Арман де Лозен - Записки герцога Лозена

• Название: Записки герцога Лозена
• Автор: Арман де Лозен
• Издательство: Вече, АЛАНС
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1994
• ISBN: 5-7141-0205-03

Автор этих мемуаров, герцог Лозен, занимал видное место при Версальском дворе. Аристократ с головы до ног, красивый, изящный, остроумный, одинаково хорошо владеющий шпагой и искусством красноречия, он выделялся среди своих современников и пользовался огромной популярностью благодаря также своей беззаветной храбрости, которую не раз проявлял на поле битвы.

В своих мемуарах Лозен не щадит себя и не старается казаться лучше, чем он есть на самом деле. События он записывает в том порядке, как они ему вспоминаются, и главную роль, конечно, в них играют женщины, которыми полна была его жизнь. Сама Мария-Антуанетта благоволила ему и хотела бы видеть его своим фаворитом.

---

— Есть болезни, сударыня, — сказал он, — очень опасные для женщин, которые, однако, доктора не могут излечить. Ваш брат, — прибавил он, смеясь, — знает об этом, вероятно, более меня. Будьте осторожны и постоянны и вы наверно будете счастливы. Я никогда не видел, чтобы можно было так любить женщину, как он вас любит.

В Амстердам мы ехали водою, я сидел в глубине темной лодки. Была уже ночь, я держал в своих руках ручку княгини и даже украдкой обнимал ее, чему она не противилась. Она легла на этот раз тоже без ужина, и, по обыкновению, я остался сидеть у ее постели. Как только мы остались одни, мы нежно стали обнимать друг друга; я не мог подавить в себе страстное желание, охватившее меня и разделяемое, казалось, и ею, и осмелился позволить себе немного более обыкновенного, но тотчас был наказан.

— Я никогда не думала, — сказала она с горечью и грустью, — что любимый мною человек так быстро забудет все свои обещания и что он готов ради минутного удовольствия пожертвовать счастьем моей жизни.

В это время вошла ее камеристка, и она отослала меня.

Нет более неприятного чувства, как возбудить гнев той, которую любишь. Я провел почти всю ночь без сна, горько раскаиваясь в своем поступке. На следующий день, в восемь часов утра, за мной зашел один господин, с которым мы и отправились осматривать достопримечательности Амстердама и его окрестностей, и я вернулся домой только в восемь часов вечера. Княгиня обращалась со мной очень холодно, но она настолько любила меня, что не могла долго выдержать характера и сказала мне как-то шепотом: «Я, право, не в состоянии тебя наказывать, я уверена в том, что ты не захочешь больше огорчать меня». Эти слова вернули мне опять жизнь. Ужин прошел очень весело, а на другой день мы должны были уехать из Амстердама. Кем-то было предложено ехать в маленьких кабриолетах, попарно с тем, чтобы править самим. Мне предоставили везти княгиню, как лучшему кучеру; она сначала стала отказываться ехать со мной, но, видя, сколько отчаяния было в моих глазах, согласилась, наконец, на это. Мы поехали; она была очень серьезна; я спросил, что с ней. «Я не могу тебя бранить, — сказала она, — но подобное впечатление не скоро изглаживается, я сердита не на тебя, а на себя, и должна упрекать только себя за то, что имела слишком много доверия к тебе». Я, насколько мог, рассеял ее грустные мысли. Мы прожили затем еще целую неделю в Гааге.

Наконец, настало время возвращаться в Брюссель, где мы рассчитывали расстаться с нею. Мне казалось, что мы оба умрем с горя — я харкал кровью, княгиня чувствовала себя не лучше меня: она чуть не умерла в тот день, когда мы проезжали через Мэрдик. Я провел целую ночь у нее: «Мне кажется, — говорила она, — мы приняли решение, которое выше моих сил. Может быть, сила твоей любви такова, что спасет нас обоих. Может быть, ты будешь в состоянии жить поблизости от меня и предоставить тело мое князю, в то время, как вся душа моя будет принадлежать тебе безраздельно». Мы составили себе новый план жизни, с твердым намерением привести его в исполнение, но он потерпел фиаско, как и все остальное. Мы остановились только на один день в Брюсселе и вернулись затем в Париж.

Я расстался с княгиней в Санли и провел целые сутки в Хот-Фонтэн, совершенно другим человеком, чем я выехал оттуда. На другой день, в девять часов вечера, я приехал в Париж и остановился в том же отеле, где княгиня. Там я встретился с князем Репниным; он встретил меня спокойно, но был заметно холоден и сух. Княгиня лежала в постели, она жаловалась на здоровье и скоро отпустила нас обоих. Она успела мне передать однако, маленький сверток, в котором я нашел нежную записочку от нее и прядь волос, о которой я давно уже мечтал.

В одиннадцать часов вечера в комнату ко мне вошел д'Орэзон.

— Я только что расстался с сумасшедшим, — сказал он, — которому я обещал придти завтра рано утром, чтобы успокоить его. Вот из-за чего, собственно, я явился к вам, несмотря на поздний час. Князь Репнин вбил себе в голову, что вы влюблены в княгиню, а она в вас. Я говорил ему, что уверен в том, что это неправда и что у вас есть другая привязанность, но, для большей уверенности в этом, я еще пришел к вам, чтобы переговорить с вами».

Мое смущение и испуг ясно доказали ему, что он ошибается. Тогда он сказал: «Вы самый странный и легкомысленный из людей. А разве вы не любите уже больше хорошенькую Марианну?»

Я рассказал ему все, что произошло с тех пор, как я покинул Лондон. Он стал бранить меня и, кажется, сожалел даже, но утешить, конечно, ничем не мог.

Целую ночь я не мог спать, под наплывом самых разнообразных мыслей. На другой день я отправился к княгине, чтобы узнать о ее здоровье, она чувствовала себя не лучше, чем накануне. Князь Репнин, с которым я встретился там, показался мне в довольно спокойном настроении духа, княгиня же отнеслась ко мне очень холодно. Я, конечно, не смел на это жаловаться и терпеливо переносил все. Несколько дней прошло таким образом. Репнин ни на одну минуту не оставлял нас одних; сам он казался довольным и спокойным. Я не мог ни спать, ни есть. Кровь шла у меня постоянно горлом и часто носовой платок мой был в крови; однажды он таким образом выдал меня.

— Что я вижу? — воскликнула княгиня тихо, — приходите сегодня в семь часов вечера, я буду одна, нам надо поговорить.

Я, конечно, был точен, как всегда.

— Друг мой, — сказала она, входя в комнату, — неужели дело дошло уже до этого? Неужели один из двух дорогих мне людей должен умереть, чтобы дать дорогу другому? Что с вами? Откройте мне вашу душу. Я хочу, я требую этого, я прошу вас об этом на коленях!

— Я совершенно здоров, — говорил я, сжимая ее в своих объятиях, — но мне надо запастись опять мужеством, которое только вы одна можете вселить в меня. Скажите мне, что вы меня любите, я так страстно хочу опять услышать это из ваших уст.

— Да, мой друг, я люблю вас, я вас боготворю, и нет такой силы, которая могла бы запретить мне говорить это вам. Имейте терпение и ведите себя и дальше с таким достоинством, которое заставляет так уважать вас. Вы умеете ладить с князем и вас при этом нельзя обвинить ни в фальши, ни в излишней сухости. Я горько упрекаю себя за страдания, которые причиняю вам. Но зато мне и самой нелегко обращаться с вами в его присутствии, как с посторонним мне лицом. Но, только благодаря этому, мы можем еще скрывать от него нашу любовь, иначе все было бы потеряно и нам пришлось бы нести страшные последствия нашей неосторожности. Не сердись, мой друг, и главное, береги свое здоровье; не забудь, что каждая капля крови в тебе принадлежит мне и я готова купить ее ценою собственной жизни.

— О, мой друг, — воскликнул я, — ваши слова действуют на мою душу, как бальзам, я чувствую, что становлюсь достойным вас и заслуживаю теперь вашу любовь! Я отдаю князю полную справедливость во всем и не дай Бог, чтобы он сделался когда-нибудь несчастным из-за меня. Будем оберегать его от лишнего горя. Один взгляд ваш успокоит и вознаградит меня за все лишения, так как он напомнит мне, что душа ваша всецело принадлежит мне и я никогда не заставлю вас упрекать себя в чем-либо.

Князь Репнин вернулся домой, когда мы его менее всего ожидали, и, несмотря на все старания, мы заметно смутились, что, конечно, не могло ускользнуть от него. Он не мог справиться с ревностью, охватившей его, но так как знал, что всякая сцена вредна здоровью княгини, и видя, что не может справиться с собой, немедленно вышел из комнаты. Однажды вечером он отправился к мадам л'Юлье и сказал ей:

— Я положительно не могу больше выносить подобной муки; я должен, наконец, открыться кому-либо. Лозен влюблен в княгиню, и она, кажется, боготворит его. Он также горд и ревнив, как я, и должно быть, ненавидит меня; его честное и благородное поведение доказывает, какое влияние на него имеет ваша подруга, княгиня Чарторыжская. Мы не можем, конечно, вступить с ним в какое-либо соглашение, остается только, чтобы один из нас умер. Так как он отнимает у меня единственное сокровище, оставшееся мне на земле, то, конечно, я буду защищать его до последней капли крови.

Напрасно мадам л'Юлье старалась успокоить и уговорить его; на другой день я получил от него записку следующего содержания:

«Вы знаете мое уважение и мою ненависть к вам; будем же драться из-за той, которую мы не можем разделить между собою; один из нас должен погибнуть от руки другого. Я предоставляю вам выбор места, времени и оружия.

Николай Васильевич Репнин».

Я ответил ему так:

«Князь Репнин не может подозревать меня в трусости. Я уважаю его настолько, что отказываюсь от той чести, которую он готов оказать мне. Я не могу согласиться на поединок, который должен компрометировать лицо, которое я глубоко уважаю, и благодаря которому, это лицо лишится одного из своих друзей. Если князь и сделает мне честь напасть на меня первым, я докажу ему, что не согласен проливать кровь человека, которому княгиня обязана всем.