Николай Курочкин - Химера из МОХЕРа

• Название: Химера из МОХЕРа
• Автор: Николай Курочкин
• Издательство: Нонпарель
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1991

Мальчиком он мечтал придумать «Машину обратного хода». Такую, чтобы покрутил ручку, загрузил повидлом — и с другого конца посыпались фрукты! Или загрузил шоколадом — а из машины какао-бобы! Представляете?

Вырос — и придумал!

---

Итак, шли последние дни. Уже поймали за руку программиста из отдела матобеспечения: он под предлогом обкатки машины на нетривиальном материале прогнал через нее свои фирменные джинсы и три бутылки из-под «Приобского плодовоягодного». На экстренном собрании коллектива Рысьев гневно объявил: «Литр вина, на котором наш уважаемый коллега сэкономил два рубля, обошелся государству в сто тридцать киловатт-часов!». Сотрудники заволновались. Программисту объявили для начала выговор без занесения. Он произнес покаянную речь, поклялся всем, что для программиста свято, что больше не будет — и за три часа до прибытия государственной приемочной комиссии снова попался, на сей раз с тарой из-под «Вермута» и чайником без носика. Надо было встречать гостей — и Рысьев ограничился тем, что велел разобраться зав. отделом — а тот дал программисту по шее и обещал добавить если что. «Нет, нет, никогда! Клянусь перфокартой!» — шепотом закричал программист и ушел, потирая шею и мотая головой.

Приемка. Прокрутили две банки повидла, угостили персиками — настоящими, сочными, пушистыми! — каждого члена комиссии, потом запустили подлинный экспонат археологического музея — наконечник стрелы из могильника «Копенский Чаатас» (Хакассия, VII–VIII век нашей эры), до того окисленный, что сыпался синей пылью. И вот в руках председателя комиссии свежеоткованный бронзовый клинышек. Директор НИИ археологии и этнографии Сибири и Дальнего Востока, комкая бороду, возбужденно кричит не своим, тонким голосом: «А на шкале — точнейшая датировка! Куда там Либби с его радиоуглеродными методом! Мы можем, последовательно прогоняя этот наконечник через МОХЕР, установить день и час отковки и день и час захоронения! Это переворот в науке! Это революция в археологии, товарищи!» — и влюбленно смотрит на опухших от недосыпа, некрасивых от ожидания создателей установки. А председатель госкомиссии скептически говорит:

— Это все верно. Но как-то очень уж… Невероятно.

— Машина большая. А вдруг они там заранее спрятали все это? — подхватывает кто-то из сопровождающих комиссию.

— А вот мы это сейчас проверим! — решительно говорит председатель комиссии, подходит к приемному бункерочку и, к ужасу присутствующих, снимает ботинки и швыряет в никелированный зев МОХЕРа, крутнув штурвальчик с деления «1200 лет» на «1 год». Едва женщины успели ахнуть, как из выходного лючка вывалились помолодевшие обувки. Председатель придирчиво их осмотрел, надел, потопал одной ногой, другой и сказал ровным голосом:

— Ну, у меня сомнений больше нет. Так, как эти, на моей ноге ни одни не сидели. Давайте подписывать акт, товарищи. Возражений нет?

4.

Как только археологи уяснили, что с помощью МОХЕРа можно не только реставрировать, но и датировать находки, начались интриги: у каждого было чем загрузить машину неотложно и надолго. Одни писали статьи в популярные журналы — в расчете на мощную поддержку заинтересовавшейся общественности, другие строчили кляузы и жалобы в инстанции. А после первых публикаций в «Вестнике СО АН» и «Археология СССР» посыпались заявки от зарубежных коллег. А после статьи в журнале «Природа» МОХЕР стал нужен всем: криминалисты привезли аккуратно вырезанную плитку дерна в квадратный метр — требовали, чтобы им без очереди восстановили следы, имевшиеся на траве перед начавшимся пять дней назад затяжным дождем, да еще пугали статьей за неоказание помощи в раскрытии преступления. Потом из Института ядерной физики позвонили заместителю Рысьева бывшие однокашники по университету и попросили загнать в МОХЕР всего-то навсего один протончик, но уж глубину дать до Большого Взрыва, до «сингулярности» (раз уж есть такая возможность и при ней свой человек) глянуть, как выглядел наш мир в его первую миллисекунду. «С ума сошли! А если Вселенная схлопнется?» — испуганно завопил замдиректора. — «Физики-шизики! Так и норовят, ну так и норовят мир погубить!» В трубке зашебаршило, видимо, абонент передавал ответ зама коллегам, потом шуршанье стихло и ядерщик печально сказал: «Избюрократился ты там в археологии, Сева. Мы думали — ты человек, а ты… Эх ты!» — и раздались гудки. Вечером, идя в дом культуры «Академия» на концерт, заместитель Рысьева заметил — собственно, заметила его жена, но это в общем одно и то же, правда? — что друзья молодости — ядерщики с ним не здороваются и даже как бы в упор не видят. Один даже попытался пройти сквозь зама!

Потом на НИИ МОХ навалились разворотливые и неукротимые новосибирские геологи. Они запаслись разрешением правительства, привезли громадную аэродромную бензовозку с палеозойской нефтью и стали ждать пуска второй установки, темпоральная глубина действия которой превышала миллиард лет. Слухи об ее пуске и всполошили ядерщиков, но геологи не спешили и не кипятились. Они ждали и пока запасались разрешениями и согласованиями: готовились к экспериментам основательно, как к выходу в поле. А когда пришел их день, они порциями по сто литров, на каждую порцию увеличивая глубину на пять миллионов лет, прокачали нефть через «МОХЕР-2». В институте воняло как в керосиновой лавочке, пол в машинном зале стал скользким, а потом случилось ужасное, такое, что Рысьева тошнило и через десять лет, когда он вспоминал. Ежеминутные звонки — сотрудники жаловались, зам. по хозчасти заявление «по собственному» подал, оттесненные геологами историки грозились — выкурили директора из кабинета, он пошел глянуть, что там происходит, и поспел как раз «вовремя». Едва он вошел, поводя крупным носом, в машинный зал, как поверх густого нефтяного хлынул куда более противный запах и из выпуска «МОХЕР-2» посыпались полуразвалившиеся, свежедохлые и вовсе разложившиеся трупики червей, громадных не то раков, не то скорпионов и среди них еще живой, трепыхающийся и меняющий цвет из серо-розового в ядовито-желто-зеленый осьминог. Вся пакость вылилась в пододвинутую геологами под выпуск машины емкость, а осьминог зацепился щупальцами за край, подтянулся, шмякнулся на пол, напустил лужу вонючих чернил и покраснел надолго, секунд на семь. Геологи схватились за руки и начали танцевать вокруг чернильной лужи, подхватывая оскользнувшихся и вопя: «Зооморфна, зооморфна! А что мы говорили?!» А один отошел, повернулся лицом в угол зала и, заткнув уши и нос пальцами, как ныряльщик, забубнил: «И ничего не доказывает! Случайный захват!»

Оценив обстановку, Рысьев понял: это — шанс! Можно избавиться от этих неугомонных раз и навсегда. Он поискал взглядом на кого опереться в эту трудную минуту. Свои не помогут: одна плачет, сраженная осквернением машинного зала, другая в обмороке, мужчины отводят ослабевших женщин в конец коридора… Кто же, кто? И тут он встретился с сухими горящими глазами: ждущий очереди, отпихнутый от машины историк-средневековик с тубусом подмышкой, грамоты стертые читать. Подозвав его взглядом, директор НИИ сказал:

— Давайте я ваши экспонаты подержу, а вы санврача вызовите. Одна нога здесь…

— Вас понял, — по-военному четко ответил историк, сунул Рысьеву трубку с грамотами и помчался к выходу.

Вы что, читатель, думаете, что, уплатив штраф, геологи успокоились? Э-э, не знаете вы ни геологов, ни тем более сибирских геологов! Они дали подписку не экспериментировать с органическими ископаемыми, уплатили штраф и привезли четырнадцать тонн базальта и гранита. Правда, это уж был их последний эксперимент с установкой обратного хода: полезшая из зева установки магма была, по словам специалистов, какая-то особенно кислая и проливающая новый свет на проблемы происхождения излившихся пород Средне-Сибирского плоскогорья, но пожарники уверяли, что магма самая обыкновенная и пожар тоже самый обычный.

После ремонта эксперименты долго не возобновлялись: Президиум Сибирского отделения Академии наук потребовал разработать инструкцию по технике безопасности при работе на «МОХЕР-1», а «МОХЕР-2» вообще законсервировать до поры. Кроме того, пользование установкой впредь дозволялось исключительно в интересах гуманитарных наук.

5.

Рысьев уже не раз каялся, что взялся за эту затею, опасную и хлопотливую. Но ему отступать было некуда — а зам. по хозчасти после пожара уволился-таки, переводом в «Союзвзрывпром», там-де спокойнее. Новый зам продержался три недели. Сначала народный контроль спросил с него за утечку энергии.

Разобрался — оказалось, сложилось по капле, сотрудники ножи точить перестали, носят на работу и прогоняют через «МОХЕР», на недельку в глубину — и так каждую недельку. Минута — и готово. Пришлось нанять шабашников из СКБ «Кибер» — блокировку с распознавателем образов ставить, чтобы предметы обихода не совали. А распознаватель с компьютером шестого поколения влетел в копеечку. Правда, уже и то хорошо, что шабашники все материалы вплоть до сверхдефицитного этого компьютера сами доставали. Но тут случилось такое, что все начеты и ревизии заму показались мелочью, нервов не стоящей: среди уборщиц затесалась сумасшедшая бабка, мечтающая сигануть в приемный бункер и вывалиться из выпускного двадцатилетней, при живых зубах и незамужней — а то попивать старик стал, как на пенсию вышел. Все это она многословно объяснила тому программисту, что джинсы некогда подновлял на «МОХЕР-1». После завотдельского подзатыльника парень посерьезнел и был даже облечен доверием: его избрали общественным инспектором охраны труда — должность не формальная в учреждении, где «ЧП» идут косяками, даже не одно за другим, а серия за серией. Парень все бабке объяснил: и что неизвестно, живая ли она выйдет из машины или так, в виде протоплазмы; и что из зарплаты за такие фокусы удержать могут; и что — на всякий случай, вдруг она верующая? Кто их, бабок, знает? — боженька накажет. Бабка пригорюнилась и все кивала. А через два дня ее за подол ухватили — бросилась в бункер! Хорошо, электрики в «козла» заигрались и спохватились, что рабочий день кончился, только в семь часов. Они ее и спасли. А зам. по хозчасти, узнав об этом, уволился.