Журнал Русская жизнь - Возрастной шовинизм (декабрь 2007)

• Название: Возрастной шовинизм (декабрь 2007)
• Автор: журнал Русская жизнь
• Жанр: Публицистика
• Год: 2007

Содержание:

НАСУЩНОЕ

Драмы

Лирика

Анекдоты

БЫЛОЕ

Между Лениным и тятькой

Д. Маллори - Огненные похороны

Георгий Лесскис - Потребность в кошках и воробьях

Великие события пришли сами

ДУМЫ

Михаил Харитонов - Пожилые

Дмитрий Губин - Я приду плюнуть на ваши могилы

Евгения Долгинова - Не как у людей

Захар Прилепин - Молодежь к выходу на пенсию готова

ОБРАЗЫ

Дмитрий Быков - Отцы и дети - римейк

Аркадий Ипполитов - Графиня молчит

Наталья Толстая - Лист ожидания

Людмила Сырникова - Ненавистная молодость

ЛИЦА

Олег Кашин - Один против мирового сионизма

ГРАЖДАНСТВО

Евгения Долгинова - В последний раз опомнись старый мир

Олег Кашин - Высокий уровень притязаний

ВОИНСТВО

Александр Храмчихин - Переформатировать диск

СОСЕДСТВО

Дмитрий Данилов - Темно, но красиво

СЕМЕЙСТВО

Евгения Пищикова - Щит над домом

МЕЩАНСТВО

Лидия Маслова - Результат на лице

Павел Пряников - Местный Эдем

Ревекка Фрумкина - Третий возраст

ХУДОЖЕСТВО

Аркадий Ипполитов - Рожь под соснами

Денис Горелов - Александра Николаевна сердится

Максим Семеляк - Большой куш

---

II.

Началась же карьера, когда Шевцову было 15 лет. В городе Шклове комсомолец Ваня Шевцов писал для местной газеты «Проминь коммунизма» небольшие заметки. Заметки редакции нравились, и однажды Ваня получил из редакции письмо с предложением стать литсотрудником «Проминя».

- Я как раз только что закончил семилетку, было лето, и я прямо босиком пришел в редакцию. Газета была белорусская, а редакция у нее - полностью еврейская. Редактор на меня так брезгливо смотрит и говорит: «Молодой человек, это мы не вам письмо писали, а вашему отцу». Я отвечаю: «Нет у меня отца, умер, когда мне год был». Похмыкали, но на работу взяли, хотя я честно предупредил, что смогу работать только до сентября, а потом поеду в Оршу поступать в техникум. И, действительно, уехал, проучился в техникуме два года, а потом произошел скандал.

В общежитии техникума стояли солдатские деревянные кровати, в кроватях гнездились кровожадные клопы. Однажды ночью Ваню укусил клоп, юноша вскочил, попытался клопа поймать, но насекомое убежало вверх по стене. Иван встал на кровати ногами, потянулся за клопом - кровать не выдержала и начала разваливаться. Чтобы не упасть, Иван ухватился за стену, а на стене висел портрет Карла Маркса. Иван упал на пол с половинкой портрета в руках. На следующий день однокашник Шевцова, некто Макович, сообщил о происшествии в записке директору техникума.

- Он писал, что я порвал портрет из антисемитских побуждений и что я однажды обозвал его, Маковича, жидом. Называл я его жидом или нет, я не помню, но портрет-то я точно случайно порвал. Но меня за это отчислили.

У Шевцова был друг, фамилия друга была Ежов. Именно Ежов предложил Ивану поехать в Минск искать правду. Поехали вместе. Пошли в республиканский Наркомпрос, секретарша наркома спросила Ежова, не родственник ли он Николаю Ивановичу («Разве это имеет значение?» - важно ответил Ежов) и попросила подождать. Пока ждали, бродили по коридорам дома правительства БССР. В том же здании несколько кабинетов занимала редакция республиканской газеты «Звязда», зашли и туда. Там разговор о родственниках повторился практически дословно, и редактор сказал, что тема несправедливого наказания «Звязду» занимает давно, и газета готова немедленно отправить в Оршу своего корреспондента, который разберется и напишет все как есть. Действительно, через два дня в «Звязде» вышла статья «Как понимают бдительность в Орше», а Шевцов приказом наркома просвещения БССР был восстановлен в техникуме.

- Но возвращаться туда я уже не захотел, - рассказывает Шевцов. - Хотелось служить родной стране, и я поехал в Саратов поступать в бронетанковое училище.

На собеседовании перед экзаменами капитан-очкарик, рассматривая щуплого юношу, задумчиво произнес: «Танк - тяжелая штука. Одни гусеницы чего стоят. А вы такой слабенький». Шевцов парировал: «Суворов тоже был не богатырь. Вы бы и его не приняли?» - «Наверное, не принял бы», - согласился офицер и вдруг спросил: «А почему бы вам не поступить в пограничное училище? Это недалеко отсюда».

- А я просто не знал, что в Саратове учат на пограничников. Знал бы - не задумываясь пошел.

III.

В погранучилище Шевцов учился два года. Не доучился, потому что на третьем курсе ему, как и еще нескольким десяткам отличников, досрочно присвоили лейтенантское звание и отправили воевать с Финляндией. На финском фронте лейтенант Шевцов провел всю войну, а 13 апреля 1940 года, когда Финляндия и СССР заключили мирный договор, Ивана назначили начальником погранзаставы на Карельском перешейке - в том самом городе Териоки, в котором Отто Куусинен несколькими месяцами раньше провозгласил Финляндию народной республикой. Прослужил там два месяца, потом перевели на Днестр - на старую советско-румынскую границу (нынешняя граница Молдовы и Приднестровья). Это было накануне предъявления Советским Союзом ультиматума Румынии о передаче Бессарабии. Вместе с 79-м погранотрядом Шевцов форсировал Днестр и вышел к Дунаю. Там и остался - на берегу Дуная была создана новая погранзастава, начальником которой сделали Шевцова.

В апреле 1941 года лейтенант Шевцов оказался под арестом. Случилось это так: он проводил учебно-боевую тревогу и забыл предупредить о ней соседние заставы. Когда на заставе Шевцова началась стрельба (никто же не знал, что стреляют холостыми), все решили, что началась война, по тревоге были подняты стоявшая на границе Чапаевская дивизия, а также Дунайская флотилия и 20 погранзастав. Начальник погранотряда присудил Шевцову за такое хулиганство 5 суток домашнего ареста, но поскольку Шевцов и жил на заставе, то командовать своими бойцами он не перестал даже арестованным. А поскольку инцидент с учебной тревогой вскрыл недостатки в согласованности действий разных родов войск, то после ареста Шевцова назначили заместителем начальника местной комендатуры по боевой подготовке. В подчинении 20-летнего офицера оказалась уже не одна застава, а целых пять.

На одной из них он и встретил 22 июня 1941 года. Первую атаку немцев пограничники Шевцова отбили. Двое немецких солдат были убиты и сброшены в Дунай, с нашей стороны жертв не было.

Продержались неделю - не Брестская крепость, конечно, но все равно достойно. Потом вместе с остальными частями отступали до Тулы, потом - четыре года в действующей армии, в разведке. Шевцов был готов рассказывать про войну, но я перебил, потому что про литературу в его случае интереснее.

IV.

Как уже было сказано, газетчиком Шевцов был еще в ранней юности. Во время войны писал очерки для фронтовых газет, а через несколько месяцев после Победы написал письмо в «Красную звезду».

- Захотелось высказаться о «неприкасаемых» в советской литературе, прежде всего - о Суркове и об Эренбурге, которые, как я считал и считаю, занимали в обществе положение гораздо более высокое, чем позволяли их литературные заслуги.

Письмо опубликовали, а подполковника Шевцова пригласили в Москву - работать в «Красной звезде». В 1948 году он стал спецкором главной военной газеты, одним из четырех. Работал до 1951 года.

- А потом меня вызвали в ЦК партии и говорят: «Нам не хватает журналистов-международников, и есть мнение, что вы справитесь с этой работой». Я говорю: «Нет, спасибо, я хочу до полковника дослужиться, чтобы у меня нормальная пенсия была». Мне говорят: «Понятно», - и через два дня в редакцию приходит бумага: рекомендовать подполковника Шевцова собкором «Известий» в Софии с сохранением в рядах Вооруженных сил СССР. Подписано: Сталин, Маленков, Суслов.

Шевцов проработал в Болгарии пять лет. Писал не только о стране пребывания, но и обо всех балканских делах: о Греции, об Албании и, конечно, о Югославии, которая к тому времени уже стала примерно тем же, чем для нынешней России являются Грузия и Эстония вместе взятые.

- Мне звонят из «Известий» и говорят: «Слушай, Шевцов, ты каждый день по триста строк передаешь. Молодец, что стараешься, но мы не можем делать вид, что Балканы - это центр мира. Если хочется много писать, пиши в другие газеты и журналы, мы не против». И я писал: и в «Огонек», и в «Октябрь», и еще куда-то. Тогда же полковника мне дали.

Когда Хрущев помирился с Тито, софийский корпункт «Известий» был просто ликвидирован; впрочем, вряд ли полковник Шевцов, останься он на Балканах, смог бы писать о титовской Югославии хвалебные статьи.

Вернуться в «Красную звезду» он не смог - спецкоровская ставка была уже занята. Позвали в газету «Советский флот» заместителем главного редактора. Это была генеральская должность, но Шевцов сказал, что редактор из него никакой, и он хочет быть только спецкором. В маленькой военно-морской газете бывший спецкор «Красной звезды» и международник «Известий» сразу же стал самым уважаемым сотрудником, но вскоре закрыли и «Советский флот». Шевцова снова вызвали в ЦК и предложили новую работу.

- Мне сказали: «Редколлегия журнала „Москва“ не справилась с обязанностями, мы их всех разогнали к чертовой матери и вот вам, товарищ Шевцов, партийное задание - рекомендуем вас на должность заместителя главного редактора». Я не очень хотел туда идти, считал себя газетчиком, но Союз писателей сразу давал своим сотрудникам квартиры, а мне было уже сорок лет, и мы с женой жили в ее комнате в коммуналке. Согласился.

V.

Военная пресса в конце пятидесятых - это все-таки была периферия. Толстые литературные журналы - мейнстрим. Неудивительно, что в первые же месяцы после нового назначения Шевцов оказался в центре серьезного скандала. Все началось, впрочем, с Вучетича.

- Однажды мы сидели у него в мастерской, и он мне говорит: слушай, Иван, что происходит? Мы, реалисты, чувствуем себя ненужными. Отовсюду прет формализм, еврейское засилье. Давай напишем письмо коллективное в ЦК партии. Ты напишешь, я подпишу, еще кто-нибудь подпишет - товарищи в ЦК озаботятся. Я написал письмо, принес его Вучетичу, он оставил его в мастерской на столе. И с этого стола его и утащил помощник Вучетича Шейман, такой ужасный прохиндей. Отнес своему другу в «Известия», тот отдал Аджубею, Аджубей отнес в ЦК Поспелову, у которого настоящая фамилия была - Фойгельсон.