Айседора Дункан - Мой муж Сергей Есенин

• Название: Мой муж Сергей Есенин
• Автор: Айседора Дункан
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-17-082976-7

Страстный, яркий и короткий брак американской танцовщицы Айседоры Дункан и русского поэта Сергея Есенина до сих пор вызывает немало вопросов. Почему двух таких разных людей тянуло друг другу? Как эта роковая любовь повлияла на творчество великого поэта и на его трагическую смерть?

Предлагаем читателю заглянуть ввоспоминания, написанные одной из самых смелых и талантливых женщин прошлого века, великой танцовщицы - основательницы свободного танца, женщины, счастье от которой, чуть появившись, тут же ускользало.

---

Старуха некоторое время всматривалась в пар, поднимавшийся из котла, а затем произнесла слова, которая Пенелопа тут же перевела.

— Она вас приветствует как дочь солнца. Вы посланы на землю, чтобы дать много радости людям. Из этой радости возникнет целый культ. После многих странствий к концу вашей жизни вы построите храмы по всему миру. С течением времени вы вернетесь и в этот город, где вы также построите храм.

Все эти храмы будут посвящены красоте и радости, потому что вы дочь солнца.

В то время это поэтическое пророчество показалось мне очень диким. Пенелопа в свою очередь попросила ей погадать.

Старуха стала говорить, и я заметила, что Пенелопа побледнела и казалась очень испуганной.

— Что она говорит? — спросила я.

— То, что она говорит, меня очень беспокоит, — ответила Пенелопа. — Она говорит, что у меня есть ягненок, она, вероятно, имеет в виду моего мальчика Меналкаса. Она говорит, что я мечтаю еще об ягненке, вероятно, это дочь, которую я так хочу иметь, но что это желание никогда не исполнится. Я будто бы скоро получу телеграмму, что любимый мною человек тяжело болен, а другой находится при смерти. А затем, — продолжала Пенелопа, — моя жизнь будет коротка, я предамся последнему размышлению на возвышенном месте и покину этот мир.

Пенелопа была сильно потрясена. Дав старухе немного денег и простившись с нею, она схватила меня за руку и почти бегом бросилась по коридорам, вниз по лестнице, пока не очутилась на узкой улице, где мы сели в экипаж и поехали обратно в гостиницу. Когда мы вошли, швейцар подал нам телеграмму. Пенелопа в полуобмороке склонилась ко мне на плечо, и мне пришлось отвести ее в номер, где я распечатала телеграмму. Она гласила: «Меналкас очень болен. Раймонд очень болен. Приезжайте немедленно».

Бедная Пенелопа была в отчаянии. Поспешно упаковав вещи в чемоданы, я спросила, когда идет следующий пароход в Санта-Кваранту. Швейцар отвечал, что на закате солнца. Но даже в этой суматохе я вспомнила мать Рауля и написала ей: «Если вы хотите спасти сына от угрожающей ему опасности, вы должны немедленно услать его из Константинополя. Не спрашивайте меня — почему, но если возможно, привезите его на пароход, которым я уезжаю сегодня в пять часов дня».

Я не получила ответа, но когда пароход готовился отчалить, появился Рауль, бледный и похожий на мертвеца, и с чемоданом в руках быстро поднялся по сходням. Я спросила его, есть ли у него каюта или билет, но он не подумал ни о том, ни о другом. Но пароходы на востоке удобны, а капитаны любезны, и мне удалось устроить Рауля в салоне занимаемого мною помещения.

Прибыв в Санта-Кваранту, мы нашли Раймонда и Меналкаса, лежащих в лихорадке. Я употребила все усилия, чтобы убедить Раймонда и Пенелопу покинуть мрачную Албанию и вернуться со мной в Европу. Я даже прибегла к помощи пароходного доктора, но Раймонд отказался бросить своих беженцев и свой поселок, а Пенелопа, конечно, не пожелала расстаться с ним. Поэтому я была вынуждена оставить их на унылой скале под защитой маленькой палатки, которую немилосердно трепал настоящий ураган.

Пароход продолжал свой путь в Триест. Рауль и я были глубоко несчастны, и юноша не переставал плакать. Я телеграфировала, чтобы мой автомобиль встретил нас в Триесте, так как мне была неприятна встреча с другими пассажирами в поезде, и мы двинулись на север через швейцарские горы. Мы остановились на некоторое время у Женевского озера. Оба, углубленные в собственное горе, мы являлись странной парой и, может быть, поэтому находили удовольствие в обществе друг друга. Целыми днями мы катались в лодке по озеру, пока я наконец не добилась от Рауля торжественной клятвы, что ради матери он никогда не наложит на себя рук. И вот как-то утром я проводила его на вокзал. Он вернулся в свой театр, и с тех пор я его никогда не видела, но слышала позднее, что он сделал блестящую карьеру и производил большое впечатление своим исполнением роли Гамлета. Я его хорошо понимала, так как кто бы мог произнести строки «Быть или не быть?» с большим пониманием, чем бедный Рауль? Но он был очень молод и, надеюсь, с тех пор нашел счастье.

Оставшись одна в Швейцарии, я предалась чувству усталости и меланхолии. Я не могла долго оставаться в одном месте и, мучимая тоской, путешествовала в автомобиле по всей Швейцарии, пока наконец, подчиняясь непреодолимому порыву, не поехала обратно в Париж. Я была совершенно одна, так как не выносила общества людей. Даже брат Августин, присоединившийся ко мне в Швейцарии, не мог на меня повлиять. Я дошла до такого состояния, что самый звук человеческого голоса был мне отвратителен, а люди, входившие в мою комнату, казались неживыми и далекими. И вот ночью я подъехала к дверям своего парижского дома в Ниель. Все было пустынно, и только у ворот в сторожке жил старик, присматривавший за садом.

Я вошла в свое обширное ателье, и на мгновение вид моих голубых занавесей напомнил мне искусство и мою работу, и я решила попытаться вернуться к ней. С этой целью я послала за моим другом и аккомпаниатором Генером Скином, но звуки знакомой музыки только вызвали слезы. Я заплакала впервые после смерти детей. Всев этом месте остро напоминало мне дни, когда я была счастлива. Скоро меня стали преследовать галлюцинации, мне слышались голоса детей в саду, и когда однажды я вошла в домик, где они жили, и увидела разбросанные игрушки и платья, я совершенно обессилела и поняла, что не могу оставаться в Ниелье. Все же я заставила себя пригласить несколько друзей.

По ночам я не была в состоянии спать и все время чувствовала роковую близость реки. Будучи не в силах дольше жить в такой атмосфере, я снова села в автомобиль и отправилась на юг. Только в автомобиле, мчавшемся со скоростью семидесяти или восьмидесяти километров в час, могла я найти успокоение от грызущей меня тоски. Я перевалила через Альпы и стала странствовать по Италии, то оказываясь в гондоле на каналах Венеции и плавая целую ночь, то блуждая по старинному городу Римини. Я провела одну ночь во Флоренции, где, как я знала, проживает Крэг, и мечтала послать за ним, но он был женат и затянут семейной жизнью, и я, подумав, что это может вызвать семейные раздоры, отказалась от своей мысли.

Однажды, остановившись в приморском городке, я получила телеграмму следующего содержания: «Айседора, я знаю, что вы странствуете по Италии. Прошу вас, посетите меня. Я сделаю все, чтобы вас утешить. Элеонора Дузе». Я так и не узнала, как она открыла мое местопребывание, чтобы отправить телеграмму, но, прочитав магическое имя, я поняла, что Элеонора Дузе — единственный человек, которого я хочу видеть. Телеграмма была из Виареджио, как раз по другую сторону мыса, где я находилась. Я немедленно выехала в автомобиле, послав предварительно благодарственный ответ Элеоноре, чтобы предупредить о своем приезде. Я приехала в Виареджио ночью во время страшной бури. Элеонора занимала маленькую виллу вдали от населенных мест, но в «Гранд-Отеле» оставила мне записку с просьбой ехать прямо к ней.

27

На следующее утро я поехала к Дузе, которая жила в вилле розового цвета за виноградником. Она вышла мне навстречу, словно сияющий ангел, по аллее, увитой виноградом. Она меня приняла в свои объятия, и ее удивительные глаза излучали на меня столько любви и нежности, что я почувствовала себя, как должен был себя почувствовать Данте, когда встретил божественную Беатриче.

Я поселилась в Виареджио, находя поддержку в лучистых глазах Элеоноры.

Она меня баюкала в своих объятиях, успокаивая мою боль, и даже не столько утешала, сколько, казалось, принимала мое горе на себя. Я поняла, что не могла переносить общества других людей, потому что все они разыгрывали комедию, стараясь меня развеселить и делая вид, что все забыто. Элеонора же сказала: «Расскажите мне о Дердре и Патрике» — и заставила меня повторить все их словечки, описать их привычки и показать фотографии, которые целовала и над которыми плакала. Она никогда не советовала перестать горевать, но горевала вместе со мной, и впервые со дня смерти детей я почувствовала, что я не одна. Элеонора Дузе была сверхчеловеком. Ее сердце было так велико, что могло вместить всю трагедию мира, а дух сиял через всю тьму земных страданий. Во время прогулок у моря мне часто казалось, что ее голова касается звезд, а руки дотрагиваются до вершин гор.

Элеонора преклонялась перед Шелли и иногда в конце сентября, во время постоянных бурь, когда беспрестанные молнии освещали мрачные волны, указывала на море, говоря: «Смотрите — вот отблеск пепла Шелли, он там. Он ходит по волнам».

Преследуемая любопытными взорами в гостинице, я наняла виллу. Но что могло заставить меня сделать такой выбор? Это был большой красный кирпичный дом в глубине унылого, хвойного леса, окруженный со всех сторон высокой стеной. Грустный снаружи, внутри он был так печален, что не поддается описанию. Когда-то, по рассказам окрестных жителей, там жила дама, охваченная несчастной страстью к высокой особе австрийского двора, некоторые даже уверяли, к самому Францу-Иосифу. Этой даме пришлось увидеть постепенно впадающим в безумие сына, родившегося от этой связи. В верхнем этаже виллы находилась маленькая комната с окнами, защищенными решеткой, и с маленьким квадратным отверстием в двери, через которое, по-видимому, подавалась пища бедному молодому безумцу, когда он становился опасен. На крыше была большая открытая терраса с видом на море и на горы. Это мрачное жилище, вмещавшее в себя по крайней мере шестьдесят комнат, привлекло мое внимание, и я его наняла. Мне понравился хвойный лес, окруженный стеной, и вид с террасы. Я предложила Элеоноре там поселиться, но она вежливо отказалась и переехала из своей летней виллы в маленький белый домик поблизости.