Иоанна Ольчак-Роникер - В саду памяти

• Название: В саду памяти
• Автор: Иоанна Ольчак-Роникер
• Издательство: Новое литературное обозрение
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2006
• ISBN: 5-86793415-2

«В саду памяти» Иоанны Ольчак-Роникер, польской писательницы и сценаристки, — книга из разряда большой литературы. Она посвящена истории одной еврейской семьи, избравшей путь польской ассимиляции, но в зеркале судеб ее героев отражается своеобразие Польши и ее культуры. «Герои этой „личной“ истории, показанной на фоне Истории с большой буквы, — близкие родственники автора: бабушка, ее родня, тетки, дядья, кузины и кузены. Ассимилированные евреи — польская интеллигенция. Работящие позитивисты, которые видели свою главную задачу в труде — служить народу. Безумные романтики, поверившие, что можно до основания потрясти мир. И те, и другие оказались позднее в дьявольски сложных условиях тоталитаризма: коммунистического и фашистского… Самый талантливый сценарист не придумал бы таких хитросплетений. Только жизнь может столь драматичным образом создавать и перемешивать человеческие судьбы», — пишет о книге Анджей Вайда.

Книге Иоанны Ольчак-Роникер в 2002 г. была присуждена высшая национальная литературная премия Польши — «Нике».

---

Этот легионер, полный соблазнительного шика, декламирующий девушкам по-французски Мюссе, — фигура реальная: Гучо Бейлин, сын Флоры. В 1915 году ему было двадцать шесть лет, он имел степень доктора юридических наук, полученную в Сорбонне. Сразу же после начала войны вступил в Польскую военную дружину — тайную военную организацию Пилсудского. Позднее участвовал в легионах. О его боевых заслугах не знаю ничего. Зато о нем часто упоминает Зофья Налковская в своих «Дневниках» тех лет. Был с ней роман? Вполне возможно, хоть писательница и сокрушалась, что не расположена к эфемерной любви.

1914–1916 годы пани Зофья дважды переплетались с жизнью моей родни. В тот же период она переживала еще и любовный роман с зятем Гучо — доктором Юзефом Шпером. Красавец хирург после смерти своей невесты, талантливой и славной Гени Бейлин, женился на ее сестре, маленькой Мане. Маня была такой хорошенькой! Почему же он сразу стал ей изменять? А Налковскую — сразу же мучить угрызения совести? Эта девочка слишком беззащитна, чтобы можно было ее так обманывать, и думаю, горьки поцелуи, отнятые у этих детских губ. Но в конце концов поддалась обольстителю. Записала, что это случилось 1 июня 1914 года. На память знаю его глаза, улыбку, голос. Разделяющая нас разница в национальности лишь насыщает экзотикой сферу волнений. Познать его целиком — это простит все.

Мария Шпер, урожденная Бейлин

Юзеф Шпер. 1916 г

Роман длился почти год. Ничего не подозревающая Манюся приходила к Налковской с чайными розами, сдержанно и деликатно, прямо по-детски жаловалась на жизнь и неверность мужа. «Никто не рождается счастливым. Трудно быть женой, но и любовницей быть нелегко», — записывала писательница-философ. В 1915 году родился сын Марии и Юзефа Шперов — Константы, все называли его Костюш.

Летом 1915-го фронт подошел к самой Варшаве. Немцы добились перевеса. В первые дни августа русские оставили столицу. Правда, в город вошли немецкие войска, но люди ошалели от счастья — закончилась длившаяся сто двадцать лет царская неволя. На дворец наместника — символ московского владычества — водрузили бело-красные знамена. На улицах долго еще раздавались запрещенные совсем недавно слова: «Да здравствует Польша!» Широко открывались окна, и во весь голос пели песнь легионеров:

Стрельцы, парит орел над нами белый,
В лицо глядит нам враг-воитель!
Пальбой из ружей грянем смело —
Ведь пули направляет Бог-Спаситель!

При всех свободолюбивых надеждах тяжко воспринимались ужасающие вести с фронта, страх за будущее, отчаянная нищета вокруг. Поначалу карточки появились только на хлеб, потом и на другие продукты питания. Перед магазинами выстраивались очереди. Дома ели глинистый, прокисший ржаной хлеб, сушеную соленую рыбу, которую надо было вымачивать тридцать шесть часов, чтобы стала съедобной, мясной рулет из заменителей, точно пемза, морковный пряник. Чай заваривали на яблочной кожуре. Шли бесконечные идеологические дебаты. Как грибы после дождя, множились группы, партии, фракции, программы, лозунги.

Именно тогда, в начале Первой мировой войны, мой дед, словно бы наперекор политическому хаосу и смерти вокруг, вернул к жизни свой книжно-издательский микрокосм.

Ему тогда было сорок Он уже довольно известный издатель, выплатив компаньону Генрику Линденфельду его долю, стал единственным владельцем фирмы Г. Центнершвер и К°, и еще у него есть небольшая типография на Мазовецкой улице. В первые военные месяцы издательская деятельность сошла на нет. Была введена строгая цензура, это заметно мешало работе, да и люди из-за дороговизны перестали покупать книги. Разум требовал не расширять предприятия, посмотреть, что подскажет будущее. Но Морткович был человеком нетерпеливым. Он считал, что если настал долгожданный час политических перемен в мире, то и сам он, не медля, должен изменить свою жизнь.

Перво-наперво, что было проще всего — новое красивое помещение. Оно находилось на пятом этаже в доме, стоявшем на откосе Вислы, на улице Окульник 5. Окна смотрели на Вислу, вокруг древние крыши и мосты, соединявшие Варшаву с одним из ее старинных районов — Прагой. Переезд состоялся в июле 1915 года, перед самым уходом русских из Варшавы, которые удирали от входящих в город немцев, пуская за собой по ветру мосты.

Следующий этап — финансовое положение фирмы. У деда множество издательских планов, но не хватает капитала. Он решил преобразовать свое предприятие в акционерное общество и призвал к участию Теодора Тёплица — приятеля времен учебы в Антверпене. Основной капитал общества — две тысячи рублей — разложили на две тысячи акций. Каждая по сто рублей. Морткович выкупил акции на сто тысяч рублей, Тёплиц — на пятьдесят девять тысяч, Янина — на десять тысяч. Остальные акционеры, а всех вместе их было девятнадцать человек, внесли значительно меньшие суммы. Акт, свидетельствующий о создании общества, был подписан 2 июля 1915 года. Его основателем выступал Теодор Тёплиц: к моему деду плохо относились царские власти, и он не мог фигурировать в торговых сделках под собственным именем. А потому новая фирма получила загадочное наименование «Издательское товарищество в Варшаве. Акционерное общество». Благодаря увеличению капитала в июле 1915 года был куплен каменный дом на площади Старого Мяста под номером 11. Дед перевез туда типографию и склады. Одновременно с тем на Мазовецкой открыл новый, красиво отделанный книжный магазин, который вскоре превратился в художественный салон Варшавы.

Подобные инвестиции во время войны могли бы показаться безумием. Но Морткович не зря закончил Торговую академию в Антверпене и несколько лет проработал в банке Вавельберга. Ему хотелось сойти за романтичного мечтателя, но он обладал финансовым талантом, коль скоро в последнюю минуту успел так удачно направить свои интересы и с выгодой поместить деньги, которые Янина унаследовала от Юлии.

Когда пришли немцы, обязательной валютой в стране стали марки, а сумасшедшая инфляция поторопила процесс девальвации: день ото дня все теряло в цене. В 1917 году, после большевистского переворота, царская валюта, так старательно накапливаемая моей прабабкой, и вовсе перестала котироваться.

В 1914 году Камилла Горвиц из Цюриха, где работала врачом, поехала в отпуск в Закопаны. Вернувшись из высокогорной экскурсии, узнала, что вспыхнула война. Ей как можно скорее хотелось добраться до родных, которые отдыхали в Рабке. Добраться удалось только до Поронина. Подружившийся с ней Ленин, который тут как раз жил, посоветовал ей взять велосипед — дамский, на котором ездил сам. И попросил только как можно скорее его вернуть, поскольку велосипед был соседский. Камилка так усердно жала на педали, что сломала дорогую машину. Ленин был удручен: «Как я теперь буду смотреть владельцам в глаза?»

Камилла Горвиц, в горах. 1914 г.

В 1915 году, пока Янина Морткович обставляла новую квартиру на Окульнике и занималась внутренним убранством книжного магазина на Мазовецкой, Камилка перевязывала раненых в чешском городе Брно. Она был не замужем, а значит, по отцу имела австрийское гражданство, и потому, как только вспыхнула война, была мобилизована австрийцами и направлена в военный госпиталь в Галицию. Там случилось важнейшее и самое сокрытое в ее жизни событие. Она ни с кем из родни на эту тему не говорила, даже с собственным сыном, а значит, и мне тут делать нечего. Известно только, что среди ее пациентов был раненый солдат австрийской армии, украинец по имени Янко Канцевич. Когда он выздоровел, вернулся на фронт и погиб.

В 1916 году Камилка уехала из Брно в Цюрих: в апреле ей предстояло родить сына, которого назовет по отцу Янеком. Незаконнорожденный ребенок в те времена? Нужно обладать огромным мужеством. По крайней мере, так отнеслись к этому событию родственники. И с большим уважением. Без всяких мещанских сентенций. Тогда в Цюрихе жили два ее брата — Людвик, геолог, он работал в университете, и Макс с женой и тремя детьми — Касей, Стасем и Анусей. Они являлись для нее, наверное, серьезной моральной опорой, ведь положение молодого врача и так было не из легких. Правда, работу она себе нашла — в психиатрической клинике под Цюрихом, в Вальдау, однако начальство предупредило, что ей, как женщине одинокой, возбраняется жить тут вместе с сыном. Пришлось снять для него и швейцарской няни комнату за пределами госпиталя. Янека она навещала после работы.

Златокудрому мальчику не было еще года, когда в феврале 1917-го от престола отрекся царь, и полтора, когда в ноябре 1917 Ленин на съезде в Петрограде приветствовал наступление «мировой социалистической революции». Макс Горвиц, главный редактор коммунистической газеты «Volksrecht», выходившей в Цюрихе, писал, что пора пролетариату брать власть в свои руки по всей Европе и рушить капитализм. Это был страшный год. В сентябре умер от дифтерита двухлетний Костюш Шпер, сын Мани. А в феврале — самый близкий друг Хани, старше ее на год, кузен Янек Быховский.