Эмилио Сальгари - Гибель Карфагена

• Название: Гибель Карфагена
• Автор: Эмилио Сальгари
• Жанр: История

---

Сальгари Эмилио Гибель Карфагена

Эмилио Сальгари

Гибель Карфагена

I КРОВОЖАДНОЕ БОЖЕСТВО

Была ночь, роскошная, дивная ночь. Но Карфаген был весь залит потоками света. Казалось, будто в этом городе, наследнике древней финикийской культуры, который так долго и упорно оспаривал у Рима господство над античным миром, бушует колоссальный пожар: повсюду огонь, толпы людей, дрожит земля.

Наиболее оживлена была улица Хамон, разделявшая город на две почти равные части. Там, под могучими вековыми пальмами, по каменным плитам мостовой лился сплошной поток из тысяч и тысяч людей. Поток стремился к храму, посвященному страшному, лютому и кровожадному богу Востока -Ваалу-Молоху.

Культ Ваала зародился в бесконечно давние времена в странах, где солнце не греет землю, а испепеляет ее, где его лучи не оживляют, а убивают, где человек скорее бежит от света, чем тянется к нему. И Ваал-Молох стал богом всепожирающего огня, олицетворением враждебных человеку сил стихии огня. Тогда, бесконечно давно, поклонники Ваала взяли обыкновение приносить жертву грозному богу людей, надеясь тем самым умилостивить его. Ваала изображали безобразным, но все же похожим на человека существом. Посвященные ему статуи изготавливались из металлов, чаще всего из бронзы, а внутри этих статуй устраивали огромные печи. В эти печи поклонники Ваала набрасывали пылающих углей, раскаляли всю безобразину и вручали в искривленные, уродливые руки лютого божества невинных жертв -- собственных детей. А иногда осужденных на смерть жертв швыряли прямо в раскаленную утробу злобного божества. И вот сегодня, в эту дивную и роскошную ночь, десятки и десятки тысяч карфагенян, потомков финикийцев неслись живым потоком по улице Хамон к огромному храму Ваала-Молоха на церемонию принесения кровожадному божеству человеческих жертв.

Тут были все: торговец-мореплаватель и наемник-римлянин, ткач, горшечник и красильщик, рыбак и грузчик с пристаней Карфагена; тут были рабы и господа, пришлые арабы-бедуины из великой пустыни и негры из далеких, таинственных областей внутренней Африки. Все они шли нескончаемым потоком из Некрополя. И почти у каждого в руках горел своеобразный факел: железная палка, верхний конец которой был обмотан клубком пропитанной смолой шерсти. Пылая с треском и шипением, эти смолистые клубки издавали ослепительный свет -- вот почему над Карфагеном стояло странное багровое зловещее зарево.

Трудно было назвать этот поток процессией в истинном смысле этого слова, потому что толпу давно уже охватывал экстаз, близкий к безумию, давно смешались ряды, давно в колоссальном потоке образовались отдельные течения, которые сталкивались, пересекались, переплетались. Сумятицу увеличивало присутствие живности в людском море, словно колоссальные черные корабли, плыли вереницы боевых слонов, на спинах которых пестрели башенки с десятками лучников, проталкивались, покачивая длинными шеями, беговые верблюды, и медленно, словно топчась на месте, шли круторогие степенные волы; здесь и там, расчищая себе дорогу дикими криками, двигались отряды вооруженных копьями всадников карфагенской конницы.

Относительный порядок соблюдали только жрецы и храмовые прислужники. Они шли отдельными отрядами, разбившись на шеренги, словно воины в строю. Тут были жрецы Ваала-Самина, владыки небесных просторов, и Ваала-Теора, божества священных вершин, и Ваала-Зебу ара, бога насилия; жрецы Астарты, богини любви, и жрецы Мельката, покровителя мореплавания и промышленности, науки и искусства, великого изобретателя алфавита...

Каждая отдельная группа жрецов несла под пурпурными балдахинами статуи второстепенных финикийских богов. Это были изваяния Ваала, халдейского Бэла, который в Греции возродился под именем Зевса, а в Риме принял имя Юпитера. Вот Мелькир, прототип эллинского Геркулеса, и Адонис, бог весны, в поисках которого Истар спустился в глубины ада. Был и сам Ваал-Молох -- ненасытный, кровожадный, вечно алчущий людей в жертву, -- кому отдавали финикийцы и их потомки, карфагеняне, избранных за красоту непорочных дев и стройных юношей. Он -- огромный, безобразный. Алчно, словно ища жертву, тянется он своими металлическими руками. И в его бронзовой груди ясно видна дыра -- там печь, та самая, в которую бросают приносимых в жертву лютому "пожирателю людей".

-- Римлянку! Римлянку -- в огонь! Ее первой! Раньше других! -- пронесся по площади бурный крик.

Не внимая воплю толпы, верховный жрец обратился к группе младших жрецов, стоявших вокруг статуи Ваала.

-- Нужен пример! -- сказал он повелительно. -- Вы видите, как испуганы дети? Покажите им, как ничтожна физическая боль! Покажите им, как надо приносить себя в жертву ради спасения отечества, когда ему грозит смертельная опасность!

Те, к кому обращался с этими словами жрец, повиновались его приказанию: засверкали ножи, и несколько десятков людей, на глазах у сорока тысяч жадно следивших за каждым их движением зрителей, принялись истязать себя. Они наносили себе ужасные раны, отсекали пальцы, кромсали собственное тело. Кое-кто вбивал себе в грудь длинные гвозди. И ни крика, ни стона не срывалось с уст фанатиков.

-- Еще, еще! -- повторял верховный жрец. -- Первая жертва покажет путь другим!

С этими словами он невероятно быстро выхватил ближайшего к нему ребенка из толпы детей и привычным движением швырнул его в раскаленное чрево идола. Дикий крик ребенка всколыхнул толпу...

Но еще не успело смолкнуть эхо предсмертного вопля невинной жертвы, как из отверстия на груди кровожадного Молоха показался беловатый дымок -- тело первой жертвы было испепелено моментально.

-- Римлянку! Римлянку в огонь! Ваал жаждет ее тела! Римлянку! -отозвалась толпа на крик первой жертвы.

Верховный жрец схватил трепещущую девушку и повлек ее к идолу. Она покорно шла за ним. Казалось, окаменела от ужаса. Она не сознавала, что происходит. Но близость раскаленного чудовища, нестерпимый жар, струившийся от его огромного тела, вывели ее из оцепенения. Она рванулась из крепко державших ее рук жреца.

-- Пощадите! -- пронесся над площадью ее вопль, полный горя и ужаса.

-- Нет, проклятая! -- прошипел жрец, хищно лыбясь. -- Молоху уже давно не давали вражьей плоти, и ты доставишь ему это удовольствие!

Он еще даже не закончил свою фразу, как в толпе произошло замешательство, и вслед за тем над площадью прогремел чей-то звучный, повелительный голос:

-- Фульвия! Вперед, друзья!

Какой-то человек невероятной силы вдруг ринулся на жрецов, отталкивая их и прокладывая себе дорогу. Ничто, казалось, не могло противостоять его ярости. Это был высокий и статный воин, смуглый, как нумидиец или чистокровный финикиец. Он был при полных боевых доспехах, и в его стальной мускулистой руке сверкал короткий обоюдоострый меч. На его призывный боевой клич из толпы выделилось человек сорок или пятьдесят воинов, таких же высоких, статных, как и он, также в доспехах и при оружии.

-- Оставь эту девушку! -- крикнул воин, отталкивая левой рукой верховного жреца, а правой занося над его головой сверкающий меч. -- Оставь ее! Она моя!

-- Что? Как ты посмел? -- спросил жрец с негодованием, близким к ярости.

-- Да, я посмел отнять ее у этого бронзового чудовища!

-- Кто ты, оскорбивший бога?

-- Я тот сын Карфагена, что в бою у Тразименского озера спас жизнь Ганнибалу! Я тот, чей меч не раз определял исход кровавых битв в пользу Карфагена. Я завоевал половину Галлии. И в награду за это мое отечество послало меня в Тир! -- ответил воин полным негодования голосом.

-- Твое имя, дерзкий? -- спросил жрец воина.

-- Потом узнаешь его, старец! Не сейчас. Отпусти римлянку или...

И он взмахнул мечом.

-- Она -- дочь наших врагов. Народ хочет ее смерти!

-- Народ? Так пусть же знает народ, что, когда я, пронзенный вражеской стрелой, лежал на берегу Тразименского озера, эта девушка подобрала меня -живого среди мертвых -- укрыла в своем доме, заботилась обо мне, как о собственном брате, выходила меня!

-- Но ее выбрали для приношения! Ты не посмеешь нарушить закон, посягнуть на права Ваала-Молоха! -- яростно завопил побледневший жрец. -Римлянка обречена, и теперь уже ничто не может ее спасти!

-- Я не признаю этого закона. Пусть Ваал-Молох сам нам скажет, какие у него права. Но он молчит.

-- Святотатец! Ты оскорбил грозного бога! Но он покарает тебя.

-- Он? Пусть испепелит меня Ваал-Молох, если может! -- вызывающе засмеялся воин.

Немая, испуганная, ошеломленная толпа, казалось, затаила дыхание. Еще никогда не приходилось ей слышать таких речей, и они навеяли ужас, внушили ей растерянность.

А воин в блестящих латах с грозно сверкающим мечом стоял перед статуей безобразного Молоха. И в самой его позе выражался дерзкий вызов Молоху, мстительному, кровожадному, беспощадному древнему божеству финикийцев и карфагенян.