Алан Ислер - Жизнь и искушение отца Мюзика

• Название: Жизнь и искушение отца Мюзика
• Автор: Алан Ислер
• Издательство: Иностранка
• Жанр: Современная проза
• Год: 2004
• ISBN: 5-94145-151-2

«Кто я?» — вопрошает в конце жизненного пути Эдмон Мюзик — мятущаяся душа, философ и острослов, страстный любовник и знаток древностей, по воле обстоятельств — католический священник. И дает простой ответ: «Я человек». Алан Ислер рисует драматическую судьбу нашего современника, вплетая в роман захватывающие истории далекого прошлого и интригуя читателя «неизвестными сонетами» великого Барда.

---

— Молодец, — продолжил У.К. — Пойдешь туда и попросишь отца Мюзика прийти в Бенгази, когда у него будет свободная минута. Скажи ему, что у майора Кэчпоула есть для него кое-что интересное. Справишься, Брайан?

— А то!

Брайан, придя в Холл, сказал, что старый чудак в Бенгази лежит больной и хочет священника.

Как на грех — или на горе, — мы с Мод отправились в Лондон, чтобы она проконсультировалась у хирурга-остеопата, мистера Адриана Спрот-Уимиса с Харли-стрит (я бродил в окрестностях, поджидая ее). Поэтому Брайан передал послание майора пожилому священнику, которого встретил, когда тот выходил из арки, направляясь к старым конюшням. Это был Фред Тумбли.

Тумбли уверял потом, что он разыскивал меня, прежде чем взять дело в свои руки. «Нельзя было терять время, пойми меня, Эдмон». Но это была возможность, за которую он ухватился, возблагодарив Пресвятую Троицу и всех святых угодников. О, Сила и Слава! Он выполнит одну из духовных треб! О, какое это наслаждение, какое счастье! Будучи преподавателем, который вот-вот окажется на пенсии, Тумбли редко имел возможность совершать духовные таинства. А последнее миропомазание — самое лучшее и самое нужное из всех, дающее умирающему последний шанс уладить свои проблемы с Небесами!

Он бросился в свою комнату, собрал все необходимое — что-то вроде походной сумки священника — и поспешил в Бенгази. Билинда, стоя на лестнице позади коттеджа, обрезала увядшие розы с куста, который вился до крыши, поэтому не заметила его появления. Она оставила открытой входную дверь, проветривая нижний этаж, где все еще пахло индийским карри, который Бочонок принес с собой прошлой ночью, когда сменился с дежурства. Через окно спальни она видела дремлющего майора, его губы подергивались, как будто кто-то забавлял его своей глупостью. Тем временем Тумбли, уже войдя в дом, чуть задержался в прихожей, чтобы снарядиться, и украдкой бросил одобрительный взгляд на свое отражение в зеркале. Он поднялся по лестнице, полный достоинства от осознания величия своей миссии, неся перед собой крест, молитвенник и небольшой дорожный сосуд с елеем. В комнату больного Тумбли вошел, произнося нараспев латинский текст. Билинда, увидев его в окно, вскрикнула от удивления.

Крик разбудил У.К., который увидел священника, устремившегося к нему с крестом в поднятой руке. Побагровев, майор в ярости повернулся к нему.

— Как вы посмели! Вон! Вон отсюда! — Он с усилием поднялся в постели и указал дрожащим пальцем на дверь. — Убирайтесь!

— Но ведь вы посылали за священником…

— Вы что, с ума сошли? — закричал У.К. — Вон из моего дома, вы, тупоголовый мерзавец, идиот. Вы, вы…

Внезапно он ухватился за постель, хилое тело забилось в конвульсиях, гримаса исказила его лицо, глаза закатились, и он упал на подушки без движения.

Билинда сразу примчалась в спальню и в дверях стала свидетельницей тяжелого удара.

— Что вы наделали? — завопила она. Подбежав к постели, она попыталась нащупать пульс. — Он умер. Вы убили его.

Лицо Тумбли стало мертвенно-бледным от страха. Он сморщился, рассказывала потом Билинда, как злая ведьма из волшебной сказки. И как же он поступил? Он, конечно, стал оправдываться.

— Успокойтесь, барышня, успокойтесь сейчас же. Вы разговариваете со священником. За мной посылали. Мальчик увидел, что он умирает.

— Майор не умирал, во всяком случае, не больше вас, — всхлипывала Билинда. — Доктор смотрел его сегодня утром, у него был грипп, вот и все. И он, конечно же, посылал не за вами. Он говорил, что вы «слюнявый придурок». — Видимо, цитирование У.К. немного ободряло Билинду. — Он говорил, что вы «вынюхивающая надутая задница».

Лицо Тумбли покрылось пятнами.

— Мальчик из аптеки сказал, что майор просил священника. Можете позвонить и проверить.

— Майор хотел видеть отца Мюзика, но как друга, а не как священника. Он хотел кое-что показать ему.

— Ну, я не ясновидящий. И я не собираюсь стоять здесь и выслушивать оскорбления. Вы не католичка, я полагаю.

— Больше нет, не католичка. — Она вспомнила инвективы майора: — Он сказал, что вы «занудный ханжа» и «лизатель задниц».

— Он был католик, пусть даже и вероотступник. Я должен помолиться за его душу. Он хотел бы этого. — Тумбли выставил вперед сосуд с освященным маслом. — И я могу еще совершить миропомазание. Это не помешает. Елей освятил в Джолиете епископ Фарли перед тем, как я отправился в Англию, и из предосторожности я попросил епископа Мак-Гонала освятить его еще раз на прошлой неделе, когда он посетил Бил-Холл.

— Вам мало того, что вы уже сделали? Он хотел, чтобы вы пошли вон из его дома. Вы сами слышали. — Слезы ручьем текли по ее лицу. — Почему вы не проявляете к нему уважения? Сию же минуту уходите. Понятно?

— Вам следует позвонить доктору, а не спорить с лицом духовного звания, исполняющим свой священный долг. — Тумбли повернулся и хотел с достоинством уйти со сцены, но уронил крест, а пытаясь поднять его, уронил молитвенник. От этого тяжелого испытания он едва стоял на ногах. Слово «засранец!» летело ему вслед, пока он спускался по лестнице.

Как я уже сказал, она хорошая девушка, Билинда.

СРЕДИ «РАССКАЗОВ БААЛ ШЕМАИЗ ЛАДЛОУ» есть один о визите к Пишу ученого раввина Исаака Шпигельмана, Гаона из Криклвуда. Пиш оказал своему гостю радушный прием, они проговорили до ночи, сидя за столом, изобилующим напитками и угощением. Но примерно через час после того, как они пошли спать, Пиша разбудили стоны, доносившиеся из комнаты Гаона. Он стремительно открыл дверь и ворвался в комнату. Там, у изголовья кровати, на которой лежал раввин Шпигельман, стояла смерть.

— Что за наглость! — вскричал Пиш. — Как ты посмела! Что ты здесь делаешь? Кто тебя звал? Этот человек — мой гость! Он под моей защитой! Какое бесстыдство! — Пиш так сурово бранил ангела смерти, что тот, смутившись, сложил свои черные крылья над головой и улетел прочь. После этого Пиш положил правую руку на лоб раввина, и тот исцелился. Однако, чтобы ангел смерти, упаси боже, не вернулся в его отсутствие, Пиш остался у постели раввина, пока не наступило утро.

Позже Пиш объяснил, что в заурядном случае он не мешал бы ангелу смерти выполнять его законную обязанность.

— В конце концов, у него своя работа, у меня своя. Возможно, я немного погорячился от неожиданности, столкнувшись лицом к лицу с ангелом смерти: ведь перед этим он не подавал никаких признаков своего присутствия. Поэтому я и вмешался, сказав от огорчения: «Слова мудрых — как иглы и как вбитые гвозди» (Екклесиаст, 12:11).

ВОПРОС, КОТОРЫЙ НЕ ДАЕТ МНЕ ПОКОЯ, — не вломись к нему Тумбли, незваный и нежданный, под видом предвестника смерти и не доведи он У.К. до смерти; проживи майор весь отведенный ему срок, который так или иначе приближался к концу, короче говоря, если бы он имел хоть легкое подозрение, что конец теперь и в самом деле близок, так вот, попросил бы он, находясь на смертном одре, последнего утешения, примирился бы с Церковью, чьи основополагающие истины он долго старался утвердить (или так предполагал я), атакуя ее явные нелепости и грубое лицемерие? Если так, то Церковь в лице отца Тумбли, приблизив конец, отказала майору в такой смерти — при том что Церковь, вероятно, желала бы, чтобы грешник У.К., раскаявшись в своих грехах и примирившись с нею, сделался достойным вечного спасения.

Мне хочется, чтобы он был жив, я скучаю по нему. Какое удовольствие он получал бы, пересказывая и тщательно отделывая историю своей последней встречи с Тумбли!

— И вот еще что, — слышу я его голос, — зачем этот придурок освящал свой убийственный елей второй раз? Что-то из первого освящения испарилось с тех пор, как он оставил Америку? Или он просто его подзаряжал? А может, пытался приготовить обогащенный продукт двойного действия, что-то вроде американской «новой улучшенной версии»?

Нет, живой У.К. приветствовал бы смерть в пылу такого сражения, высоко держа в руках свой Меч истины и оставаясь до конца героем, а не захваченным в плен солдатом, умоляющим о пощаде, удивляясь, зачем он вообще воевал. И я благодарен ему за это.

Часть шестая

Нет гадюки настолько малой, чтобы у нее не было яда.

Томас Фуллер[179]. «Гномология», 1732

Если у Филиппа [II Испанского] и была хоть одна добродетель, то она ускользнула от добросовестных поисков автора этих строк. Если и существуют пороки, которых он — что вполне возможно — был лишен, то потому, что человеческой природе не дозволено достигать совершенства даже во зле.

Джон Лотроп Мотли[180]. «История Соединенных Провинций Нидерландов», 1868

ПРОКЛЯТЫЙ ТУМБЛИ НЕ ВЕРНУЛСЯ, как уверял, в Джолиет, он поехал сначала в Париж, а оттуда — в Санкт-Петербург, и все это с явным намерением изобличить меня. Но кто же оплатил эти его дорогостоящие разъезды? Не орден Колумба, который уже внес свою лепту, не его нищий колледж и (я почти уверен) не Церковь. Тогда кто? Тумбли, должно быть, залез в собственные скромные сбережения: никели и даймы, которые он копил в течение всей своей скудной ханжеской жизни и держал, скорее всего, на счете в почтовом отделении; деньги, вырученные от продажи собственности его матери, по крайней мере той ее части, которую он получил после раздела между семью алчными братьями и сестрами; и тому подобное. Его поиски нелепы и только подтверждают его одержимость.