Андре Агасси - Откровенно. Автобиография

• Название: Откровенно. Автобиография
• Автор: Андре Агасси
• Издательство: Юнайтед Пресс
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-904522-45-2

Папаша безжалостно отстреливает ястребов, кружащих над домом, сестра сбежала из дома с великовозрастным теннисистом, а Андре никак не решит, что же купить на первые заработанные деньги — так необходимый ему свитер или подарок девочке, которая очень нравится?

Биография Агасси кажется сказочной историей покорения мальчиком из бедной семьи большого мира и большого тенниса: в ней есть и агрессивный отец с тяжелой рукой, и безропотная мама, не cмеющая заступиться за сына, и ненавистные маленьким Андре круглосуточные тренировки на корте.

Эмоциональные истории из жизни, смысл которой бунтарь Агасси нашел, только встретив настоящую любовь в лице Штефи Граф, ощутив радость отцовства и научившись выигрывать ради людей, которым необходима его поддержка, способны тронуть читателя до глубины души.

---

На послематчевой пресс-конференции Брэд объявляет журналистам:

— Сегодня Андре играл на пределе своих возможностей.

Это точно, думаю я. Но не буду говорить Брэду, что каждый день ощущаю себя на пределе. Он был бы шокирован, узнав, что сегодня я рад поражению, что предпочту находиться в самолете, несущем меня в Лос-Анджелес, а не на корте напротив нашего старого друга — «сократика». Хочу быть где угодно, но не на этом корте. Даже в Голливуде, куда, собственно, и направляюсь. Раз уж я проиграл, вернусь домой вовремя, чтобы посмотреть Суперкубок, а затем — специальный часовой эпизод «Друзей», одну из ролей в котором исполнила Брук Шилдз.

19

ПЕРРИ ЦЕЛЫМИ ДНЯМИ мучает меня вопросами: что случилось? что со мной не так? Не могу ответить. Сам не знаю. И, если честно, предпочитаю не знать. Я не хочу признаваться ни себе, ни Перри, что поражение от Пита выбило меня из колеи на столь долгий срок. Мне совершенно не хочется разматывать запутанный клубок моего подсознания. Не хочу заниматься самоанализом. Я даю слабину в своей долгой и проигрышной борьбе с самим собой.

В Сан-Хосе вновь проигрываю Питу. Определенно это совсем не то, что мне требовалось. Несколько раз за время матча я теряю самообладание, начиная осыпать проклятиями то собственную ракетку, то себя. Пит, кажется, ошеломлен моим взрывом. Судья штрафует меня за несдержанность в выражениях.

Ах, вы так? Ну получайте!

С подачи я посылаю мяч в верхний ярус.

Отправляюсь в Индиан-Уэллс, где проигрываю Чангу в четвертьфинале. Я просто не могу себя заставить выйти на послематчевую пресс-конференцию и сбегаю с нее, заплатив солидный штраф. Лечу в Монте-Карло — и проигрываю испанцу Альберто Косте за пятьдесят четыре минуты. Уходя с корта, слышу, как болельщики свистят и улюлюкают мне в спину. Такие же звуки звучат у меня в душе. Я хочу крикнуть всем:

— Вы правы!

— Что с тобой? — спрашивает Джил.

— Спекся, — объясняю я. — С тех пор как я проиграл Питу Чемпионат США, я потерял волю к победе.

— Тогда прекрати играть, — предлагает он. — Ты должен быть уверен в том, что ты делаешь.

— Я хочу уйти. Но не знаю, как и когда.

На Открытый чемпионат Франции 1996 года я прибываю в совершенно расстроенных чувствах. В первом круге на протяжении всего матча осыпаю себя ругательствами, получив за это официальное предупреждение. Кричу громче — и меня штрафуют на одно очко. Я уже в чертовом миллиметре от того, чтобы получить дисквалификацию на весь турнир. Начинается дождь. Во время перерыва сижу в раздевалке, глядя в одну точку, словно загипнотизированный. Когда игра возобновляется, все же преодолеваю сопротивление противника, Хакобо Диаса, которого почти не вижу: его мокрая фигура сливается с пятнами луж, разбросанными по всему корту.

Победа над Диасом лишь отсрочила неизбежное. В следующем круге проигрываю Крису Вудраффу из штата Тенниси. Он всегда напоминал мне исполнителя песенок в стиле кантри, а его манера игры наводила на мысль, что выступления на родео стали бы для него гораздо лучшей карьерой. На грунтовых кортах он неловок, но старается восполнить недостаток мастерства агрессивностью, особенно — при ударах слева. Не могу справиться с его агрессией. Делаю шестьдесят три ошибки. Победив, он не может сдержать своей безумной радости. Я пристально смотрю на него, завидуя отнюдь не победе, но его энтузиазму.

Журналисты обвиняют меня в том, что я подыгрываю соперникам, нарочно пропускаю мячи. Они ни черта не понимают. Когда я поддаюсь, они пишут, что я играю плохо; а когда я действительно играю плохо, они говорят, что я нарочно сливаю игру. Я уже почти готов признаться: я не поддаюсь, а наказываю себя за плохую игру. Если я знаю, что не заслуживаю победы, не имею на нее права, я сам определяю себе наказание.

Но я предпочитаю молчать. И вновь сбегаю со стадиона, не явившись на обязательную пресс-конференцию. С радостью плачу штраф: прекрасное вложение денег.

БРУК ЗАТАЩИЛА МЕНЯ В КЛУБ на Манхэттене: общий зал размером с телефонную будку, зато ресторан — просторный, выкрашенный в горчично-желтый цвет. Место называется Companola — мне нравится, как Брук произносит это слово, приятен его запах еды, по душе то, как мы с Брук чувствуем себя, зайдя сюда с улицы. Мне нравится фотография Синатры с автографом, висящая рядом с гардеробом.

Брук утверждает, что это ее любимый клуб в Нью-Йорке. По такому поводу я тоже решил считать его своим любимым. Сидим в углу, едим что-то легкое. В эти сумеречные часы толпа, приходящая пообедать, уже схлынула, а вечернее ресторанное паломничество еще не началось. Как правило, в это время горячее здесь не подают, но менеджер сделал для нас исключение.

Companola быстро становится продолжением нашей домашней кухни, а вскоре — и неотъемлемой частью наших отношений. Мы с Брук приходим сюда, чтобы вспомнить, почему нам хорошо вместе. Приходим сюда по особым случаям и в самые обычные дни, тем самым превращая их в небольшие праздники. Мы ходим сюда столь часто и с такой точностью появляемся здесь после каждого матча Открытого чемпионата США, что повара и официанты сверяют часы по нашему появлению. Во время пятого сета я иногда ловлю себя на мысли о работниках Companola, зная, что они не сводят взглядов с телеэкрана, пока возятся с моцареллой, помидорами и прошутто. Подбрасывая мяч при подаче, я знаю, что скоро буду сидеть за угловым столиком, поглощая креветки, обжаренные в масле, с белым винным соусом и лимоном, и равиоли, такие нежные и сладкие, что они вполне могли бы сойти за десерт. Выиграю я или проиграю — все равно. Когда мы с Брук войдем в зал, он взорвется аплодисментами.

Менеджер Companola Фрэнки всегда одет с иголочки, не хуже Джила. Итальянский костюм, цветастый галстук, шелковый носовой платок. Он всегда приветствует нас улыбкой во все тридцать два зуба и свежей порцией анекдотов. Представляя нас друг другу, Брук сказала: «Он мне — как второй отец». Для меня это волшебные слова. Второй отец — роль, к которой я питаю громадное уважение, так что к Фрэнки я сразу проникся симпатией. После знакомства он угостил нас бутылкой красного вина, рассказал кучу историй о знаменитостях, мошенниках, банкирах и гангстерах, регулярно бывающих в клубе, и заставил Брук хохотать так, что щеки у нее порозовели. Тут я проникся к нему еще большей симпатией.

— Джон Готти[31]? — говорит он. — Хотите узнать про Готти? Он всегда сидит здесь, за угловым столиком, лицом ко входу: если кто-нибудь решится его завалить, он хочет заметить это заранее.

— Иногда я чувствую себя так же, — признаюсь я.

Фрэнки неопределенно хмыкает, кивает:

— Догадываюсь.

Фрэнки честен, трудолюбив, искренен — словом, он из породы людей, которые мне симпатичны. Начинаю высматривать его, стоит нам переступить порог заведения. Когда Фрэнки, улыбаясь, протягивает руки и провожает за наш столик, мне становится легче, боль и страхи рассеиваются. Иногда ему приходится пересаживать посетителей, но мы с Брук предпочитаем не замечать их нахмуренных лиц и жалоб.

Особенно мне нравится в Фрэнки то, как он рассказывает о своих детях. Он любит их, гордится ими, показывает их фотографии, едва успев начать беседу. Он очень переживает за их будущее. Как-то вечером, устало облокотившись подбородком на руку, он признается мне, что, хотя его дети пока в младших классах, он уже переживает из-за высшего образования для них. Он в ужасе от цен на обучение и не знает, под силу ли ему такое бремя.

Несколькими днями позже я прошу Перри переписать на имя Фрэнки несколько акций Nike из отложенных мною на черный день. Когда мы с Брук в следующий раз приходим в Campanola я сообщаю об этом Фрэнки. Акции нельзя трогать в течение десяти лет, объясняю я, но к тому моменту они будут стоить достаточно, чтобы существенно облегчить бремя оплаты колледжа.

У Фрэнки задрожала нижняя губа.

— Андре, — говорит он, — не могу поверить, что ты сделал это для меня.

Он, похоже, в шоке. Я никогда не понимал значения и ценности образования, того, сколько трудностей испытывают из-за него и дети, и родители. Раньше я не думал об образовании с этой точки зрения. Школа всегда была местом, которое я избегал, а вовсе не тем, куда стремился попасть. Эти акции я переписал на Фрэнки лишь потому, что он упомянул о колледже в разговоре, а я решил помочь. То, как он отреагировал на мою помощь, стало для меня ценным уроком.

Помощь Фрэнки принесла мне больше удовлетворения, радости, мира с самим собой, чем все остальные события 1996 года. Все время твержу себе: помни и держись за это — ты должен помогать людям. Лишь так мы делаем что-то значимое, то, что останется в памяти. Именно для этого и живем — чтобы приносить покой и безопасность другим.

В 1996 году покой кажется мне особенно ценным. Брук регулярно получает письма от неуравновешенных поклонников, угрожающих ей. а иногда и мне, смертью и разнообразными ужасами. Письма подробные, пугающие, наполненные безумием. Мы переправляем их в ФБР. Кроме того, просим Джила оставаться на связи с агентами, следить, как идет расследование. В некоторых случаях, когда отправителя письма можно отследить, Джил делается неуправляемым. Он садится в самолет и наносит визит чрезмерно рьяному поклоннику. Как правило, он появляется на работе или дома у автора письма рано утром, сразу после восхода солнца. Держа письмо в руках и пристально глядя автору в глаза, он тихо произносит: