Уильям Бакли - Австралийский робинзон

• Название: Австралийский робинзон
• Автор: Уильям Бакли
• Издательство: Наука, Главная редакция восточной литературы
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1966

Автобиографическое повествование Бакли (в другой транскрипции Бекли) — беглого ссыльного — англичанина, прожившего тридцать два года среди туземцев Австралии, есть прежде всего ценнейший этнографический документ. Бакли был одним из первых европейцев, вплотную соприкоснувшихся с австралийскими племенами в те начальные годы колонизации материка, когда эта колонизация еще совершенно не нарушила самобытного уклада их жизни. Он долгие годы жил их жизнью, кочевал и охотился вместе с ними, терпел нужду и голод, разделял их волнения и радости, во всем уподобился туземцам, обзавелся семьей. Он даже начисто забыл родной английский язык. Поэтому те сведения, которые сообщает Бакли об австралийцах, представляются куда более весомыми, чем сообщения позднейших наблюдателей, даже хорошо подготовленных специалистов-этнографов.

Наблюдения Бакли над бытом австралийцев правдивы, но очень отрывочны; о социальном строе туземцев мы узнаем из его сообщений очень мало, о верованиях — еще меньше. Сверх того, обо всем виденном и испытанном Бакли рассказывал впоследствии лишь по памяти, в рассказах его могут поэтому быть (и даже непременно есть) неточности, не говоря уже о пробелах. Но все эти минусы искупаются прежде всего искренностью рассказа.

---

По представлениям австралийцев, копалки и копья понадобятся умершим, когда те возвратятся к жизни, а тлеющие угли дадут им возможность развести огонь и сварить коренья. Поэтому австралийцы оставляют в могиле запасы пищи на несколько дней, а проходя мимо, никогда не забывают снова разжечь костер.

Трупы кладут на бок, то есть в той же позе, в какой большинство австралийцев спят при жизни.

Мы провели около могил остаток дня и всю ночь, а затем перекочевали к другому большому озеру — Явангконтес, расположенному посреди обширной равнины. Берега его были лишены растительности, и мы сложили себе жилье из тростника и камней. Вокруг было так голо, что топливо приходилось собирать мили за три от лагеря. В этом месте мы провели много месяцев, может быть, год или даже два, кто знает, — ведь я потерял счет месяцам и годам.

К тому времени я почти утратил надежду изменить свой образ жизни. Человек, как известно, приспосабливается к самым поразительным изменениям климата и условий, и я стал чуть ли не настоящим дикарем. Факт, достойный удивления. Я ходил почти нагой, терпел едва ли не все лишения, какие только могут выпасть на долю человека, месяц за месяцем, год за годом спал на голой земле, был лишен всех удобств и радостей жизни, и тем не менее я продолжал жить и только изредка страдал от временного недомогания. Оглядываясь теперь назад, я никак не могу понять, чем объяснить это чудо.

Однажды наше племя пригласили в гости на озеро Конгиадгиллок, имеющее в окружности много миль. Один его берег покрыт скалами, на другом простираются обширные равнины, перемежающиеся небольшими перелесками. Примерно в четырех милях от берега лежит островок площадью около двух квадратных миль. В одном месте берег мысом выдается далеко в озеро и подходит очень близко к островку. Чтобы добраться до него, надо было лишь перейти вброд узкую полоску воды, где было не глубже чем по колено. Островок кишел лебедями и другими дикими птицами.

Как только мы пришли на озеро, наши хозяева заявили, что пойдут с нами на остров, а затем устроят большое корробори. Остров был буквально усеян яйцами, так что мы мгновенно наполнили корзины; яйца лежали кучками прямо на земле, гнезд и в помине не было. Наши друзья разрешили нам как гостям первым наполнить корзины и только потом стали сами отбирать яйца. Так продолжалось несколько дней подряд, и каждую ночь мы устраивали корробори. Впервые в Австралии я ел яйца, и они показались мне очень вкусными, особенно после нашей однообразной пищи.

Вдруг, к моему удивлению, радушные хозяева покинули берег озера, причем, по-видимому, в большой спешке. Судя по всему, хозяева и гости не поладили между собой, может быть, в один из дней, когда я не пошел вместе со всеми на остров.

Через какое-то время мы тоже двинулись дальше по берегу озера и дошли до места, где оно очень сильно сужается. Здесь мы убили много лебедей и разделили добычу между семьями по числу членов. Австралийцы едят лебедей жареными, а как они жарят мясо, я уже рассказывал.

На следующий день женщины удалились и разрисовали себя с ног до головы белой глиной. Мужчины воспользовались для этой же цели красной глиной. Их единственное одеяние составляли перья эму, прикрепленные у пояса.

Женщины сначала выступали в роли музыкантов — сидя на корточках, они били палками по натянутым между коленями накидкам, а затем пустились в пляс. Мужчины же оставались зрителями и только подбадривали танцующих криком. Веселье закончилось, как обычно, потасовкой. Дрались, никому не давая спуска, палицами.

Потом я понял, что ссора возникла из-за того, что мужчина из дружественного племени похитил нашу девушку. Оба они присутствовали на празднике, и женщины решили проучить изменницу за то, что она не вернулась к родным. В свалке ее тяжелым ударом повалили на землю. Увидев это, мужчины тоже начали готовиться в бою. Кто-то бросил в толпу женщин бумеранг, и они разбежались. Похититель девушки вышел вперед и заявил, что мстить следует ему. Он начал петь, прыгать и плясать, и тогда в круг выступил отец девушки. Некоторое время противники стояли неподвижно. Тут отца со всех сторон принялись уговаривать, чтобы он оставил девушку похитителю, так как человек, которому она была предназначена, недостоин ее. Кончилось тем, что девушка возвратилась к отцу. Ей было лет пятнадцать, и не такая уж она была красавица, чтобы из-за нее стоило драться.

Затем мы, сделав миль сорок, достигли места, которое австралийцы называют Киронамаат. Оно находится недалеко от озера, имеющего в окружности около десяти миль. Дорога заняла несколько дней, так как в пути мы все время охотились. Лагерь мы разбили около ручья — в озере вода имела солоноватый привкус, — за которым простиралась равнина. Из полосок коры мы смастерили сети и ловили ими креветок.

Здесь мы спокойно и сытно жили много месяцев, а затем направились к берегам другого озера по названию Мудеварри. Его пресные воды изобиловали угрями. Мы их ловили в большом количестве.

В этом озере, как и в большинстве других водоемов расположенных в глубине материка, водилось удивительное земноводное. Австралийцы называли его буньип. Мне случалось видеть лишь его спину, покрытую, как мне казалось, темно-серыми перьями. По величине оно как будто не уступало взрослому теленку, а некоторые экземпляры были даже больше. Чудовище появлялось только при ясной погоде, когда поверхность воды совершенно спокойна. Я не слышал, чтобы кто-нибудь из австралийцев рассказывал, что видел голову или хвост этого животного, а потому не могу с уверенностью ничего сказать ни о его величине, ни о внешнем виде[21].

Однажды к нам явился бихар, то есть посланец. На руках его красной глиной были сделаны отметки, указывающие, сколько дней он провел в пути. Он предложил нам сделать визит его племени, чтобы обменять угрей на коренья. Племя его находилось в Бермонго, на реке Барвон, до которой было четырнадцать дней пути.

Мы сложили угрей в шкуры кенгуру и пошли в Бермонго, где застали около восьмидесяти мужчин, женщин и детей. Обмен производился так: двое людей из каждого племени на огромных кусках коры на головах носили взад и вперед угрей и коренья, пока все припасы не переменили владельцев.

Вечером состоялось большое корробори, а на следующее утро произошла драка из-за того, что одна женщина бросила мужа и сбежала к мужчине из другого племени. В драке ее тяжело ранили копьем. Вскоре мы распрощались с обитателями Бермонго, условившись встретиться снова для обмена съестными припасами.

Мы перекочевали в Беангала и оставались там несколько месяцев, пока не настало время снова идти менять нашу провизию на коренья. На этот раз, однако, мы взяли мясо кенгуру и пошли в Либлиб, место на берегу большого мелководного озера, окруженного тростником, которое австралийцы называют Бангебалла. Здесь я стал свидетелем страшной бури с градом, какой, наверно, еще не видели люди. Градины были такие большие, что при падении обдирали кору с деревьев.

Я теперь настолько освоился с языком австралийцев, что, общаясь с различными племенами, смог со временем узнать кое-что о судьбе моих бывших товарищей. По-видимому, один из них вскоре отделился от группы. Он встретился с австралийцами, был радушно принят ими; но спустя какое-то время дал им повод для ревности, разрешая себе вольности в обращении с прекрасным полом, и они убили его. Об остальных я ничего не слыхал до отъезда на землю-Ван Димена[22]

Глава IV СТАРИК, ЖИВУЩИЙ НА КРАЮ ЗЕМЛИ

Подготовка к вступлению в брак не сопряжена у австралийцев со сложными церемониями. Жених прежде всего должен заручиться согласием родителей своей избранницы, доказав, что он умеет драться и охотиться, иными словами, в состоянии защитить свою семью и позаботиться о ней. Что касается числа жен у такого молодца, то австралийцы на этот счет не очень-то строги; случается поэтому, что у одних пять-шесть жен, а у других ни одной. Претендент на руку девушки, у которой есть взрослый брат, должен в обмен отдать ему свою сестру — если, конечно, она у него имеется.

Вступать в брак с родственниками, даже очень отдаленными, не принято.

Если женщина забеременеет не от мужа, она покрывает себя позором, и новорожденного почти наверняка ждет смерть. Если семья увеличивается слишком быстро, например женщина рожает каждый год, племя держит совет, следует ли младенца оставить в живых; но решающее слово принадлежит отцу: по его просьбе ребенка могут помиловать, особенно если это девочка.

Рожают австралийки без посторонней помощи. Новорожденного заворачивают в шкуры и, если это время перекочевки, тут же двигаются дальше; питается младенец только грудным молоком.

Имя ему дают в честь какого-нибудь события или по отличительным признакам местности, где он родился, — озера или реки. При этом вся семья получает новые имена и носит их до рождения следующего ребенка.