Татьяна Полякова - Тайна, покрытая мраком

• Название: Тайна, покрытая мраком
• Автор: Татьяна Полякова
• Жанр: Детектив
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-699-70562-7

Старушенция, у которой я работала компаньонкой, врала на каждом шагу. Что из ее рассказов ложь, а что правда, можно было только гадать. Но, потратив кучу времени, я все-таки выяснила — последним местом ее службы был драматический театр, и вздохнула с облегчением: не окажись бабка актрисой, человечество много бы потеряло, так как актриса она от бога, запросто изобразит что угодно. Например, умирающую. Вот и сейчас, собираясь в очередной раз помирать, она потребовала отыскать ее любимого внука Андрюшеньку. С ним она разругалась пять лет назад и с тех пор не виделась. Как только я ввязалась в эту историю, поняла: кому-то очень не хочется, чтобы снова возник вопрос, куда подевался внучок. Его подозревают в убийстве… Вероятно, по этой причине старушенция полицию избегает и искать внука предоставила мне. Задание оказалось — поди туда не знаю куда. И чем дальше я шла, тем страшнее становилось…

---

— Была у нас прима с такой фамилией. Я тогда только-только начинала, а она звездила вовсю. Такая была сука, прости Господи. С режиссером сожительствовала, он все лучшие роли ей, а мне, значит, фигу с маслом. Мне их шуры-муры по барабану, но нечего талант затирать. Я быстро их на место поставила, и ее и его.

— Не сомневаюсь, — сказала я. — А кого-нибудь ближе к историческим временам припомнить можете?

— Чего пристала, дура? — нахмурилась бабка.

— Не иначе, Милана Теодоровна, память у вас начисто отшибло. Вы бы с коньяком завязывали, — я извлекла из кармана паспорт и сунула бабке под нос. Не спеша достав лорнет, та принялась его изучать, брезгливо морщась. — Эта девушка у вас работала, — нетерпеливо напомнила я.

— Сама знаю, что работала. Сонька-вертихвостка. Дура и неумеха. Выгнала я ее. А паспорт откуда? — нахмурилась старушенция.

— За холодильником валялся. Любка нашла.

— Какая еще Любка?

— Та, которая Надька или Верка. Не знаю, кто она у вас сегодня.

— Постой, — сложив лорнет с легким щелчком, ахнула бабка. — Куда ж эта курица безмозглая без паспорта? Надо его вернуть.

— Я пыталась, только Кагарлицкая оказалась вовсе не Кагарлицкой, а Проскуриной, и зовут ее Ольга.

— Что ты мелешь? Здесь русским языком написано, — бабка вновь вооружилась лорнетом и удовлетворенно кивнула. — Ну вот, Кагарлицкая.

— Вы мне лучше скажите, как эта Софья к вам устроилась. Кто ее рекомендовал?

— А никто, — ответила Теодоровна, потеряв интерес к паспорту.

— Вы объявление давали?

— Еще чего… понабегут кто ни попадя.

— Как она к вам попала? — теряя терпение, рявкнула я.

— Не ори, не глухая, — отмахнулась бабуля. — Как попала, как попала, с улицы пришла, я как раз домработницу уволила. На Витеньку она глаз положила, прохиндейка хренова, все норовила окрутить мужика, а у самой в Хохляндии трое детей, мамаша и муж-пьяница. Почто ему такое счастье? А он вроде как повелся. У мужиков мозги сама знаешь где, а у паскудницы задница шире паровоза и титьки как два арбуза. Как колыхнет, у него глаза на переносице. Я и погнала. Знай свое место, поганка. А без домработницы — беда. Витя, кроме каши, ничего приготовить не может, кашу трижды в день жрать не будешь, а яичницу я не люблю.

— Ваши кулинарные предпочтения мне известны, — поторопила я. — Вы теряете нить повествования.

— Ничего я не теряю, — проворчала бабка. — А память у меня получше твоей. Сто раз тебе говорила: две ложки сахара в кофе, все равно сыпешь одну.

— Сахар вреден, особенно в вашем возрасте. Я поняла, вы бедствовали, каша стояла комом в горле, что дальше?

— Дальше явилась Сонька.

— Просто так явилась?

— С букетом. Большой букет, тыщи на две потянет по нынешним-то меркам. Открыл ей Витя, я в гостиной. Слышу, соловьем поет, не Витя, девка. Я велела впустить. Она ко мне чуть ли не в ноги. Я, говорит, слышала, вам домработница требуется. А я, говорит, всегда мечтала соприкоснуться с настоящим искусством и готова хоть даром, лишь бы рядом с гениальной актрисой… — Тут бабка гордо вскинула голову, косясь на меня левым глазом.

— Откуда ей знать, что вы гениальная, если вы ушли со сцены еще до ее рождения? — хмыкнула я, дивясь бабкиной наивности.

— А репутация? — хмыкнула та в ответ. — Репутация, милая, живет в веках…

— Милана Теодоровна, — сказала я. — У вас мания величия. Вы бы хоть подумали… — тут я махнула рукой и продолжила: — Девица к вам устроилась по чужому паспорту. Не удивлюсь, если вы, разомлев от наглой лести, даже на документы не потрудились взглянуть. А между тем…

Тут бабка рухнула на подушки, прижав ладошку к груди, как всегда перепутав левую сторону с правой, и глаза закатила. А я забеспокоилась, зря я так, чего доброго, старушенцию и впрямь удар хватит.

— Кругом аспиды и вороги лютые, — скороговоркой выпалила она упавшим голосом. — Обложили бедную старушку со всех сторон, на богатство мое зарятся, пригрела на груди змеюк немерено…

— От змеюк есть верное средство, — сказала я. — Наводить справки о тех, кого нанимаешь.

— Много проку, — неожиданно весело фыркнула Теодоровна. — Смотрела я твои бумажки, и что? А Сонька мне сразу не понравилась. По дому шарит, везде свой нос сует… А неряха, Господи прости, да и готовит как мой Витя… Дура рукожопая.

— Это что-то новенькое, — покачала я головой. — Скоро с вами без словаря разговаривать будет невозможно.

— А чего непонятного-то? — скривилась бабка. — Руки из жопы у нее росли. Потому и выгнала. А что по дому шарила, так пусть. Вы-то не лучше. Надька, лахудра, так и вьется возле двери, что в другую половину дома ведет. Небось думает, там золото-бриллианты. Да и ты в шкафу шаришь, будто я не вижу, — тут я густо покраснела, а бабка довольно усмехнулась.

— В шкафу я шарила совершенно с другой целью. Пыталась установить некоторые факты вашей примечательной биографии. Может, я о вас книгу написать хочу. А Любка, которая Надька, между прочим, не золото-бриллианты высматривает, а боится, что вы в запертой половине скелетов держите.

— Почто мне скелеты?

— Не почто, а с умыслом, — поправила я, с удовлетворением отметив, что последнее мое замечание бабку задело. — Любка считает, что, раз домработница исчезла, а паспорт ее завалился за холодильник, значит, ее следует поискать за закрытой дверью.

— И как только таких дур земля носит, — покачала головой бабка. — Ладно, — махнула она рукой. — От Соньки я давно избавилась, если паспорт не ее, то и возвращать его нужды нет… И это все твои новости? — Я только головой покачала в крайней досаде. — Иди, — сказала бабка. — Буду о вечном думать да внучка ждать. Как считаешь, объявится Андрюшенька? Должен… все-таки я ему бабка. Дождется, завещание перепишу… — рявкнула она и швырнула в меня подушкой, но угодила в Пушкина, который все это время сладко спал в кресле. Кот взметнулся ввысь, грохнулся на пол и с громким воплем совершил круг почета: с ковра на спинку дивана, потом на шкаф, оттуда прыгнул на бархатные шторы, завис на мгновение и рванул к двери, которую я предусмотрительно открыла. — Смотри, как носится, шельмец, — задумчиво произнесла бабка. — А ведь ему годков десять будет. По кошачьим меркам мой ровесник.

— Ну, вы ему вряд ли уступите, — раздвинула я рот в широкой улыбке.

— За что я тебя терплю, — вдруг сказала бабка, — так это за то, что таиться не умеешь. Стервь, но что на уме, то и на языке. Хоть знаю, чего от тебя ждать.

— Спасибочки вам, Милана Теодоровна, — кланяясь в пояс, сказала я и удалилась.

Любка в кухне возилась возле плиты, увидев меня, замерла с ложкой в руке и спросила:

— Чего бабушка сказала?

— Сказала, раз от Соньки избавились, значит, нечего о ней и думать.

— Как избавились? — побелела Любка.

— В смысле, уволили, — торопливо пояснила я и решила поскорее отвлечь ее от пагубных мыслей. — Кстати, выяснилось, Витька наш не совсем отстойный, шашни завел с домработницей, той, что еще до Соньки была. Оказывается, он предпочитает дамочек в теле.

— Ой, — сказала Любка, побледнев еще больше, с беспокойством глядя на свой роскошный бюст. — Надо на диету садиться.

— Ага, — кивнула я. — Пирожные жрать завязывай и сразу похудеешь.

— Мне без пирожных никак нельзя, — заныла она. — Я без пирожных начну в обморок падать. Да что ж за наказанье! — отшвырнув ложку, завопила она. — Витька — упырь проклятый, теперь только и жди…

— Да ладно, обычный мужик, хоть и с придурью.

— Нет, Леночка, — перешла Любка на зловещий шепот. — Я теперь точно знаю: за запертой дверью их страшная тайна. Сегодня в замочную скважину подглядывала… Я и раньше подглядывала, но ничего не видела. А сегодня догадалась маникюрными ножницами в замочной скважине поковыряться и вытащила вату. Они ватой ее забили, чтоб ничего видно не было.

— Завязывай возле двери вертеться, — тоже перешла я на шепот. — Бабка у нас глазастая и на твой интерес внимание обратила.

— Там, Леночка, гроб, — не слушая меня, заявила Любка.

— Ага. Спятила совсем, — я взяла ее руку, сжала ладонь в кулак и по лбу постучала. Она в ответ постучала по моему лбу, стук почему-то вышел разный, и что обидно — мой звонче.

— Вот тебе крест, — истово перекрестилась Любка. — Собственными глазами его видела. Хочешь, покажу?

— Валяй, — буркнула я, и мы направились к запертой двери.

Любка встала на коленки, заглянула в замочную скважину и удовлетворенно кивнула:

— Стоит.

— С глюками повремени, — сказала я, отжимая ее плечом.

Замочная скважина выглядела внушительно, замок в двери старый и ключ к нему полагался большой, такие теперь разве что в музее водятся. Я прильнула к отверстию, задержав дыхание. И в первое мгновение ничегошеньки не увидела, должно быть, шторы в комнате за дверью плотно задернуты. Потом в сумраке начали проступать предметы. Тот, что стоял прямо напротив, в самом деле подозрительно напоминал гроб. Но с выводами я не спешила, сначала одним глазом его разглядывала, потом, когда взор затуманился от напряжения, другим. Вроде, правда, гроб.