Рене Кастр - Мирабо: Несвершившаяся судьба

• Название: Мирабо: Несвершившаяся судьба
• Автор: Рене Кастр
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: История
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-235-03086-2

Оноре Габриэль Рикети де Мирабо (1749–1791) — один из наиболее ярких деятелей Великой французской революции, блестящий оратор и публицист, бретер и любимец женщин, узник королевских тюрем и защитник монархии. Посмертное открытие его тайных связей с двором Людовика XVI привело к тому, что прах Мирабо вынесли из Пантеона великих людей Франции. Отношение к нему не раз менялось и в последующие годы. Автор данной книги, известный французский историк Рене де Кастр (1908–1987) видит в своем герое не авантюриста, а гения политики, пытавшегося примирить умеренных республиканцев с монархистами и избежать революционных потрясений, войны и террора. «Останься Мирабо жив, история Франции и Европы могла бы пойти другим путем» — этот неожиданный вывод автор книги подкрепляет кропотливым анализом биографии своего героя, его сочинений и мемуарных свидетельств современников.

---

Начались частые встречи, во время одной из них Ламарк отвел Мирабо к герцогу Орлеанскому. Непохоже, чтобы принц понравился будущему трибуну; по меньшей мере, Мирабо неоднократно уверял Ламарка, что герцог Орлеанский не внушает ему доверия и что ему претит действовать в союзе с этим человеком.

Предвыборная кампания 1789 года разлучила Мирабо и Ламарка; последний, хоть и не француз, был избран депутатом от дворянства в округе Кенуа. Прозаседав в палате второго сословия до конца июня, он увиделся с Мирабо, чье имя теперь было у всех на устах, лишь на общем собрании.

Ламарк заверил Мирабо, что рад встрече и что надеется найти время для частых бесед с ним.

— С таким аристократом, как вы, мне всегда будет легко найти общий язык, — ответил Мирабо, приняв приглашение на ужин на следующий день.

Немного спустя оба сидели за накрытым столом.

— Вы сильно недовольны мною, — сказал Мирабо, испытывая такое чувство, будто его подвергают остракизму.

— Вами и многими другими.

— Если так, вам следует начать проявлять недовольство теми, кто живет во дворце. Корабль государства попал в страшнейшую бурю, а у руля никого нет.

Мирабо повел целую обвинительную речь против Неккера и отсутствия у него четкого плана.

— Но вы-то чего хотите добиться, раздувая огонь в самом Собрании и вне его?

— Судьба Франции решена, — живо ответил Мирабо, — слова «свобода» и «налоги, одобренные народом», разнеслись по всему королевству. Теперь уже из всего этого не выпутаться без создания правительства, более или менее напоминающего английское.

Он добавил, что не его вина в том, что дворяне-монархисты отвергли его из соображений личной безопасности. Да, он вынужден был стать вожаком народной партии.

— Пришло время уважать людей, исходя из того, что у них есть вот тут, во лбу, меж двух бровей, — сказал он наконец.

Ламарк, задумчиво его слушавший, сделал попытку доказать своему гостю, не в силах найти оправдание его революционным речам, что его замечательное красноречие не возместит того зла, какое он приносит стране.

— В тот день, когда королевские министры согласятся беседовать со мной, я покажу, что предан делу короля и спасению монархии.

Когда друзья прощались, Мирабо, энергично сжав руку Ламарка, высказал пожелание:

— Я бы хотел, чтобы мы могли чаще встречаться вот так, накоротке.

Сильно пораженный этим разговором, Ламарк долго над ним размышлял. Он оценил опасности, которым подвергалось правительство, и первостепенную роль, которую был призван сыграть Мирабо; сказал себе, что было бы не лишено смысла примкнуть к этой сильной личности во имя порядка, и решил внимательно наблюдать за ним, чтобы увериться в том, что его словам можно доверять; а затем следовало найти наилучший способ его использовать.

Несколько дней спустя Ламарк снова пригласил Мирабо на ужин, но на сей раз в компании нескольких важных гостей, включая герцога д’Аренберга, своего старшего брата, и герцога де Лозена, старого завсегдатая Общества тридцати.

Вышколенный своим другом, Мирабо довольно спокойно изложил свои взгляды на недавние события и их возможные последствия. Похоже, что в тот день Ламарк принял окончательное решение, когда Мирабо, уходя, сказал ему:

— Постарайтесь же, чтобы во дворце знали: я в большей степени за них, чем против них…

VI

Тем не менее Ламарку не удалось сразу же поговорить с королем о возможности использовать Мирабо. Обстоятельства распорядились иначе.

После событий 23 июня беспорядки усилились; полки взбунтовались, и пришлось заключить их вожаков в тюрьму Аббатства. Солдаты, оставленные на свободе, объединились, чтобы освободить своих товарищей; они взломали двери тюрьмы и отвели освобожденных узников в Пале-Рояль, где герцог Орлеанский дал им убежище.

Такое положение вещей следовало немедленно прекратить. Собрание отправило депутацию к королю, чтобы «просить его о милосердии». Выхода не было: Людовик XVI помиловал бунтовщиков, но все-таки вернул их в тюрьму и обратился с суровым предупреждением к Собранию, протестуя против беспорядков.

Похоже, что король, которого снова начали донимать ярые поборники привилегий, уже сожалел о своем поведении в конце июня. Не желая применять силу, он все же должен был позаботиться о собственной безопасности. Из провинций в Версаль прибывали полки, на которые король еще мог положиться. Барон де Безенваль, один из командиров швейцарцев, должен был обеспечить безопасность столицы. Все войска, получившие приказ занять парижский регион, были отданы под командование непримиримого и энергичного солдата — старого маршала де Броя.

Слухи ходили самые противоречивые, многие опасались за свою свободу или жизнь: прогрессивно настроенные депутаты от дворянства чувствовали себя под угрозой, равно как и самые завзятые вожаки третьего сословия.

«Пока король собирал солдат и призывал на помощь, Собрание собирало голоса и призывало на свою защиту; одним словом, король и Собрание пытались привлечь на свою сторону каждый свою армию», — проницательно написал Ривароль.

Так что неудивительно, что самый отчаянный из депутатов — граф де Мирабо — поднялся на трибуну 8 июля, чтобы указать на признаки готовящегося государственного переворота и выразить тревоги своих коллег и всех граждан.

Неделей раньше, 1 июля, Мирабо предложил принять «Обращение к королю»; но в тот день он был болен и сипел; ему не удалось убедить Собрание. Депутаты предпочли отправить делегацию — и она добилась помилования взбунтовавшихся солдат. Зато 8-го Мирабо был в форме. Речь, которую он произнес, была одним из лучших его выступлений и была в некотором роде вершиной его ораторской карьеры, хоть и была составлена в соавторстве с Дюмоном и дю Ровре.

«Общественные события, скрытые факты, тайные приказы, поспешные опровержения — одним словом, военные приготовления всем бросаются в глаза и наполняют возмущением все сердца», — прокричал Мирабо под яростные аплодисменты. Именно благодаря этой речи он получил прозвище «Мирабо-гром». Однако если прочитать ее по прошествии времени и на трезвую голову, эта речь кажется весьма умеренной по своим намерениям и предлагаемым методам: оратор пощадил короля, воздал должное его благородным чувствам, четко отделив их от происков дурных советчиков. Именно последних он и предал анафеме:

— Изучали ли они, с чего начинались революции в истории всех народов и как они происходили? Наблюдали ли они, как зловещее стечение обстоятельств порой заставляет самые светлые умы выйти за пределы здравого смысла и как доведенный до возбуждения народ кидается в такие крайности, одна мысль о которых вызывает дрожь?

Произнесенные за шесть дней до 14 июля 1789 года подобные речи кажутся настолько пророческими, что возникает вопрос: не участвовал ли Мирабо в заговоре с целью силой передать власть заранее назначенному регенту? В этой связи порой упоминалось имя графа Прованского и гораздо чаще, с более серьезным основанием — герцога Орлеанского[39]. Такое предположение трудно отмести, хотя и нельзя подтвердить документально.

8 июля Мирабо аплодировало не меньшинство продажных депутатов, а все Собрание. Представителей французского народа терзал не страх перед заговором — они заботились о собственной безопасности… В их представлении возможность заговора могла исходить только от двора, и сегодня это не кажется такой уж глупостью.

«Обращение к королю», о котором, собственно, и шла речь, с воодушевлением поддержали. Это обращение Мирабо составил 9 июля; затем его текст был существенно переработан Собранием и отправлен в печать.

Основная мысль Мирабо опиралась на его опыт, приобретенный прошлой весной во время усмирения Марселя и Экса: чтобы восстановить спокойствие, нужно собрать городское ополчение, которое обеспечит порядок в парижском регионе без участия армии. Армию же во избежание гражданской войны следовало удержать от вмешательства любой ценой.

Собрание оставило в тексте обращения только последний аргумент; оно как будто не поняло необходимости создать городское ополчение; депутаты лишь хотели обеспечить себе свободу действий и воззрений. Этот важный пункт морального порядка Мирабо прокомментировал просто великолепно:

— Опасность, сир, угрожает трудам, кои суть наша первейшая обязанность и которые не увенчаются успехом и не будут по-настоящему долговечны, пока народы не будут совершенно свободными. Страстные порывы заразительны; мы всего лишь люди; недоверие к самим себе, опасение показаться слабыми могут увлечь нас за пределы цели; нас будут донимать неистовые, нелепые советы, а спокойный рассудок, безмятежная мудрость не изрекают оракулов посреди шума, беспорядков и бунта… Великие революции имели менее веских причин; не одно событие, ставшее роковым для стран и королей, было возвещено менее мрачно и менее значительно.