Анатолий Афанасьев - Принцесса Анита и ее возлюбленный

• Название: Принцесса Анита и ее возлюбленный
• Автор: Анатолий Афанасьев
• Издательство: М.: «Мартин»
• Жанр: Криминальный детектив
• Год: 2002
• ISBN: 5-8475-0120-X

Прекрасно, когда две души, два одиночества соприкасаются и обретают друг друга, но все меняется, если оказывается, что девушка помолвлена с миллионером, а за ее молодым избранником смерть идет по пятам. Влюбленные не знают, что будет с ними завтра, но не собираются уступать напору злых сил и готовы бороться за свое счастье.

---

— Знаете, пожалуй, я вам помогу, — сказал он, удивляясь самому себе. — Но с одним условием.

— С каким?

— Будете держать меня в курсе… Ну, на тот случай… Чтобы успел принять какие-то меры предосторожности.

— Все что угодно, — поклялся Коломеец. — Включая пять тысяч зеленых.

В комнату заглянула Алиса:

— Михаил Львович, может быть, позвонить в милицию?

— Нет необходимости, малышка. Мы уже обо всем договорились. Лучше приготовь закуски, сейчас пропустим по рюмочке. Вы как, молодые люди?

— Сначала хотелось бы… — протянул Жека.

— Не думаете же вы, что я храню документы здесь?

— А где же?

— За ними придется съездить… Давайте завтра, что ли?

— Зачем откладывать. У нас тачка. Доставим куда надо и обратно.

— Неужто такая спешка?

— Спешки нет, но лучше сразу.

— Что ж, надо так надо… Пойду переоденусь. Не возражаете, если Алиса поедет с нами?

Алиса отозвалась от двери:

— Хоть и возражают, все равно поеду. Не отпускать же вас одного с бандюками.

Через десять минут спустились на улицу и разместились в видавшем виде «жигуленке», Алиса уселась рядом с Валенком на переднее сиденье, чтобы показывать дорогу. Между ними произошел примечательный разговор. Валенок сказал:

— У тебя, девушка, неуступчивый характер. Несладко придется твоему мужу.

— Не волнуйся, мальчик, тебе лично ничего не грозит.

— В том смысле, что ничего не обломится? — уточнил Мика.

— Ни при каком раскладе, — уверила Алиса.

7

Станислав Ильич дозвонился Зубатому и потребовал отчета. Зубатый убитым голосом доложил, что перевоспитание идет по намеченной схеме, но не так быстро, как хотелось бы. Девица оказалась невменяемой, пришлось поместить ее в карцер. Услышав такое, Станислав Ильич психанул.

— Как в карцер?! Мы же условились — только психологическое воздействие. Ты чего себе позволяешь, Кузя?

Зубатый обиженно засопел в трубку, пискляво забухтел:

— Ничего с ней не будет, подумаешь, цаца. Дурочкой прикидывается. А на поверку — обман. За результат отвечаю, Стас Ильич, но без нажима нельзя. Или не доверяешь?

— За что посадил в карцер?

— Убить пыталася. Горлу шилом проткнула.

Желудев не усомнился в том, что Зубатый сказал правду.

— Изнасиловал, черт фиксатый?

— Как можно, ваше превосходительство. Мы чинопочитание соблюдаем, на хозяйское добро не претендуем. Мистификацию применили — это да. В целях моральной обработки. Кто же знал, что девка свихнутая.

— Давай поподробнее.

— Поподробнее сам увидишь. Слышь, какой храп из глотки? Дырка сквозная. Даже не успел елду показать для внушения.

Желудев сплюнул с губы сигарный ошметок. Его раздражение к этому дню достигло опасного предела. Еще чуток — и потребуется адекватное действие для разрядки нервов. Какое оно будет, он не знал. Возможно, ужасное. К нелепым телефонным звонкам и угрожающей записке добавились еще несколько досадных, вроде бы случайных инцидентов, которые по отдельности ничего не значили, но все вместе прямо указывали на то, что кто-то взялся его дразнить. Негодяй действовал нагло, тонко и изобретательно. Последнее происшествие случилось нынче утром. Он ночевал в городской квартире на Кутузовском проспекте. После завтрака собрался в офис. Выход из дома проходил по обычной схеме. Вдвоем с телохранителем спустился в лифте. Внизу в подъезде стояли еще двое опытных оперов. На улице мобильная группа загодя обследовала двор, выстроила малый кордон и по рации дала сигнал — путь свободен. Водитель подогнал лимузин с пуленепробиваемыми стеклами прямо к дверям. Задняя дверца открыта. Станислав Ильич опустился на сиденье, поздоровался с Трофимычем (водитель работал с ним второй год, но ни его имени, ни фамилии он так и не запомнил, да и зачем). В полумраке кожаного салона поерзал, устраиваясь поудобнее на подушках, и левой рукой оперся на что-то мягкое, пушистое и влажное. Вгляделся — мать твою! Драная кошка со свернутой башкой и с вывалившимися наружу из распоротого живота голубоватыми кишками. Станислав Ильич, зарычав, распахнул дверцу и мячиком выпрыгнул из машины, больно ударившись коленом о железную стойку. На снегу чуть не выблевал, на потеху охранной команде.

— Как это понимать?

Трофимыча забрал на дознание Васюков, допрашивал полдня, но толку пока не добился. Водила клялся и божился, что ни сном ни духом… А что еще он мог сказать? Скорее всего, действительно ни сном ни духом, хотя, разумеется, это его на оправдывает… Кстати, сам Васюков в эти дни, как и в последнем эпизоде, показал себя не с лучшей стороны. Иван Зиновьевич семь лет возглавлял службу безопасности «Дулитл-Экспресса», и до сих пор у Желудева не было к нему претензий. Напротив, опытнейший особист, зубр сыска, руководивший при Советах одним из самых престижных подразделений КГБ, Васюков был незаменимым работником, его присутствие в концерне само по себе отрезвляло шальные головы многочисленных конкурентов и недоброжелателей, но новую напасть он, по мнению Станислава Ильича, воспринял чересчур легкомысленно, не придал должного значения, а историю с кошкой, подброшенной в лимузин, вообще оценил юмористически. Чуть ли не намекнул на манию преследования, это видовое проклятие всех российских крупных бизнесменов, которое якобы всегда начинается незаметно, но иногда приводит к тяжелейшим последствиям, как, допустим, в случае с банкиром Жорой Марчуком, который в состоянии депрессии сам на себя накатал навет в прокуратуру, где признался в таких жутких преступлениях, что даже «Московский демократ» не решился опубликовать полный список. Утром, когда Васюков с невинным видом начал развивать эту медицинскую теорию, Станислав Ильич резко его одернул:

— Не забывайтесь, генерал! Не считайте себя умнее всех. К вашему сведению, я еще способен отличить реальную опасность от фантомов. Кошка мне не приснилась, и ваше дело не философствовать, а установить, кто это сделал.

Почуяв хозяйский гнев, старый лис привычно заюлил:

— Не сомневайтесь, Станислав Ильич, установим непременно. Однако трудность в том, что, если это обычное мальчишеское хулиганство…

— Значит, найдите этого мальчишку, — перебил Желудев, — а уж я решу, как с ним обойтись, чтобы другим было неповадно.

Теперь вот Зубатый, тоже фрукт не из последних. Дуроломов кругом полно, деликатное дельце некому поручить.

— Откуда у нее взялось шило? — спросил Желудев в трубку. — Ты что, ее к портняжному делу представил?

— Зачем к портняжному. В волосьях прятала. Коварная она, Стас Ильич. Я бы присоветовал сто раз подумать, допреж ее в дом пущать. Кабы и с тобой чего не сотворила. У этих заморских барышень завсегда мозги набекрень.

— Значит так, — закончил разговор Желудев. — Завтра с утра загляну к тебе, и если ее покалечил… Я предупреждал, Кузя.

Не слушая ответного гнусавого писка, вырубил телефон.

Крохотная кладовая — метр на полтора, вроде гробика, поставленного на попа. Света нет. Можно сесть, если согнуть ноги в коленях. Земляной пол сырой и промозглый. Можно подремать стоя, оперевшись о стену. Воздух спертый, шершавый, дерет в горле, как дым. Уже через несколько часов (или минут?) начались видения, сперва смутные, неяркие, как непроявленные переводные картинки, но постепенно обретающие все большую отчетливость и внятность. Явился отец, держа за руку женщину, закутанную в темное покрывало. Он лишь недавно поднялся из-за стола, где его настигла смерть. Радостно улыбался, хотя лицо распухшее и в крови. Анита чувствовала — еще малость, еще одно движение — и она очутится рядом с ним, на зеленой поляне с серебристыми елями. Женщину под покрывалом она узнала, хотя помнила ее только по фотографиям, — это была ее покойная мать, польская шляхтянка. «Папочка, — жалобно позвала Анита, — почему маменька прячется? Ей стыдно за меня?» — «Что ты, котенок, мы оба гордимся тобой. Ты сильная, умная, продержись еще немного, все образуется». — «Заберите меня отсюда», — взмолилась Анита, протянула к нему руки, но отец чего-то испугался, лицо посинело, и Анита вместо живых людей с ужасом увидела две кукольные фигурки, повисшие на еловых ветках. Одна из фигурок — ее отец — при этом нехорошо гримасничала и смеялась. Ее отчаяние длилось недолго, вскоре она обнаружила, что сама стала куклой с тряпичными ножками и ручками. Кукла Анечка. Ей было уютно в ватном коконе, где ниоткуда не дуло, и она возблагодарила Господа за чудесное превращение. Но на сердце все же осталась забота: как теперь ее разыщет возлюбленный? Кто подскажет ему, что она стала куклой? И зачем ему кукла, он знать ее не захочет. Он любил живую, красивую девушку, а не личинку из папье-маше… Беспокойство ее оказалось напрасным. Не успела по-настоящему всплакнуть, как в ватную прогалину втиснулся ее суженый, и — о, счастье! — он тоже утратил человеческий облик. У Никиты была теперь острая мордочка, как у хорька, и круглое туловище в золотистой чешуе. К сожалению, у него не осталось даже рук, чтобы ее обнять. И разговаривал он как-то чудно, не раскрывая рта, одними мыслями. Мысленно он передал ей, как ему тяжело живется на свете одинокому. Он хотел опять на Лазурный берег вместе с ней. Анита не могла его утешить, предпочла сказать правду — и тоже не словами, а чувствами. «Ты же видишь, — пожаловалась она, — я превратилась в куклу. Зачем тебе кукла? С ней нельзя заниматься любовью».