Арман де Лозен - Записки герцога Лозена

• Название: Записки герцога Лозена
• Автор: Арман де Лозен
• Издательство: Вече, АЛАНС
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1994
• ISBN: 5-7141-0205-03

Автор этих мемуаров, герцог Лозен, занимал видное место при Версальском дворе. Аристократ с головы до ног, красивый, изящный, остроумный, одинаково хорошо владеющий шпагой и искусством красноречия, он выделялся среди своих современников и пользовался огромной популярностью благодаря также своей беззаветной храбрости, которую не раз проявлял на поле битвы.

В своих мемуарах Лозен не щадит себя и не старается казаться лучше, чем он есть на самом деле. События он записывает в том порядке, как они ему вспоминаются, и главную роль, конечно, в них играют женщины, которыми полна была его жизнь. Сама Мария-Антуанетта благоволила ему и хотела бы видеть его своим фаворитом.

---

Слезы покатились из глаз королевы.

— Вы обращаетесь со мной очень жестоко, Лозен, — и, оборачиваясь в сторону мадам де Геменэ, она добавила, — послушайте, помогите мне уговорить нашего общего друга не покидать нас. Если бы у меня был сын, — сказала она, краснея, — я была бы счастлива, если бы вы могли быть его воспитателем.

— Я мог бы желать только одного, — ответил я, — служить ему так же верно, как вам, но я не чувствую в себе способностей быть воспитателем короля.

— Мало таких людей, как вы, и я не хотела бы его видеть в других руках чем в ваших... Я уверена, что графиня разделяет мое мнение.

— Вы, может быть, рассердитесь на меня, ваше величество, но ведь вы знаете, насколько мне дорог Лозен, а между тем я не могу не согласиться с ним, что он поступил умно, отклонив ваше милостивое предложение и приняв приглашение русской императрицы, так как там его оценят гораздо больше, чем в родной стране.

Разговор в этом духе продолжался еще несколько времени, потом королева сказала что-то шепотом мадам де Геменэ, та подошла ко мне и, смеясь, сказала мне:

— Скажите, пожалуйста, вы очень дорожите белым пером, которое было на вас в тот день, когда вы уезжали отсюда? Королеве очень хочется иметь его. Неужели вы откажете ей в этой просьбе?

Я ответил на это, что сам не осмелился бы предложить его ей, но попрошу мадам де Геменэ передать его от себя. Я немедленно послал курьера в Париж за этим пером и на следующий день вручил его мадам де Геменэ. На другой же день я увидел его на королеве и, когда я пришел к обеду, она спросила меня, хорошо ли она причесана? — Прекрасно! — ответил я. — Никогда я не чувствовала себя в таком дорогом головном уборе, как сегодня, — ответила она с невыразимой грацией, — мне кажется, будто я обладаю из ряда вон выходящим сокровищем. Лучше было бы, если бы она не сказала этого, так как герцог Коаньи услышал наш разговор и понял, откуда у королевы это перо. Она стала уверять его, покраснев, что я привез это перо из своих путешествий и подарил мадам де Геменэ, а та отдала его ей. Герцог де Коаньи в тот же вечер говорил еще по этому поводу с мадам де Геменэ, высказал свое неудовольствие по отношению ко мне, сказав, что я очень афиширую свое отношение к королеве и он только удивляется, что она допускает и поощряет это. На это он получил очень сухой и холодный ответ и с тех пор стал изыскивать средство удалить меня.

Я, с своей стороны, рассчитывал, что лучшее, что я могу сделать, это провести большую часть зимы в Италии, но королева никогда бы на это не согласилась и, чтобы удалиться хоть на несколько дней от двора, я предпринял путешествие в Шантелу, где все, оказалось, очень были заняты и интересовались положением ко мне королевы. Особенно герцогиня Граммон возлагала большие надежды на мою близость к королеве. Она не замедлила заговорить со мной по этому поводу и заявила, что я могу добиться от королевы всего, раз ей так нравлюсь. На это я ответил ей, что королева ко мне очень милостива, но я не состою с ней в близких отношениях и поэтому не знаю, да и не хочу вовсе знать, что она сделает для меня, чего нет. На это герцогиня заметила, что она, конечно, вовсе не напрашивается на мою откровенность, но что вполне естественно предполагать, что, благодаря такому отношению королевы ко мне, я давно уже стал ее любовником, и поэтому она твердо верит в то, что я, со своей стороны, приложу все усилия, чтобы опять сделать министром герцога Шоазеля. Я стал уверять герцогиню, что она ошибается в своем предположении и я вовсе не так близок к королеве, как она это думает, и вовсе не намерен заниматься интригами при дворе или давать ей советы, как поступать, и что если я, действительно, когда-нибудь буду иметь какие-нибудь права на нее, то, конечно, не воспользуюсь ими для того, чтобы заставить ее вмешиваться в дела короля и его министров; что все знают, насколько я предан герцогу Шоазелю, и что я оказал бы ему худую услугу, если бы стал хлопотать теперь о том, чтобы он снова стал во главе тогдашнего министерства. — Но почему же? — поспешно спросила меня герцогиня. — Потому, что теперь герцог мог бы только проиграть от такого положения дел; ведь никто не пользовался во всей Франции таким почетом и славой, как он, а между тем, если бы он опять занял теперь пост премьер-министра, его пожалуй, сделали бы, или, по крайней мере, считали бы ответственным за все промахи и недочеты его предшественников, которые должны, по всей вероятности, повлечь за собой весьма грустные последствия. — Герцог и герцогиня Шоазель вполне согласились в этом со мной, но де Граммон уверяла, что все те, кто искренно любил и почитал герцога, должны были мечтать о том, чтобы снова видеть его во главе управления великим государством и всеми силами стараться о том, чтобы снова ему вернули прежнюю власть и могущество. Но я не дал себя уговорить и остался при своем мнении. Я прекрасно понимал, что, несмотря на расположение королевы к герцогу Шоазель, вряд ли она будет довольна, что снова вернется ко двору его властолюбивая и честолюбивая сестра. Я оставался в Шантелу еще несколько дней, там все относились ко мне очень хорошо, но герцогиня Граммон с тех пор возненавидела меня всеми силами своей души.

Я вернулся в Париж и был крайне удивлен, когда в первый же день приезда нашел у себя записку от мадам Харлэнд, в которой она уведомляла меня, что она в Париже и будет очень рада видеть меня. Шевалье Харлэнд, только что прибывший из Англии, приехал во Францию на несколько недель, чтобы повидать своего сына, воспитывавшегося там. Мое поведение по отношению к Марианне было так осторожно и осмотрительно, что бедная миледи Харлэнд еще раз вполне доверилась мне и ничего не имела против того, чтобы я поддерживал с ней сношения.

Марианна, кокетливая и остроумная, как всегда, созналась мне, что во время моего отсутствия из Парижа она вовсе не думала обо мне и больше заботилась о том, чтобы найти подходящего мужа, чем обзаводиться новым любовником. Но все же она должна была сознаться, по ее словам, что с радостью увидала меня и что решительно все мужчины теряли всякую цену в ее глазах в сравнении со мной. М-ль Харлэнд, которая положительно не выносила жизни в Англии, добилась от своих родителей позволения остаться во Франции и поселилась в монастыре, а родители ее опять уехали в Лондон. На этот раз Марианна рассталась со мной с самым искренним огорчением.

Я всегда нежно любил Фанни, которая выказывала по отношению ко мне столько восторга и искренно интересовалась мною. Я стал часто посещать ее, но, к сожалению, живая и впечатлительная она настолько увлеклась мною, что я счел более честным по отношению к ней, а особенно по отношению к Марианне, посещать ее как можно реже и в конце концов совершенно прекратил свои посещения. Она велела передать мне, что она очень ценит мое честное поведение по отношению к ней, но в то же время глубоко несчастна вследствие этого; затем она совершенно перестала писать мне, и я больше ничего не знал о ней.

VII. 1776–1777

Партия Полиньяков. — Новые увлечения: леди Берримор. — Мария. — Антуанетта и Лозен. — Королевские драгуны. — Кредиторы Лозена.

Королева с некоторого времени оказывала особое расположение к графине Юлии де Полиньяк. Красивая наружность, кроткий и прямой характер последней способствовали тому, что расположение это увеличивалось с каждым днем. Герцог де Коаньи обратился тогда к ней, чтобы образовать против меня враждебную партию. К этой партии сейчас же примкнула и герцогиня де Граммон, в лице своего представителя барона Безенваля, который был искренне предан герцогу Шоазелю и находился в весьма хороших отношениях с королевой. Барон хотел достигнуть своей цели насмешками и издевательствами надо мной, но дурной тон и неумение делать все в меру сослужили ему плохую службу. Графиня Юлия имела гораздо больше успеха в этом отношении, благодаря своему уму, грации и ровному спокойному расположению духа, однако я в скором времени совершенно обезоружил ее.

Отношение королевы ко мне было все прежнее. Она выказывала мне полное доверие но всем и почти не позволяла отлучаться из Версаля, но я вел себя всегда очень осторожно и только весьма неохотно подчинялся тем преимуществам, которыми она выделяла меня перед всеми. Королева, напротив, казалось, нарочно афишировала свои отношения ко мне и делала вид, будто я имел огромное влияние на нее. Вскоре все при дворе заговорили о том, что я уже состою или скоро буду состоять в числе ее любовников. Мадам де Геменэ, которая видела нас постоянно вместе, была в этом уверена еще больше других и говорила, что радуется тому, что королева попала в руки человека, который никогда не заставит ее решиться на поступки, недостойные ее сана. Королева также особенно выделяла мадам де Геменэ; она, видимо, собиралась все время в чем-то — открыться ей, но каждый раз сдерживалась и ничего не говорила, но зато постоянно говорила с ней обо мне с живейшим интересом и очень тепло. Многие просили меня похлопотать за них перед королевой; я принимал всех очень вежливо и всегда совершенно серьезно уверял всех, что не пользуюсь никаким влиянием на королеву и поэтому не могу просить ни за кого. Граф д'Артуа, который в подобных случаях служил всегда самым верным мерилом, не только выказывал мне глубокую привязанность, но и особенное почтение, и так стремился всегда находиться в моем обществе, что иногда положительно становился невыносим.