Айзек Азимов - Миры Айзека Азимова. Книга 4

• Название: Миры Айзека Азимова. Книга 4
• Автор: Айзек Азимов
• Издательство: Полярис
• Жанр: Детективная фантастика
• Год: 1994
• ISBN: 5-88132-069-7

Содержание:

Роботы зари, роман, перевод с английского И. Гуровой

---

— Вовсе нет. Я не предлагал себя. А она себя. Почему вы спросили? Или она сказала, что мы любовники?

— Нет. Но мне в любом случае требовалось независимое подтверждение. Если возникнут какие-нибудь противоречия, я вам скажу, можете не беспокоиться. Но раз вы так ей сочувствуете, а Глэдия, насколько я понял из ваших слов, так вам благодарна, почему же ни вы, ни она себя не предложили? У меня создалось впечатление, что на Авроре предложение совместного секса мало чем отличается от разговора о погоде.

Фастольф снова нахмурился:

— Мистер Бейли, вы ничего об этом не знаете. Не судите нас по меркам вашего мира. Секс для нас не составляет вопроса первостепенной важности, но пользуемся мы им с большой осмотрительностью. И даже, хоть вам так не кажется, предлагаем мы его отнюдь не легкомысленно и неразборчиво. Глэдия, не привыкшая к нашим обычаям, сексуально разочарованная на Солярии, возможно, и предлагала его бездумно (а вернее, с отчаянием), а потому не удивительно, что радости ей это не принесло.

— И вы не попытались улучшить положение?

— Предложив себя? Я не то, в чем она нуждается, и, раз уж мы коснулись этого, она не то, в чем нуждаюсь я. Я очень ее жалею. Она мне нравится. Я восхищаюсь ее талантом художницы. И я хочу, чтобы она была счастлива. В конце концов, мистер Бейли, вы не станете отрицать, что симпатия одного человека к другому вовсе необязательно должна иметь источником сексуальное чувство или что-либо еще, кроме обычной сердечности. Разве вы никогда ни к кому не питали симпатии? Никогда не хотели помочь кому-то просто из доброжелательности без всякой задней мысли, только ради радости, которую получаешь, помогая чужому горю? Да с какой вы планеты?

— Вы вправе говорить так, доктор Фастольф. Я не ставлю под сомнение вашу порядочность. И все-таки разрешите мне продолжать. Когда я вас спросил, почему вы одолжили Джендера Глэдии, вы ведь не объяснили мне, как сделали сейчас — и очень эмоционально, могу я добавить. Первым вашим импульсом было уклониться, заколебаться, оттянуть время вопросом, почему бы и нет. Пусть затем вы сказали мне правду, но что в этом вопросе в первую минуту вас смутило? По какой причине, в которой вы не хотите признаться, вы подыскали причину, назвать которую готовы? Извините мою настойчивость, но мне необходимо это знать — и вовсе не из праздного любопытства, уверяю вас. Если то, что вы мне скажете, не будет иметь отношения к нашему злополучному делу, считайте, что ваше признание канет в черную дыру.

— Я искренне не знаю, — тихим голосом ответил Фастольф, — почему я сначала парировал ваш вопрос. Возможно, вы ненароком коснулись чего-то, на что я хотел бы закрыть глаза. Разрешите мне подумать, мистер Бейли.

Они замолчали. Подавальщик убрал со стола и ушел. Дэниел и Жискар отсутствовали (вероятно, охраняли дом). Наконец-то Бейли и Фастольф остались наедине друг с другом без роботов.

— Право, не знаю, что я могу вам сказать, — заговорил Фастольф. — Разрешите мне вернуться на несколько десятилетий назад. У меня есть две дочери. Возможно, это вам известно. Они от разных матерей…

— Вы бы предпочли сыновей, доктор Фастольф?

Фастольф взглянул на него с искренним удивлением.

— Нет. Вовсе нет. Кажется, мать моей второй дочери хотела сына, но я не дал согласие на искусственное осеменение обработанной спермой — пусть и моей собственной — и настоял на естественном броске генетических костей. Предупрежу ваш вопрос: потому что я не хочу исключать из жизни элемент случайности и еще, пожалуй, потому что предпочитал оставить шанс на рождение дочери. Нет, я не имел ничего против сына, вы понимаете, но не желал лишиться шанса на вторую дочь. Почему-то дочери меня больше устраивали. Ну, мой второй ребенок действительно оказался дочерью. Возможно, это была одна из причин, почему ее мать вскоре расторгла наш брак. С другой стороны, значительный процент браков расторгается именно после рождения ребенка, и особой причины искать незачем.

— Насколько я понимаю, девочку забрала она?

Фастольф посмотрел на Бейли с недоумением:

— Зачем бы?.. А, я забыл, что вы с Земли. Естественно, нет. Детей помещают в ясли, где они вырастают, окруженные тщательным уходом. Однако (он сморщил нос, словно смущаясь) девочку в ясли не отдали. Я решил, что выращу ее сам. Это вполне законно, но бывает крайне редко. Конечно, я был еще очень молод — мне еще и ста не стукнуло, — однако уже приобрел имя в робопсихологии.

— И вам это удалось?

— Вырастить ее и воспитать? О да. Я к ней очень привязался. Назвал ее Василия. Это имя моей матери, понимаете? — Он усмехнулся своим воспоминаниям. — Есть во мне эта странная сентиментальность — вроде любви к моим роботам. Естественно, своей матери я никогда не видел. Но ее имя стояло в моей медицинской карте. И она еще жива, насколько мне известно, и я мог бы с ней увидеться… но, по-моему, есть какая-то омерзительность во встрече с той, в чьем теле ты одно время находился… О чем, бишь, я?

— Вы назвали свою дочь Василией…

— А, да! Я ее вырастил и очень к ней привязался. Очень. Мне представлялось ясным, в чем заключается прелесть этого, но, естественно, я шокировал своих друзей и, когда контактировал с ними, должен был ее удалять, была ли встреча деловой или светской. Вот помню… — Он умолк.

— Что?

— Я уже десятки лет об этом не вспоминал. Как-то, когда у меня был доктор Сартон и мы обсуждали одну из первых программ для человекоподобных роботов, она вдруг вбежала вся в слезах и прижалась ко мне. Ей было только семь лет, по-моему, и, конечно, я обнял ее, расцеловал и прервал наше обсуждение — совершенно непростительная выходка с моей стороны. Сартон ушел, кашляя, давясь, вне себя от негодования. Прошла целая неделя, прежде чем мне удалось восстановить контакт с ним и продолжить дискуссию. Я полагаю, не следует, чтобы дети действовали на людей подобным образом, но детей так мало и сталкиваешься с ними так редко!

— А ваша дочь… Василия… была к вам привязана?

— О да! Во всяком случае, пока… Она была очень ко мне привязана. Я следил за ее обучением и позаботился, чтобы ее интеллект развился во всей полноте.

— Вы сказали, что она была привязана к вам, пока не произошло что-то. Фразу вы не закончили. Следовательно, настало время, когда ее привязанность к вам иссякла. Когда именно?

— Она выросла и пожелала жить в собственном доме. Вполне естественно.

— Но вы этого не хотели?

— Что значит — не хотел? Разумеется, хотел. Вы все время стараетесь сделать из меня чудовище, мистер Бейли.

— Следовательно, едва она достигла возраста, когда могла обзавестись собственным домом, у нее не осталось той привязанности к вам, какую она естественно испытывала, пока оставалась вашей дочерью активно и жила в вашем доме на вашем иждивении?

— Все не так просто. Наоборот, сложно и очень. Видите ли… — Фастольф словно бы смутился, — я отказал ей, когда она предложила мне себя.

— Она… предложила себя вам?! — в ужасе переспросил Бейли.

— Этого можно было ожидать, — ответил Фастольф невозмутимо. — Она хорошо меня знала. Я был ее наставником в сексе, поощрял ее эксперименты в этой области, брал ее на Игры Эроса, сделал для нее все, что было в моих силах. Так что этого следовало ожидать, а я по глупости не сообразил, и она поймала меня врасплох.

— Но это же кровосмешение!

— Кровосмешение? — переспросил Фастольф. — Ах да! Земной термин. На Авроре, мистер Бейли, такого понятия не существует. Очень малый процент аврорианцев знаком со своими родителями, или детьми, или другими близкими родственниками. Разумеется, когда речь идет о браке и подается заявление о ребенке, проводится генеалогическое исследование, но при чем тут простой секс? Нет-нет, противоестественным было, что я отказал собственной дочери! — Он покраснел, а его большие уши стали совсем багровыми.

— Еще бы вы не отказали! — пробормотал Бейли.

— И у меня не было для этого ни единой веской причины… то есть убедительной для Василии. С моей стороны было преступным не предвидеть этого, не подготовить логического обоснования для отказа такой юной и неопытной девочке, чтобы не ранить ее, не подвергнуть столь страшному унижению. Мне нестерпимо стыдно, что я вопреки обычаю взял на себя ответственность за воспитание ребенка для того лишь, чтобы нанести своей дочери такую ужасную травму. Мне казалось, что нам следует продолжать наши отношения отца — дочери, двух друзей, но она не отступала. И каждый раз, когда я ей отказывал, как бы бережно я это ни делал, напряжение между нами росло.

— Пока наконец…

— Наконец она пожелала иметь свой дом. Сначала я возражал — не потому, что считал, будто она к этому не готова, но стремясь восстановить наши любовные отношения до того, как она переедет. Однако ничто не помогало. Пожалуй, это было самое тяжелое время в моей жизни. Наконец она твердо — и очень несдержанно — настояла на отъезде: больше я ей препятствовать не мог. К тому времени она уже стала дипломированным робопсихологом (я рад, что она не отказалась от своей профессии из отвращения ко мне) и могла завести собственный дом без моей помощи, которую отвергла наотрез. С тех пор мы практически не контактируем.