Станислав Рудольф - Птицы меня не обгонят

• Название: Птицы меня не обгонят
• Автор: Станислав Рудольф
• Издательство: Детская литература
• Жанр: Детская проза
• Год: 1976

Две повести современного чешского писателя — «Милан» и «Гонза» — о подростках, о выборе ими места в жизни, любимой профессии.

---

— Какой ты милый, Гонза. Так быстро — и сразу четыре. Это просто здорово!.. — Она наклонила голову. — Ты знаешь, а ведь они пахнут!

— Да? — холодно спросил я.

— Эти — пахнут! — повторила она и засунула ту розочку, что дал ей Вотыпка, в петлицу малышу Златнику.

— Я не думала, что ты такой меткий!..

— Да брось ты, — скромно ответил я.

От Вотыпки остался пшик — и все!

Вдруг Итка закричала:

— Пошли на карусели!!!

Все тоже заорали:

— Пошли, пошли, здорово!

И мне не осталось ничего иного, как присоединиться и восторгаться вместе с ними, хотя мне было, прямо говоря, неважненько. Я, конечно, ничего не имею против каруселей, но лично мне вполне достаточно и того, что наш земной шар крутится вокруг своей оси и мы крутимся вместе с ним.

— Здо-о-о-рово! — заорал я еще на ступеньках.

— Садись за мной, Гонза, ладно? И подталкивай. Я ужасно люблю карусели! — попросила меня Итка, вся сияя от восторга.

Карусели медленно остановились, и мы ринулись к сиденьям. Я послушно уселся позади Итки. Я висел не слишком высоко, можно выдержать. Потом подошел отец Новотного, того самого, что продал мне розы; он обвязал меня вокруг живота двумя цепочками. Итка что-то трещала и все время оборачивалась — ей нужно было знать массу пустяковых вещей, — но я незаметно разглядывал высокий столб над нашей головой и тоненькие цепочки, которые вот-вот оборвутся. Тут Новотный всунул в котел с водой реостат, и мы поехали. Ничего страшного. Я так осмелел, что даже схватил Итку за плечо.

— Раскачивай меня! — крикнула она.

— Ага! — заорал я в ответ.

И тут мы вознеслись высоко над тиром и полосатыми зонтиками, под которыми продавали турецкий мед и гадалки предсказывали будущее. Я увидал, что на меня надвигается дом. Итка кричала:

— Оттолкни меня!

Я собрал последние силы и ухватился за ее сиденье. Она отлетела от меня, но через секунду снова возвратилась. Ее рука была выставлена вперед. Но я уже крепко ухватился за свою цепь, зажмурил глаза и стал просить того дьявола, внизу, чтобы он эту адскую машину остановил, иначе все это сооружение вместе с нами оборвется и я буду насажен на шпиль костела, как кавказский шашлык на шампур. Но только Новотный сидел себе на стуле и наблюдал, как на другой стороне площади продают диетические сосиски. Был момент, когда мне казалось, что мой желудок сейчас расстанется с моим телом; я покрылся холодным потом, но конца моим мучениям не было видно… Мы долго летали вокруг костела и турецкого меда, и все тело у меня онемело.

Наконец мы медленно пристали к помосту. Я сорвал с себя цепочки, которыми был привязан, и первым кинулся вниз. О, земля!.. Мне хотелось опуститься на колени и целовать ее.

Остальные прибежали позже.

— Ну что, понравилось? — спросила Итка.

— Спрашиваешь! — ответил я. — Жаль, что ты от меня там, наверху, улетела!

— А что-то ты вроде зеленый? — съехидничал Вотыпка.

— Вот еще! Ты, случаем, не дальтоник? Пошли!.. — крикнул я и потащил всех к аттракциону, где на бутылку муската накидывали кружочки, а оттуда — есть мороженое, а потом к лабиринту — к тем местам, где мне больше не грозила никакая опасность.

Итка все время носила с собой мои бумажные розочки и нюхала их.

Когда на ратуше пробило двенадцать, мы с Иткой остались одни. Она отогнула проволочку, которой были связаны розы, и принялась «крутить мельницу». Ребята помчались домой обедать, но мне не надо было торопиться.

— Ты придешь? — спросила она наконец.

— Куда?

— После обеда опять сюда. Мне лично надоело! Скука!

— А что ты будешь делать?

— Наверное, сидеть дома. Может, зайдешь?

— Если хочешь…

— Захвати с собой скрипку. Ты ведь обещал!..

«Tesoro mio!» — крикнул кто-то во мне восторженно.

— Тебе интересно?

— Я безумно люблю скрипку… ты же знаешь.

— Когда приходить?

Она взглянула наверх, на ратушу. Часы показывали двенадцать и несколько минут.

— В три.

— Так поздно? — спросил я огорченно.

— До трех мы все спим. В воскресенье у нас так заведено.

— И ты тоже?

— А почему бы и нет?

Мне оставалось только согласиться. Значит, в три.

Она, чуть подняв голову, улыбнулась, пискнула: «Чао!» — и побежала домой. Ее каблучки стучали по тротуару. Этот звук почему-то напомнил мне, как барабанит Шикола карандашом по столу во время урока математики.

31

Я разогреваю суп на плите и хватаю остаток вчерашней курицы. Хотя есть мне вовсе не хочется. Курицу съем так, безо всего, картошку выкину, — не забыть бы, а то мама будет сердиться.

Надо опять сыграть «Tesoro mio». Не имеет смысла упускать такой подходящий случай. К нотам я канцелярской скрепкой прикрепил Иткину фотографию. Я играю, а сам смотрю на нее. «Tesoro mio» я знаю назубок, мне теперь уже не мешает, что она написана в три си-бемоль.

На плите кипит суп. Спешу выключить. Чуть-чуть не убежал! Придется ждать, пока хоть немного остынет.

Я играю легко — па-па-пададам-дам… — и уже вижу, как Итка, прикрыв глаза, сидит, откинув голову назад, ее волосы разметались по спинке кресла, она взволнованно дышит… Но вот я закончил, и она, словно очнувшись, спрашивает:

«Что ты играл, Гонза?»

Я протягиваю ей ноты, и она читает название. Она только сейчас узнаёт, что «Tesoro mio» — это значит «Мое сокровище». Она берет те четыре розочки, которые я ей сегодня подарил, нюхает их и говорит:

«Ты — мировой парень, Гонза. Ни один мальчишка в Стржибровицах не умеет так играть!»

И может быть, просит еще раз исполнить «Tesoro mio».

Суп уже можно есть. Мне и в голову не придет налить его в тарелку, я ем прямо из кастрюли и думаю, до чего же здорово, что я остался дома! Иначе я не встретился бы с Иткой и упустил бы такую отличную возможность сыграть ей «Tesoro mio», побыть с ней часок-другой вдвоем…

Если б я поехал с мамой и бабушкой, то сидел бы где-нибудь на диване, декламировал стишки ко дню рождения и слушал наивные рассказики из жизни машинистов. Ясное дело! Очень нужно!

Я обглодал куренка, тщательно вымыл руки и ровно в половине третьего помчался к Итке.

32

Звоню. Один длинный, два раза динь-динь! И жду.

Никто не идет открывать. Я чувствую, как от волнения гланды в моем горле увеличиваются до размера страусовых яиц. Что, если она просто пошутила? Что, если уже давно крутится с Вендой Вотыпкой на каруселях и кричит ему: «Лови меня!» А Венда усмехается и далеко-далеко вытягивает руку, потому что он-то на каруселях не зеленеет и может кататься хоть пять раз подряд.

Наконец двери открываются.

Итка! Она дома.

«Фу!..» — выдохнул я.

— Привет! — говорю я и лезу со своей скрипкой в дом. Она стреляет взглядом на мои пыльные ботинки и приказывает:

— Снимай! — и кидает к моим ногам тапки, которые велики мне на пять номеров.

Я мгновенно переобуваюсь и тихонько следую за ней. Я здесь в первый раз. «Но, надеюсь, не в последний», — мелькает у меня в голове.

Она ведет меня в свою комнату. Я окидываю взглядом стены, заклеенные фотографиями певцов и киноактеров, низкий книжный шкафчик, полки, на которых рассажено штук шесть кукол; там же стоит японский транзистор — Итка иногда берет его с собой на улицу; на столе у окна стопка тетрадей, учебников и лампа на кронштейне. Возле дивана — открытый магнитофон. Я кладу футляр со скрипкой.

— Тебе у меня нравится? — спрашивает она и, скрестив ноги, усаживается на диван, как будто собираясь упражняться по системе йогов.

Я кивнул и принялся очень тщательно настраивать скрипку. На открытом футляре я устанавливаю ноты («Tesoro mio»).

— Давай!.. — кивает она.

Я начал. Падам-дам-да-дадам, ла-ла-ла… — играю я нежно, почти страстно и неустанно поглядываю на Итку. Интересно, она заметила название и то, что в скобках стоит «Мое сокровище»?

Я закончил. Без единой ошибочки. За такое исполнение меня немедленно бы приняли в консерваторию!

Я стою, свободно опустив руки со скрипкой и смычком. От того, что сейчас скажет Итка, быть может, зависит мое будущее! Одно только слово, одна фраза — и я буду счастлив. Я забуду все: математику, ненавистного Владимира, карусели, вечные ссоры с бабушкой, меня перестанет огорчать беззубая шестеренка…

Ничего такого не происходит.

Итка, вдруг вскочила с дивана, кинулась к магнитофону: чик! — нажала кнопку и пустила на всю железку такой сумасшедший биг-бит, что закачалась люстра на потолке. А сама принялась крутиться посреди комнаты, выворачивая в такт колени, и грозить мне пальцами, время от времени выкрикивая:

— Подходяще, а? Ты так умеешь?

Я отрицательно мотнул головой и медленно ослабил смычок. Я был сражен насмерть. Это было пострашней, чем если бы с нами тут сидел Вотыпка. Я спрятал скрипку в футляр. Этот идиотский грохот все продолжался, и я заорал, что мне пора домой, что у меня нет времени, и дрыгнул ногами — раз и два, да так, что тапки залетели под диван. По-моему, Итка не заметила, что я ухожу.