Ион Чобану - Мосты

• Название: Мосты
• Автор: Ион Чобану
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1989
• ISBN: 5-280-00605-Х

Настоящий том «Библиотеки советского романа» объединяет произведения двух известных современных молдавских прозаиков: «Белую церковь» (1981) Иона Друцэ — историческое повествование о Молдавии времен русско-турецкой войны второй половины XVIII в. и роман Иона Чобану «Мосты» (1966) — о жизни молдавской деревни в Великую Отечественную войну и первые послевоенные месяцы.

---

— Тогда передам, что придешь.

— А что же еще?

— Да-а… город портит человека! — Аника снова поджала губы и неторопливо ушла. Ей не понравился мой тон. Женщины из Чулука не любят шуток и вольностей.

Но не следовало забывать и о Митре. Этот сорвиголова мог придумать для меня какой-нибудь розыгрыш.

Это пришло мне в голову, когда Аника снаружи заперла двери на замок и ушла на хоровод. Хорошенькое дельце! В доме — ни души. Лишь сверчок стрекочет в запечье… Я — за главного в чужом доме. Из-за садов доносится музыка, обжигающая сердце печалью. Неужели Митря решил водить меня за нос?

Только я собрался обшарить углы комнаты, прикидывая, где спрятался мой приятель, припасший бутылку вина, вдруг с печи спускается невеста. Идет ко мне мягкой походкой, точно дедушкин кот, когда утащит со сковородки мясо. Не то что шагов не слышно — дыхания. Вика поеживалась, скрестив руки на груди, словно с моим приходом в доме стало холодней. Вся ее фигура выражала покорность и мольбу, просила пощады, снисхождения. И лишь в зрачках таился таинственный огонь. И не обычная улыбка на лице, к которой я привык, а какое-то затаенно-лукавое выражение…

— Сиди смирно! Не подходи ко мне!

— Да что с тобой?

— Не подходи, кричать буду!

— Разве ты не звала?

Я и не собирался приблизиться к Вике. Только шало смотрел, как она мечется из угла в угол, не находя себе места.

— Тише! Кто-то идет.

— Никто, тебе показалось…

— Шаги за домом…

— Так тебе и надо! Зачем настропалила Анику, чтобы заперла нас?

— Аника сказала, такой обычай.

— Что ж, давай по обычаю!

— Нет, не хочу!

— Я ж тебя не съем.

— Вот что, сиди на лежанке, я буду на лавке…

— Ну, если такой обычай…

— Нет, обычай не такой.

— Тогда давай, как полагается!

— Нет, лучше так — ты на лежанке, я на лавке.

— Ну, раз тебе хочется…

— Ты первый раз так сидишь?

— Первый.

— Я тоже.

— Ну?..

— Потом пойдешь на жок?

— А почему бы нет?

— Хочешь, пойдем вместе?

— Я подумаю.

— Сердишься, что не хочу сидеть рядом с тобой?

— Ужас как сержусь.

— А вдруг потом обманешь меня?

— В этом-то и весь обычай?

Сердце екнуло — вспомнилось, как говорили парни, что в девушках больше чертей, чем на мельнице мешков, и повадка у них схожая. Почти все говорят: «Ступай туда… иди сюда… сиди смирно… Нет, мне скучно…» И если будешь с ними нерешителен, из тебя же сделают посмешище.

После того как сельские молодки вручили мне на прополке картофеля тяпку, завернутую в платочек, не хватает еще, чтобы обо мне разнеслась молва, будто я недотепа. Не знаю, как я тогда выглядел. Подобно тигру, я прыгнул, и лишь сердцебиение девушки образумило меня на мгновенье. В груди у нее стучало — тук-хук-тук. Хорошо, что я опомнился. Тут как раз послышался скрежет открываемого замка, в дверях появилась Аника с широкой всепонимающей улыбкой.

Мы с Викой вылетели во двор. Я — в одну сторону, она — в другую. Точно чета Кибирей: на прополке он всегда работал в одном углу делянки, жена — в противоположном.

Мозг мой сверлила мысль: неужто из-за какого-то вздорного обычая я больше не смогу ходить в этот дом?

Вдруг Вика положила мне руку на плечо, захохотала.

— Пошли на жок. Что твое, то твое, не убудет, не прибавится.

— Смотри, пошлю тебя в сад… И ты от меня не увильнешь.

— Какой нашелся!

— Не веришь?

— Конечно, нет!

Вика так дернула платок, которым я вытирал вспотевший лоб, что он чуть не порвался. Но я не выпустил его… Так мы и шли по селу, держась за платочек, будто помолвленные.

Музыканты, завидев нас издалека, заиграли марш Кукоша. Вика понятия не имела, чем знаменит этот марш, начинавшийся тревожным пением трубы: «Будь готов, атаман, лес оцепляют жандармы! Нагружай свои подводушки, покидай своих зазнобушек!»

Я и в самом деле пыжился, как молодой петушок. Ведь у меня в гороскопе записано: если не преуспею в науках, стану известным разбойником в кодрах. Как знать, может, переплюну самого Кукоша из Деренеу! Может, и в мою честь музыканты станут слагать песни, играть их от всей души. А я отводить душу с красавицами…

Пока что я отвел Вику к подружкам и вернулся в круг парней. Мимоходом ко мне подошла Мариуца Лесничиха, сорвала шляпу с моей головы и приладила ландыш. Парни засмеялись. Как бы не поплатился я, подобно Митре: снова спрячет Мариуца подушку под юбкой, запросто придет к моей матери…

Дочь Кибиря, та, что не смывает с лица мыльную пену, попросила поучить ее танцевать по-городскому. Теленешты были для нее самым большим на свете городом!

Дед Петраке тоже пришел на хоровод. Стоит, опершись на свою клюку, и кротко смотрит, как веселится молодежь.

Музыка умолкла, и барабанщик, вооруженный барабанной палочкой, погнался за ватагой детишек, согнал их с забора, кинулся следом. Вижу, драпает и мой братишка Никэ, только пятки сверкают. Я хотел было вмешаться, но Митря меня удержал за локоть:

— Пусть их! Так им и надо.

— Что натворили?

— Спроси своего братца. Поймал змею, воткнул в пасть ей полу армячка, дернул и вырвал зубы. И сунул в тромбон Евлампия. Чуть не загубили хоровод… Цыгане испугались змеи и не захотели больше играть.

— Ох, этот Никэ… Отец узнает, шкуру с него спустит.

— Пока до этого не дошло, скажи ему сам, пусть не валяет дурака. А то поймаю, голого привяжу к дереву в кодрах да там и оставлю ночевать… Пусть им полакомятся комары, оводы, муравьи, все кому ни лень. Быстро станет шелковым. Ты меня знаешь, я слов на ветер не бросаю!

— Что у тебя все время кодры на уме?

— С тех пор как связался с Мариуцей Лесничихой! — усмехнулся лысый Вырлан.

— Раз уж зашла речь о лесе, знаете что?.. Сегодня день Ивана Купалы. Пошлем девчат в лес! — сказал Митря.

— Давай! Отведем музыкантов поесть…

— Выпьем по четвертинке для храбрости и докажем девчатам, что хрен все-таки слаще редьки!

Голова у Митри была твердокаменная. В школе, бывало, разбежится, по-бараньи боднет парту — и поломает. Но с годами умнеет любой. Как говорится, медведя и то можно научить танцевать, тем более такого двужильного парня.

Митря подозвал Вику и сказал ей:

— Слушай… как музыканты отправятся уплетать, прихвати Мариуцу Лесничиху и уматывайте отсюда. Чтоб я вас нашел в липовой роще, возле землянки лесника.

— А если Мариуца не захочет?

— Хе-хе, Мариуца только этого и ждет!

— Прямо-таки сохнет по тебе!

— Сохнет, не сохнет… делай, как я велел.

И поскольку Митря не любил толочь воду в ступе, он гоголем прошелся внутри круга танцующих, вырвал платок из руки Мариуцы. Потом снял кольцо с ее пальца. Скрутил руки еще нескольким девушкам, отнял и у них платки и кольца, весело смеясь, разинув рот до ушей. В тот день он договорился со многими девушками — несколько воскресений хватило бы, чтобы посылать их в сады и в лес.

Но вышло не совсем так, как думал Митря. Примерно в полдень на хоровод пришли кукоарские парни-призывники. Стали веселиться вовсю. Танцевали, пели, плакали — небо смешалось с землей.

По тропинкам, по сугробам
Все спешат к своим зазнобам,
Мэй, мэй!

Полосатые шерстяные торбы… Торбы из белого льна… Полдень кружил этих парней, кружил девушек. Бутылки вина переходили из рук в руки.

Мы встревожились. Цыгане напьются — весь жок пойдет кубарем.

Перепелка-перепелушка,
Ты гнездо свое смени.
Бадя с плугом уж вблизи,
оф, оф!

— Давай, Ион, а то тебя обнесли!

— Оставьте его, дядя Григоре… Играй, Ион!

Перепелка-перепелушка,
Ты смени родимый дом.
Я иду с косою острой,
оф, оф!

— Слушай, Трифон! Это… Как бы тебе сказать… от военной службы и от смерти никуда не денешься… Такое дело!

По садам, что биты градом,
Ходит, стонет мама Раду.
Эх, сломан тонкий черенок.
— Где ты, Раду, мой сынок?

— Нет, ты не тревожься…

— Я тебе брат или не брат?

Таков обычай: когда кукоарянин расстается с родным селом, вспоминает все песни, какие знает. И шагу не шагнет со своего двора, покуда вина не пригубит. Но как сделает эти два дела — готов! Остается дать кое-какие наставления жене — и в путь-дорогу! Правда, при одном условии: если в селе в тот день не справляют жок. Но если же хоровод в разгаре — другая петрушка. У каждого кукоарянина про запас столько замысловатых и жарких плясок, так и недоплясанных из-за пахоты, посевов, жатвы, из-за осени, когда надо и убирать кукурузу, и собирать виноград, и сбивать орехи.

Да и чего греха таить: знает человек, когда уходит, но не ведает, когда вернется.