Энрико Франческини - Любовница президента, или Дама с Красной площади

• Название: Любовница президента, или Дама с Красной площади
• Автор: Энрико Франческини
• Издательство: Букмэн
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 1995
• ISBN: 5-85029-080-Х

Итальянский журналист, московский корреспондент газеты «Република», оказывается вовлечен в водоворот политической борьбы, сопровождающей распад советской империи. В его распоряжении оказываются документальные материалы о мрачных тайнах кремлевской политики, об интригах КГБ и западных спецслужб, ему удается проникнуть в подземные лабиринты Кремля. Однако главным его открытием становится очаровательная русская женщина аристократического происхождения по имени Наташа — тайная любовь Президента великой державы.

---

Или случается так, что, силясь уследить за ее певучей речью, понять все русские слова, я устаю. И тогда перестаю ловить смысл фраз, а сосредоточиваю все внимание на ее дыхании. Наташа делает вдох, потом выдох. Вдыхает, выдыхает, вдыхает, выдыхает. И я чувствую, что тоже становлюсь воздухом, наполняю ей рот, растекаюсь по всем разветвлениям легких, проникаю в кровь, дохожу до сердца…

Прихожу в себя после мгновения такой сладостной полудремоты, пропустив добрую половину того, о чем она говорила.

— …всегда такой вежливый, любезный. Терпеть не может сквернословие. Не выносит, когда кто-нибудь теряет над собой контроль. И кроме того, он ведь родом из деревни, происходит из крестьянской семьи и с детства впитал некоторые хорошие качества. Например, чувство ответственности. Когда ему плохо, когда он чем-то встревожен, огорчен, он не должен показывать вида, не хочет, чтобы это отражалось на окружающих, на близких ему людях…

— Это относится даже к жене? Они кажутся такой дружной парой.

— Только кажутся. Он познакомился с ней в Москве, когда поступил в университет. Это был первый шаг в его карьере. Попал в самое престижное учебное заведение в Советском Союзе. Но все же он оставался провинциалом, бедным деревенским парнем, студентом, принадлежащим к меньшинству — к тем примерным, образцовым мальчикам, которые, не входя в круг элитарных семей, без влиятельной поддержки, без блата, все равно сумели поступить в столичный университет, потому что они умные, серьезные, дисциплинированные, настойчивые, действительно хотели учиться. А он к тому же обещал еще стать образцовым коммунистом. Он рассказывал мне, что приехал в Москву восемнадцатилетним юношей, имея лишь одну пару брюк — ту, что была на нем. У него родители были крестьянами. А ее родители — образованными людьми, принадлежащими к высшему социальному слою. До замужества она уже бывала в Москве, для нее столичная жизнь, поступление в университет не были, как для него, шоком.

— Вы подразумеваете, что он на ней женился ради выгоды?

— Нет. Это была настоящая любовь, я в этом уверена. Но для него эта девушка — уверенная в себе, волевая, педантичная, с налетом интеллектуальности, а к тому же очень хорошенькая — представляла нечто совершенно новое, не похожее на мирок, в котором он вырос. По сравнению с ней девушки его края, Юга России, казались женщинами прошлой эпохи. Ясное дело, в московском университете были и другие студентки в таком же духе. Но у нее была особая черта: она была моралисткой. Большой моралисткой. Она не делала различия между товарищами по учебе, между детьми из номенклатурных семей и меньшинством, поступившим в университет благодаря собственным заслугам. Между богатыми и бедными, как сказали бы вы на Западе. Таким образом, он привлекал ее по прямо противоположным мотивам. Для него эта молодая женщина была также возможностью подняться выше по социальной лестнице: он, вернувшись в родное селение, мог бы хвастать ею, как полученной при защите диплома высокой отметкой, как орденом Ленина или другой наградой. Это был человек, вместе с которым он мог делать карьеру. Для нее же любить его было способом верить в социализм: в социальное равенство общества и классов, в пролетарскую справедливость. Он любил ее, потому что ощущал некоторым образом ее превосходство. Она любила его, потому что ощущала, что он ниже нее в социальном отношении. Он, сельский житель, верил в здравый смысл, честность, конкретную работу. Она верила в идею, в социализм, в марксизм-ленинизм. Он — человек практичный, ее женская голова набита теориями. Поэтому, познакомившись с ним в университете, она почувствовала в нем природную, спонтанную силу, которой не было у других более культурных и интеллигентных сокурсников: силу честолюбия, но чистую, ничем не замутненную, бескорыстную и неподкупную.

— Это могла быть идеальная комбинация для брака. У нас есть пословица, которая гласит: противоположности сходятся, — заметил я.

— У нас тоже так говорят. В самом деле, вначале это была удачная комбинация. После окончания университета, поженившись, они перебрались в Краснодар, где и началась его политическая карьера. Постепенно, не спеша, не прошло и десяти лет, как он оказался на вершине местной власти, стал человеком номер один в крайкоме партии. У него было все: красивая жена, двое прекрасных детей, удобная квартира, комфортабельная дача, автомобили с водителями, довольно много денег, не считая всех подарков, подношений и привилегий, о которых он не просил, но которые получал в силу своего положения. В том провинциальном городе, в том отдаленном южном крае его чтили, побаивались и уважали как маленького царька. Деревенский паренек, выходец из крестьянской семьи, своего добился. Если бы он этим удовлетворился, мог бы оставаться в Краснодаре до конца своих дней.

— Но он не удовлетворился…

— Он стремился к большему. И она тоже хотела большего. Но погоня за все более высоким положением изменила отношения между ними. Дома, с глазу на глаз, она говорила о его должности Первого секретаря Краснодарского крайкома как о чем-то весьма жалком и незначительном. Ты, уверяла она, стоишь куда больше, чем любой руководитель области или края. Но трудности в восхождении к власти были огромны: зависть, интриги, подсиживание, недоверие, идеологические судилища, необходимость неизменно представлять официальную точку зрения в бурный и сложный переходный период между Сталиным и Хрущевым. Безжалостная, жестокая борьба, настолько безжалостная, какой только может быть борьба между коммунистами в нашей стране. И чем больше возрастали трудности, тем острее ощущал он необходимость излить кому-нибудь душу. Но с кем он мог поговорить, с кем? В университете у него был друг, приехавший на учебу в Москву из Чехословакии, естественно тоже коммунист, но несколько иного толка, особенно по сравнению с большинством тогдашних членов партии. Они с этим чехом были схожи. Вели друг с другом доверительные беседы насчет всего того загнивания системы, которое происходило у них на глазах. Но впоследствии, когда он сделал карьеру в КПСС, он прервал с чехословацким приятелем всякие отношения. Вот так, разом, без всяких объяснений. Иначе он рисковал скомпрометировать себя симпатиями к «пражской весне», к Дубчеку. Понимаете?

— Мне кажется вполне нормальным, что у советских руководителей, если они пекутся о своей карьере, могут быть опасения такого рода.

— Да, конечно, но разве можно так жить? А кроме этого студента-чеха, у него никого не было, это был его единственный друг. Вы никогда не задавали себе вопроса, почему за все эти годы гласности и перестройки не появился ни один его старый знакомый, который рассказал бы о нем какие-нибудь подробности? О том, каким он был раньше? Советские и иностранные журналисты рыскали повсюду, приезжали даже в его родную деревню под Краснодаром, расспрашивали его бывших школьных соучеников, бывших учителей, коллег по партийной работе, и все впустую — не обнаружилось совершенно ничего интересного… Цензура тут ни при чем. Единственная причина — его одиночество. Свое восхождение к власти он совершал в одиночестве. И даже когда это восхождение завершилось, когда он достиг самой вершины, он остался одинок, не хотел иметь рядом «соратников», «учеников», «продолжателей», не откровенничал даже с ближайшими сотрудниками, с которыми проработал много лет. Он никому не доверял.

— Даже жене?

— Совершенно ясно, что она бы никогда его не предала. Но если бы он стал делиться с ней своими страхами, обнаружил слабости, то мог бы ее разочаровать. Она считала его железным человеком, твердым, как кремень, живым воплощением социалистических принципов. Поэтому даже дома ему приходилось играть свою роль до конца. Он с детства мечтал стать актером. Лицедейство у него в крови. И судьба заставила его актерствовать всю жизнь.

— Может, он не актерствовал. Может, он на самом деле такой. Есть великие люди, сильные личности, которые…

— Да вы не можете себе даже представить, какому давлению он подвергался. Он испытывал ужасающие стрессы, невероятное внутреннее напряжение. Нет, он нуждался в помощи, испытывал эту необходимость все сильнее, впадал в отчаяние, не зная, к кому обратиться…

— И что же?

— Тут он встретил меня. И с того дня на протяжении двадцати лет мы с ним больше не расставались. Со мной он мог выговориться, мог излить душу. Может быть, потому, что я младше его, может быть, потому, что была его землячкой или просто потому, что у меня другой характер, чем у его жены. Как бы то ни было, я оказалась подходящим человеком и появилась в подходящий момент. Думаю, что без меня он бы не справился. Разумеется, ему никогда и в голову не приходило оставить жену. Она была матерью его детей, и он еще ее любил. Кроме того, развод с ней явился бы громким скандалом. На это он не мог пойти.