Юрий Слёзкин - Бабье лето

• Название: Бабье лето
• Автор: Юрий Слёзкин
• Издательство: Совпадение
• Жанр: Русская классическая проза
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-903060-25-2

«…В строках этого молодого, еще не окрепшего автора есть что-то от Л. Н. Толстого его первых времен…» — такую характеристику роману Юрия Львовича Слёзкина (1885—1947) «Бабье лето» (1912) дал один из современных ему критиков.

---

Панна Зося перебила ее. Она покраснела от смущения, когда сказала сестре:

— Пан не думает вовсе ни досаждать, ни чваниться. Пан просто любит то, о чем говорит, и это хорошо, что у пана есть любимые мысли…

Ржевуцкий пожал плечами:

— Я благодарен панне Зосе за ее заступничество перед сестрою, но дело в том, что я сам не стал бы оправдываться. Я всегда знаю, что говорю, и знаю также, что панне Ванде мои речи далеко не чужды. У панны Ванды просто дурное настроение духа сегодня.

Панна Галина, смеясь, рассказывала Галдину о своих институтских подругах. Ей все казалось смешным и веселым. Григорий Петрович охотно слушал ее. Это не мешало ему наблюдать за панной Вандой. Его все более поражали ее отношения к Ржевуцкому. Ее странная враждебность к нему вместе с заметным страхом перед ним, непрестанная готовность парировать его удары, его холодная и уверенная сдержанность — все казалось многозначительным, хранило в себе какую-то тайну. Что пану Брониславу она могла нравиться, что он спокойно шел к намеченной цели, это еще можно было допустить, хотя Галдину и казалось несколько странным то нарочитое поддразнивание, которое пан не оставлял во все время своих разговоров с панной Вандой. Но чувства девушки были совсем непонятны ротмистру. Тем не менее ему нравилось следить за нею, слушать ее смелые ответы, видеть ее стройную фигуру и строгие глаза. Ради этого удовольствия он решил-таки поехать к Лабинским перед тем как побывать у Анастасии Юрьевны. Надо было все-таки стряхнуть с себя то тяжелое оцепенение, которое уже много дней томило его. К тому же он не видал в своем поступке ничего дурного. Кому было бы легче от того, что он просидел бы весь день дома, изнывая от безделья?

— Не правда ли, смешно? — спросила панна Галина, заканчивая рассказ о своих институтских похождениях.

— Да, да, очень смешно,— отвечал Галдин, хотя он и не слышал рассказа, занятый своими мыслями. Чтобы выйти из неловкого положения, он сказал: — Школьные воспоминания большей частью забавны. Я помню, был у нас такой воспитатель — штабс-капитан Козлов — личность замечательная в своем роде. Смеялись над ним, изводили его нещадно. Но и было за что. Обозлился он раз на одного кадета и записал о его поведении так: «Николай Рогожевский толпился у класса и на мое приказание разойтись не разошелся!»

Панна Галина даже остановилась: так ей стало смешно. Она смеялась неудержимо:

— Ха-ха-ха, боже мой, какой глупый!

Панна Ванда и панна Зося улыбались. Григорий Петрович продолжал:

— А то он, бывало, забудет поставить фамилию виновника и подает директору записку такого рода: «Ходил с расстегнутым воротом и без галстука — шт.-кап. Козлов…»

XXXVI

На террасе сидели за шоколадом панна Эмилия, князь Лишецкий, пан пробощ и оба племянника Лабинского — Тадеуш и Жорж. На панне Эмилии было желтое газовое платье, она держалась очень чопорно. Князь Лишецкий, по обыкновению, кричал, размахивая руками; ксендз добродушно улыбался, слушая его.

— Мы сейчас поедем на охоту,— сказала панна Ванда,— мосье Галдин представил в наше распоряжение своих собак… Я пойду переодеваться. Ты, конечно, с нами, Тадеуш?

Гимназист хмуро потупился.

— Хорошо,— сказал он,— я готов куда угодно, но, должно быть, пану Брониславу надо будет переменить свой костюм.

На Ржевуцком был изящный смокинг, в петлице у него горела желтая астра.

— Да, это необходимо,— отвечал пан Бронислав, точно и не замечая насмешки, звучащей в голосе юноши.— Для всего есть свое назначение. Я знал, что придется ехать верхом, и захватил с собою все необходимое… Вы будете так любезны провести меня в свою комнату?

Пока панна Ванда, панна Зося и Ржевуцкий переодевались, Галдиным завладел князь. Он отвел его в сторону.

— Вы получили повестку на предвыборное собрание русской группы? — спросил он, дружески беря его за пуговицу кителя.— Нет еще? Ну, так скоро получите. Я надеюсь, что теперь для вас ясно, почему мы желаем выбора Рахманова… Это дельный, стойкий человек, настоящая светлая русская голова. Нам необходимы русские люди. Довольно мы играли под чужую дудку. Петр толкнул нас на подражательность. Чтобы угодить ему, надо было стать голландцем; при Анне Иоанновне и Бироне {81} владычествовала над нами Германия; при Елизавете явился Лашетарди {82} и начались соблазны Франции; они умножились страстью матушки Екатерины к французской литературе и дружбою ее с философами восемнадцатого века {83}. Петр III и Павел I хотели сделать нас пруссаками; Александр I преклонялся перед Англией, и Польша чуть-чуть не стала нашим кумиром. Наши дни дают нам право думать, что народ, наконец, взялся за голову… Да, да я чувствую новую эру в нашей государственности и приветствую ее…

«Забавный старик,— думал Галдин,— как много он говорит, как волнуется и какой он ребенок. Черт возьми, я никогда не размышлял надо всем этим…»

Князь продолжал:

— А как вы находите затею Карла Оттоновича? Постройку нового местечка! По-моему, это гениально. Нет, положительно, этот человек еще не раз удивит нас. У него идеи и идеи без конца, и все они у него осуществляются. Для него нет невозможного!

Григорий Петрович улыбнулся. Он вспомнил растерянную физиономию фон Клабэна, когда он дернул его за пиджак там, на хуторе у графа, и крикнул ему, чтобы он убирался к черту. Это было восхитительно. Он гнал его почти из его же собственного дома. Гости слышали все. Надо было видеть их испуганные и глупые лица! Фелицата Павловна даже бросилась между ним и Клябиным. Бедная вдова подумала, что они будут драться. Конечно, это вышло не совсем прилично, но и нахальству следует положить границы. Он сейчас же после того уехал, ни с кем не попрощавшись. Теперь, должно быть, всюду трубят об этом скандале. Нет, может быть Карл Оттонович и очень тонкий делец, но на этот раз он не сообразил, с кем имеет дело.

— Скоро наши Черчичи превратятся в город с прелестным мостом, тротуарами, магазинами,— продолжал, увлекаясь, князь Лишецкий,— и это будет город, который по справедливости можно назвать созданием фон Клабэна. Я первый жертвую тогда на памятник его основателю.

Раньше других была готова панна Зося. В своей амазонке она казалась очень худенькой и слабой.

— Вы тоже любите верховую езду? — спросил Григорий Петрович, кажется впервые заговаривая с ней.

Она покраснела и опустила глаза:

— Да, я люблю кататься… Лучше думается, когда сидишь на лошади… Только, конечно, моя езда никуда не годится…

Ксендз засмеялся:

— Панна Зося садится верхом, чтобы быть ближе к звездам…

Галдин пошел во двор справиться, приготовлено ли все к охоте. На дворе его встретил старший лесник. Собаки были разведены на свои места. Господам оставалось только ехать.

Галдин осмотрел своего гунтера, подтянул подпругу. Все было в исправности. Он похлопал по крупу лошадь и поцеловал ее между ушей. К нему подошли пан Ржевуцкий и панна Ванда. Пан был великолепен. Он надел ярко-красный фрак и ботфорты с желтыми отворотами.

Конюх подвел ему его серую в яблоках кобылу.

Панна Зося и Тадеуш уже сидели на своих лошадях.

Они выехали за ворота. Впереди — панна Ванда с Галдиным.

Красивый конь Лабинской принюхивался к гунтеру.

— Ржевуцкий очень забавен,— сказал Григорий Петрович, когда они отъехали от остальных.

Панна Ванда молча кивнула головой.

На крыльце стояли панна Эмилия, панна Галина, ксендз и князь Лишецкий.

— Ради бога, только осторожней! — кричала старая дева.— Пан Бронислав, присмотрите за моими девочками!

XXXVII

— Вы великолепно держитесь в седле,— говорил Григорий Петрович, глядя на стройную фигуру свободно сидящей на своем вишневом Санеке панны Ванды.— Я впервые вижу такую амазонку, уверяю вас! Вы сделали бы честь любому конкуру… {84}

Он смотрел на молодую девушку с нескрываемым восхищением. Как шло ее строгое бледное лицо к этому строгому платью и этой темной живой лошади. Вот где настоящая красота! Вот где она была на месте, вот где вся ее смелость, вся ее гордость выступали ясно, вот где она была королевой! Настоящая Марина Мнишек! {85} Но зато как жалок этот законодатель мод, этот красный кузнечик на белой кобыле. Можно подумать, что он еле-еле взобрался на спину саженного иноходца и чувствует себя там не совсем безопасно.

— Вперед,— кинула Галдину панна Ванда и дотронулась стеком до крупа Санека. Потом обернулась в седле и крикнула отставшим:

— Догоняйте!..

Они понеслись. Соревнуясь, лошади сами прибавляли ходу. Они вытянули шеи, закусили удила и свободно и легко разрезали насыщенный солнечными лучами воздух. Мягко шлепала под копытами влажная целина; вспугнутые вороны кружились над ними и каркали; все ближе подвигался к ним лес, откуда несся переливчатый лай гона.