Журнал Русская жизнь - Массовая культура 08.05.2008

• Название: Массовая культура 08.05.2008
• Автор: журнал Русская жизнь
• Жанр: Публицистика

---

Но здесь и вправду нечему улыбаться. Всеобщая склонность недурных, тем более - зеленоглазых, безобидных, в сущности, обывателей складывать головы в эту духовку вызывает нечто вроде священного ужаса. Хорошо бы найти тех, кто научил бедных байеров-шоперов всей этой гадости, и отлупцевать, что твой опричник-урядник. Благо резонов достаточно.

Очевидно, восточная мудрость в ее праздничном виде слегка привирает. Если б брэнд-менеджер в самом деле был буддийским монахом, он плевал бы на провокации иллюзорной реальности - но никто не кусает провинившихся ближних сильнее, чем клерк, уверовавший в гармонию с космосом. Интересно, отчего эта вера во «внутренний мир» обыкновенно приводит к самой хищнической саблезубости? Парадокс в честертоновском вкусе.

Психологический позитив привирает тем паче. Жизнь вообще подражает искусству: и уж тем более она заимствует его трагический и драматический жанр, роковую зависимость человека как от судьбы, так и от шага, единожды сделанного, причем неправильно. Все эти сценические ошибки можно оплакать и оплатить, но никак не исправить - в этом смысле евродуховность пытается жить одной комедией, и потому она вечно сбивается, падает, плачет и снова натужно смеется.

Да и про волю к успеху бедных менеджеров опять обманули. Вселенная, космос, что там у них? - управляется вовсе не нами, и все существенное в биографии релукера творится мимо его пожеланий. Что уж там появление на свет и смерть, если даже «релук», если туфли и блузку с трусами выбирает не он, а надменный гламурный журнал? Мир лежит вне нашей воли. Жизнь - это по большей части кресты и слезы, Илона-Кристина.

Кстати, кресты и слезы.

Уж лучше бы милые шоперы видели старцев, влюблялись в спецназовцев-витязей, молитвенно плакали под березкой. Хоругви, цари, Пересветы, весь этот плач Ярославны - уж лучше бы он, чем глубины самосознания и подсознания. Даже коленопреклоненный Малюта Скуратов, признаемся, лучше гордыни. Да только чужой духовностью не покомандуешь. Увы, духовность, как и жизнь в целом, сама знает, как и кому улыбаться.

Умняк

История книжных подобий

Михаил Харитонов

Художник Дмитрий Коротченко

Второй номер за восьмидесятый год, третий и четвертый. Первый, разумеется, был, но кому он нужен. На второй очередь без шансов, книговыдавальная тетка смотрела на меня с понимающим сожалением: вы б еще Булгакова спросили, молодой человек, вот, возьмите Мопассана, вчера сдали.

Я не хотел Мопассана, мир его перу. Я хотел «Альтиста Данилова», по которому тогда с ума сходила вся интеллигентствующая Москва. Правда, уже приклеилось обидное - «Булгаков для бедных». Но читали все, до дыр. Читали все - и ни у кого не было, хоть убейся о ту дыру.

Оставался еще Андрей.

Он был человеком интеллигентной профессии - то ли филолог, то ли театровед. Жить с этого даже в советское время было невозможно. Но Андрей жил, и неплохо, так как имел доступ к театральным билетам, журналам, книжкам и прочему дефициту. Нет, он не торговал дарами духа - в смысле за деньги. С ним приходилось вступать в сложные отношения, беря на себя не вполне определенные обязательства без четко обозначенного курса, но с учетом возможностей облагодетельствованного: кто-то расплачивался полдневными поездками на дачу, кто-то - устройством Андрюшиного сына в ведомственный пионерлагерь, кто-то - горами кавказских фруктов. У меня ничего такого не было, поэтому я всегда был в конце всех очередей. Но иногда и мне что-то перепадало - надо думать, в счет будущего.

Когда я пришел к Андрею, то застал его за странным занятием - он паковал пачку книг и журналов, перекладывал их оберточной бумагой и газетами. Пачка была внушительной.

- Это на обмен, - любезно объяснил он мне. - Тут один товарищ мне принес. «Агни-Йога», первый том. Прибалтийское издание.

Альтист со свистом вылетел у меня из головы - речь шла о настоящей редкости. Про «Агни-Йогу» я слышал, что это великое и абсолютно недоступное произведение Елены Рерих, написанное со слов Великих Махатм, Учителей Востока. Книжка считалась запрещенной, хуже кокаина. Говорили, что у некоторых особо продвинутых экстрасенсов она есть и что сама великая Джуна «работает по Агни-Йоге». Но у меня тогда не было знакомых продвинутых экстрасенсов, а Джуну я и вообразить себе не мог, это был какой-то космос.

- Покажи, - потребовал я.

Андрей упирался недолго: ему отчаянно хотелось похвастаться.

Томик «Агни-Йоги» поразил меня миниатюрностью (я почему-то думал, что он должен быть очень большим) и ухоженностью: книжица была обута в вощеную кальку, с проклеенной обложкой, всячески снаряжена для долгого хождения по рукам.

Не без трепета я раскрыл ее где-то на середине, ожидая прочесть там нечто великое и ужасное.

Предчувствия меня не обманули. Там было написано: «Я вам уши украшу песней Истины».

Я протер глаза, перелистнул страницы и увидел: «Чистые слезы приносят розы». Дальше шло: «Окно ведет к воздуху», «птичка хохлится в холоде, но солнце расправит ее крылья», и через каждые три слова - «шлю благословение верным».

Добило меня относительно невинное: «Верь мне. Скоро. Скоро. Скоро».

Тут уже я не выдержал и скорбно заржал.

I.

Попса. Производное от англоязычного pop, популярный. Популюс - народ по-латински, отсюда и слово. Есть еще слово «вульгарный», опять же от латинского «народный». Vulgata - это Библия на простом латинском, а не порножурнал, как некоторые думают.

Тут нюанс. Народное, общераспространенное - не значит обязательно попсовое. Скажем, народные песни: да, затертые, да, навязшие, да, поют их пьяненькие людишки над салатом оливье, все так, но вот попсовыми их не назовешь. Не то.

Было еще хорошее слово «пошлое» - в значении «простонародное, грубо сделанное, немодное». Но и тут есть тонкое отличие. Пошлое - это, как правило, вышедшее из моды, но задержавшееся в нижних, придонных слоях социума. Это, попросту говоря, устаревшее. Попса же рождается попсой, она пошла и вульгарна изначально.

Довольно часто «попсовым» называют то, что в английском обозначается как mainstream. Но это, опять же, неверно. Мейнстримное - то есть изготовленное в расчете на максимально возможный спрос - бывает попсовым, но не обязательно. И даже наоборот - среди бестселлеров, вообще говоря, попадается больше шедевров, чем среди малотиражной литературы, рассчитанной на узкий круг непонятно кого, а порвавшие кассу кинофильмы смотреть, как правило, и приятнее, и душеполезнее, чем «арт-хаус» какой-нибудь.

Обратимся тогда к истории понятия, оно иногда полезно.

Как ни странно, глубоко копать в данном случае не приходится. Термин родился в музыкальной индустрии и имеет конкретного автора: советского (впоследствии американского) композитора и продюсера Юрия Чернавского. В одном интервью Чернавский - на правах матерого профи, - излагал эту историю так: «Я придумал слово "попса"… Однажды мы говорили с каким-то парнем, кажется, из Днепропетровска. А на сцене начали "пилить" какие-то пацаны, ну прямо чистые копии ребят, которых я помогал продюсировать. Только намного хуже. Я что-то обозлился. Долго сидел и соображал, что бы сказать по поводу их манеры и вдруг один из них выдал такое коленце - твист на кавказский лад. Я пробормотал: "Ас-са-а… Это даже не поп, это какая-то… Попс-са-а… твою мать…"»

Ну, может, мэтр и присочинил - большие люди склонны чуть-чуть подтягивать на себя одеяло. Но сама картинка очень точно соответствует слову, служит его идеальным описанием.

Представим себе ситуацию, еще раз, глазами, подробно. На сцене гумозничают пацаны, беззастенчиво подражающие кому-то «классом выше». Отсутствие искры Божьей заменяется «коленцами» - то есть приемами за гранью фола, которые оригиналы себе не позволили бы. Дешево и сердито.

Вот мы и получили определение. Попса - подобие качественного продукта, вроде бы похожее на него, но сляпанное кое-как. Симулякр, да простится мне такое интеллектуально-попсовое словечко.

Для производства попсы нужна наглость, жадность и отсутствие вкуса. Наглость - чтобы осмелиться украсть и изгадить хорошую идею. Отсутствие вкуса - чтобы не заморачиваться попытками «сделать все-таки не так уж плохо». Опять же наглость, чтобы сыпать перец - вставлять в продукт похабщину и мерзотину. И, конечно, жадность, потому что основная причина существования попсы - экономическая. Ее погонный метр обходится много дешевле, чем радиевая крупица настоящего. Например, чтобы сочинить и исполнить хорошую песню, нужно долго искать людей, возиться с ними, вкладываться и т. п. А можно взять захожее тесто с улицы, нанять небрезгливого рифмописца, чтоб сочинил «что-нибудь этакое под Цоя, но про любовь», и поставить ребятишек лабать. Чтобы это можно было продавить, используются шокирующие приемы - любовь, скажем, воспевается голубая, солист солирует во френче на голое тело и трясет гузном. Можно так же сочинить и книжку - «ну, типа чтоб Булгаков, только чтоб Гарри Поттер был, и секса туда напихать, пипл схавает».