиков не зря же называл Клячкина в числе главных своих ориентиров.

Рокеры были веселее, потому что - успешнее. Разница между бардами и рокерами в те годы была такая же, как между деланием денег и коллекционированием монет.

Барды были с одной стороны ограничены рокерами, с другой стороны - блатарями. Впрочем, все эти грани были зыбкими и глупыми - так, бретер Костя Беляев весело и склизко пел Окуджаву, а Кукин, напротив, соорудил жиганскую припевку: «Переводим мы любовь с итальянского».

Я давно забыл про них про всех думать, как вдруг несколько лет назад в Америке началось движение неофолка, которое невольно напомнило мне акустические поползновения прошлых местных лет. Довольно удивительно, как все эти Девендры Банхарты, Мариссы Надлер и группы типа Rings напоминают Галину Хомчик или Веронику Долину. Я думаю, что если кому-нибудь из молодых адептов неофолка дать на внимательную прослушку сухановскую «Зеленую карету», то в рецензии точно не обойдется без слова «психоделия», и слово это будет снабжено эпитетом столь восторженным, что я не возьмусь ему подражать. Однако Надлер и прочие Orion Rigel Domisse все же не барды. Не по той линии. (Дилан потому и стал великим американским поэтом, что изначально ориентировался на великую американскую музыку - в отличие от всех наших, которые в первую очередь уповали на рифмы). Потому что барды обладали совершенно особенной энергией невольной профанации. Их всегда можно узнать по формуле - вроде бы все верно, и все совершенно не в кассу. Они привыкли обходиться без рисовки, а интеллигенция, их заслуженная поточная аудитория, никогда не прощает скромности обаяния. Не прощает из элементарного самоедства.

Иногда я возвращаюсь в ту самую квартиру, где двадцать с лишним лет назад смотрел этот несносный «Старый Новый год». Иногда я выхожу на лестничную клетку, которая с каждым годом кажется все меньше и меньше - выкинуть быстрый скудный мусор. Иногда я думаю - вдруг вот так выйдешь, а на лестнице стоят они.

Барды.

Дмитрий Данилов Лед и очаг

Скромное процветание районной библиотеки

По этому городу трудно ходить. В самом прямом смысле. Потому что все тротуары, дорожки и другие участки земли, предназначенные для пешего передвижения, покрыты льдом. Скользким серым льдом. Без какого-либо намека на песок и другую обработку. Просто скользкий серый лед.

Люди ходят по скользкому серому льду, скользят, падают. От человеческого хождения лед становится еще более скользким.

Еще здесь разрыта земля рядом с вокзалом. Прорыли какие-то траншеи и, кажется, бросили. По крайней мере, в будний день в рабочее время никаких работ не велось.

Рядом с вокзалом стоит одноэтажный кирпичный домик с полностью сгоревшей крышей. Рядом с вокзалом валяются в больших количествах какие-то железки. Судя по всему, строительные. Еще рядом с вокзалом стоит большая бревенчатая церковь, новая, красивая.

Сам вокзал со стороны путей прикрыт какой-то гигантской тряпкой. Она неряшливо свисает с крыши. Вокзал на ремонте, хотя и продолжает работать. Ни суеты строительных рабочих, ни деловитого копошения строительной техники не видно, как, впрочем, и самих рабочих и техники. Может, деньги кончились, кто знает.

Рядом с этим вокзалом останавливается самая знаменитая русская электричка: Москва-Петушки. Да, речь идет именно о Петушках, райцентре во Владимирской области, в двух часах езды от Москвы.

Я вышел на улицу, отходящую от привокзальной площади перпендикулярно железной дороге, и пошел в сторону центра. Мне была нужна библиотека.

На ветхой избушке табличка: «Ул ЛЕН Н». На другой избушке, чуть менее ветхой, табличка: «л. ЛЕ ИН». На красивом новеньком коттедже табличка: «Улица Ленина». Аккуратная такая синяя табличка с белыми буковками. Других подобных зданий и табличек я в городе не заметил (хотя они наверняка есть).

Бабулька шла-шла, поскользнулась, но не упала.

Мужичок шел-шел, поскользнулся, упал. Встал и пошел дальше. Опять поскользнулся, но не упал, устоял.

Я тоже поскользнулся, но не упал. И так было еще раз двадцать или тридцать.

Частный сектор кончился, началась городская застройка. Серые пятиэтажки. Дом культуры. Главная площадь - пустая, равномерно покрытая серым скользким льдом. Площадь окружает непонятно что - какая-то замусоренная пустота. С одной стороны - дом культуры. С другой - какие-то кустики, ларек Роспечати, торец пятиэтажки, еще что-то такое…

Я люблю русскую провинцию. Люблю очаровательную кособокость маленьких русских городков. Даже пятиэтажки люблю - жить в них ужасно, но в их облике есть что-то смиренное, аскетично-прекрасное. Я не фанат порядка и регулярности, подстриженных газонов и вымытых с шампунем тротуаров. Облезлый серый бетонный фасад не вызывает у меня отвращения, вид брошенного мимо урны окурка или валяющейся на дороге пивной банки не вызывает у меня приступа праведного цивилизационного гнева. Я все это понимаю, принимаю и, как уже было сказано, люблю. И еще: когда я еду в какой-нибудь незнакомый город, я всегда заранее по-доброму к нему настроен. Он мне заранее, заочно нравится. И, как правило, разочарований не происходит.

Но тут меня пробрало. Город выглядит без преувеличения безобразно. В прямом смысле этого слова - никакого образа, никакой цельной картины, лишь набор случайно, как попало расставленных неказистых объектов. Причем, нельзя сказать, что картина поражает каким-то особым убожеством. Нет, обычный, в принципе, город, обычные дома и магазины, по улицам ездят красивые машины (за примерно час прогулок по Петушкам мне встретились две старые «двадцать первые» «Волги» в идеальном состоянии, сверкающие и великолепные, одна ярко-синяя, другая черная). Все по отдельности, вроде бы, вполне сносно, но общая картина как-то до ужаса уныла и… да, именно безобразна, другого слова не подберешь. И кругом этот лед, скользкий серый лед.

Я шел по улице Маяковского, скользил, спотыкался и думал о библиотеке города Петушки. Моему воображению рисовались, так сказать, мрачные картины. Никому не нужное, жалкое, крошечное учреждение с одинокой сонной библиотекаршей в пустом читальном зале. Ветхие стеллажи с потрепанными, никому не интересными книгами, оставшимися от старых советских времен. Упадок и запустение.

А оказалось все совершенно иначе. Как поется в одной хорошей песне, да только вышло по-другому, вышло вовсе и не так.

Библиотека располагается в первом этаже жилой пятиэтажки. Небольшой холл уставлен картонными коробками с, кажется, мебелью, пачками книг. До открытия еще полчаса, но жизнь в библиотеке, что называется, кипит. Директор, представительная интеллигентная дама, сославшись на необходимость срочно ехать «в область», отвела меня в кабинет, где за новенькими жидкокристаллическими мониторами сидели три других интеллигентных дамы. Вот, поговорите с товарищем, из Москвы корреспондент приехал, расскажите о нашем житье-бытье. Вы уж извините (обращаясь ко мне), что не могу вам уделить внимание - в область надо ехать. И уехала в область.

Из того, что за полтора часа рассказали мне Валентина Михайловна, Алла Леонидовна и Галина Ивановна, стало понятно, что я посетил библиотеку Петушинского района в момент ее наибольшего процветания за последние двадцать лет. Все оказалось не только не так плохо, как я предполагал, а напротив, довольно-таки хорошо. В чем-то даже прекрасно. Хотя и не во всем.