Пенелопа Лайвли - Фотография

• Название: Фотография
• Автор: Пенелопа Лайвли
• Издательство: Рипол Классик
• Жанр: Современная проза
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-386-06211-8

Пенелопа Лайвли — одна из самых успешных и популярных британских писательниц. Ее книги, покорившие миллионы читателей, удостоены престижных литературных премий, в том числе Букеровской премии.

«Один из самых удачных романов Лайвли: оригинальная задумка, грандиозное воплощение».

Los Angeles Times

«Читать Пенелопу Лайвли — как проводить рукой по шелку, дорогостоящему, струящемуся и прекрасно сотканному. Однажды прикоснувшись к нему, невозможно выбрать что-то другое».

The Evening Standard (London)

Способна ли одна единственная фотография перевернуть вашу жизнь? Пожалуй, нет.

А если на ней изображено то, о чем вы даже подумать не могли? Пожалуй, да.

Копаясь в старых бумагах, Глин случайно находит старый конверт. Надпись гласит: «Не открывать. Уничтожить». Но любопытство берет верх, и внезапно мир главного героя переворачивается. Привычная жизнь рушится прямо на глазах. Пытаясь выяснить, какую тайну скрывала его жена, Глин неожиданно для себя воскрешает события давно минувших лет. Кем Кэт была раньше? И кто она теперь для него?

---

Это нечестно. Элейн поступила неразумно. И не дала ему возможности это объяснить, растолковать, что надо бы посмотреть на все это с другой точки зрения. Он наказан совершенно несоразмерно преступлению.

А тогда вы об этом не подумали, произносит другой голос в его голове, противный, пошленький голосок. Думал ли он? Думали ли они? Ну да… если периодические приступы чувства вины и переживания считать за размышления.

Ты так увлекаешься, так проникаешься неизбежностью этого, что уже не в силах остановить процесс. Конечно, переживаешь, а иногда даже мучаешься. Но всегда, всегда было ощущение, что все будет хорошо, все наладится…

А Кэт? Что она?

Ник видит, что с Кэт уже не спросишь. Он все так же может видеть ее, слышать ее голос, но он понятия не имеет о том, о чем она думает, что чувствует… точнее, думала и чувствовала. Он испытывает раздражение: слушай, мы же занимались этим вдвоем, и это ты зачем-то сохранила тот дурацкий снимок и записку.

Зачем? Эта мысль вызывает в нем новое беспокойство, уже иного рода. Она сохранила фотографию потому, что была безалаберной, или же потому, что она что-то для нее значила? От этого Нику вдруг становится неуютно: он не хочет думать, что ее увлеченность оказалась большей, чем он привык думать. Временное помутнение рассудка — во всяком случае, с его стороны это было именно так, — совершенно непреодолимое влечение, но вскоре ему пришел конец, как и всем пылким увлечениям подобного толка.

И правда, от воспоминаний о прошлой страсти ему становится неуютно. В них нет ни спокойствия, ни тоски, но есть какое-то непонимание. Непонимание? Очевидно, да. Но теперь он рассматривает себя тогдашнего, точно существо с другой планеты. Слышит собственные слова — и ушам своим не верит. Как он говорит ей: «Я хочу тебя, господи, как же я тебя хочу».

Она пристально смотрит на него — и размышляет. Какие у нее прекрасные глаза! «Хочу… — произносит она. — Хочу…» И взгляд у нее не такой, как надо, ему хотелось бы видеть в ее глазах ответную страсть, а не этот вопрошающий взгляд. Внезапно он понимает, что сказать ему нечего. А что бы вы сказали на его месте?

О чем они тогда беседовали, он почти не помнит. Ну, по большей части говорил он, это уж точно: Ник первым признается, что он большой болтун. Тогда его прямо-таки переполняли всякие издательские прожекты, всегда было что-нибудь интересное и захватывающее, и он думал, что может привлечь и ее тоже. У него осталось впечатление, что Кэт слушала его — сидела напротив за столиком в каком-нибудь пабе и улыбалась, очевидно очень внимательно слушая. Да… и тут так некстати припирается этот Оливер, и Нику пришлось впоследствии перемолвиться с ним словечком.

«…потому, что ты — муж Элейн?» Нику это не нравится. Он предпочел бы не слышать этих слов, что сейчас отдаются рефреном в его голове, тоже мне, психолог-любитель Кэт — толку от ее размышлений, да и потом это не очень-то лестно, правда? И снова он слышит ее голос: «Когда я была моложе, я хотела быть Элейн. Больше всего я хотела стать такой, как она, — организованной, рассудительной, уверенной. — И слегка усмехнулась грустным смешком: — А она и не подозревала об этом».

«Может быть, я делаю это оттого, что все еще хочу быть Элейн, — говорит она. — Как ты думаешь?» Она смотрит на него; они сидят за столиком в том самом пабе, у нее — странное выражение лица. Но он ничего не думал — ни тогда, ни теперь.

Он немного возмущен Кэт: ее тоже должны обвинять, ведь не он же один виноват. Вместо этого она одно большое воспоминание, что складывается из сотен маленьких. Снова и снова она произносит одни и те же слова. И ему чудится: было в Кэт нечто недоступное для него даже тогда, когда она лежала рядом, в его объятиях, живая и теплая. Ты никогда не знал, как Кэт к тебе относится, даже когда она слушала тебя, смотрела на тебя, говорила с тобой — о, она любила поговорить, но сказать ей было особо нечего. Так, пустяки: была там-то, делала то-то. И всегда ускользала — внезапно опустевший стул, гудки в телефонной трубке, автомобиль, исчезающий за поворотом.

И конечно, в какой-то момент она ушла насовсем. Нику не хочется думать об этом, даже теперь.

Словом, так или иначе, от Кэт толку мало. И Элейн превратилась в другую женщину. Стала кем-то еще, неумолимой незнакомкой, осудившей его без права апелляции. В последние годы Нику пришлось стать осторожней — она стала сердиться на него по поводу и без, но это другое. Он видит ее, точно ставшее каменным, лицо в то утро, в оранжерее: «Я хочу, чтобы ты ушел».

Так нечестно. Он слишком стар, чтобы с ним так обращались. Стар? Стоило этому слову прийти на ум, его мучения лишь усилились. Да, он стареет. О, черт!

Элейн и Кэт

Элейн ощущает необыкновенный прилив сил. Она сделала правильный выбор, в этом она уверена. Она поступила так, как этого требовали обстоятельства. Невозможно представить, что Ник остался бы в доме, как будто ничего не произошло; каждый день она бы вспоминала об этой истории — всякий раз, когда она смотрела бы на него, всякий раз, когда он говорил бы с ней. Ну а теперь она спокойно может отдаться любимой работе — и через какое-то время все забудется. Она передумала — вместо того чтобы отдохнуть, пересмотреть график, — она станет работать больше. Даст окончательное согласие на поездку в Америку с курсом лекций, напишет новую книгу и непременно подаст заявку на участие в Хэмптонкортской выставке в следующем году.

Сегодня она выбирает лучший сад в одном из пригородов Лондона, где живут в основном люди состоятельные. Дело нелегкое — не столько по причине того, что приходится много ходить, сколько оттого, что от нее требуется сохранять дипломатичный нейтралитет. Вежливость и уклончивость, сдержанность реакции — нет, конечно, негромкое одобрение она выразить может, но увлекаться этим крайне нежелательно. Обладатели садов ходят за ней по пятам с приклеенными на лицах улыбками, сверлят ее лазерами глаз. Как бы им хотелось взглянуть на отметки, которые она делает в своем блокноте! Организаторы конкурса водят ее от сада к саду, всегда готовые защитить и прийти на помощь. Атмосфера мерзопакостная — дух соперничества ощущается прямо-таки физически. Мероприятие, по сути, благотворительное — многие из садов-участников можно будет посетить в эти выходные за умеренную плату, и собранные средства пойдут на что-то там, но пока благотворительностью и не пахнет.

Элейн проходит мимо розовых клумб. Замечает поврежденные лепестки на «Мадам Альфред Карьер», оценивает «Гималайский мускус Пола», едва не вздрагивает над кустами морально давно устаревших «Мир» и «Пикадилли», касается цветков «Кардинала Ришелье». Морщится при виде ярких соцветий герани, одобряет дицентру превосходную и синюху, сокрушается при виде ужасной фуксинового цвета лаватеры, отмечает неведомый ей доселе сорт хохлатки. Конечно, не учитывать собственные предпочтения очень трудно, но она пытается по достоинству оценить мастерство и смелость владельцев, пусть даже она выражается в сооружении хитрых конструкций из камней или опрометчивом выборе трав для газона. Каждый устраивает сад сообразно своим капризам и пристрастиям, и это видно, но заметно и то, что здешние хозяева частенько смотрят телепередачи по устройству сада. Водоемам здесь позавидовали бы и устроители висячих садов Семирамиды: ручейки, каналы, миниатюрные речные пороги, фонтаны, пруды. В наше время сад — это демонстрация современных достижений не только растениеводства, но и инженерии. Украшения садов также отличаются разнообразием и порой демонстрируют фантазию и изобретательность владельцев: тут хозяева щедро усыпали дорожки гравием, там привезли полный грузовик речного голыша, в одном из садов обнаруживается четырехметровый пластиковый тотемный столб, в другом среди кустарников виднеется гипсовый бюст какого-то древнеримского божества. Вдруг Элейн оказывается точно в ином времени — на прямоугольной лужайке, окруженной бордюром из однолетников; сопровождающие нервно поглядывают на нее с недовольными улыбками. Они спешат препроводить ее в дом по соседству, где ее ждет тщательно «запущенный» сад, где растущие в беспорядке маки, скабиозы, ромашки и таволга украшают конец участка длиной в пятнадцать метров.

Она ищет хитроумное устройство сада, толковый подбор растений, интересные цветовые комбинации и сочетание знания тонкостей садового устройства с оригинальностью. Ей редко удается найти то и другое вместе. Слишком часто искусные садоводы зря тратят силы на осуществление крайне неудачного замысла, либо многообещающий дизайн выглядит совсем не так выигрышно из-за неверно подобранных растений. Возьмем, к примеру, вот этот длинный палисадник. Хозяева очень ловко и умело замаскировали длинное и узкое пространство, насажали кустарников и цветов и устроили тропинку, ведущую к фокусной точке в конце палисадника. Но вот в качестве фокуса выбрали заросли травы пампасной — неотъемлемого атрибута пригородного садика в стародавние времена; растет себе, безвкусная и пошлая, среди ковра более приемлемых цветов и растений. Что здесь не так? Элейн, хмурясь, обозревает заросли пампасной травы и что-то пишет в блокноте. И тут в ее мозгу снова появляется Кэт — вкупе с еще одним садом.