Уильям Бакли - Австралийский робинзон

• Название: Австралийский робинзон
• Автор: Уильям Бакли
• Издательство: Наука, Главная редакция восточной литературы
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1966

Автобиографическое повествование Бакли (в другой транскрипции Бекли) — беглого ссыльного — англичанина, прожившего тридцать два года среди туземцев Австралии, есть прежде всего ценнейший этнографический документ. Бакли был одним из первых европейцев, вплотную соприкоснувшихся с австралийскими племенами в те начальные годы колонизации материка, когда эта колонизация еще совершенно не нарушила самобытного уклада их жизни. Он долгие годы жил их жизнью, кочевал и охотился вместе с ними, терпел нужду и голод, разделял их волнения и радости, во всем уподобился туземцам, обзавелся семьей. Он даже начисто забыл родной английский язык. Поэтому те сведения, которые сообщает Бакли об австралийцах, представляются куда более весомыми, чем сообщения позднейших наблюдателей, даже хорошо подготовленных специалистов-этнографов.

Наблюдения Бакли над бытом австралийцев правдивы, но очень отрывочны; о социальном строе туземцев мы узнаем из его сообщений очень мало, о верованиях — еще меньше. Сверх того, обо всем виденном и испытанном Бакли рассказывал впоследствии лишь по памяти, в рассказах его могут поэтому быть (и даже непременно есть) неточности, не говоря уже о пробелах. Но все эти минусы искупаются прежде всего искренностью рассказа.

---

Полагая, что какая-то причина помешала всему племени прийти, я отправился к месту зверского избиения моих друзей. Там я нашел их пепел и кости, сгреб в кучу и прикрыл сверху дерном. Это было единственное, чем я мог отблагодарить моих друзей за доброту. При воспоминании о том, что они делали для меня на протяжении многих лет, наполненных опасностями и тревогами, я очень горевал. Похоронив, как мог, останки близких, я вернулся в шалаш на холме, где меня нашли женщины.

Через два дня явилось вес племя. Друзья уговаривали меня присоединиться к ним, уверяли, что одному жить опасно, что они будут меня защищать… Но я решительно отказывался, не веря их клятвам и устав от жестокостей. Вскоре племя распрощалось со мной. Как только оно, переправившись через реку, скрылось из виду, я сложил свои вещи и зашагал в противоположном направлении, к морю. В Мангавхавзе, около пресноводного источника, в котором водилась всевозможная рыба, я поставил шалаш и жил тут много месяцев.

Уже с четверть века я вел подобный образ жизни и настолько свыкся с ним, что забыл родной язык и испытывал полное безразличие к благам цивилизации. Я был уверен, что никогда уже не возвращусь к иной жизни и иным людям. «Калькутта» давным-давно ушла, а первое поселение англичан было заброшено — об этом мне рассказали австралийцы.

Часто я подолгу вглядывался вдаль, надеясь увидеть на море корабль, но напрасно. В то время вдоль побережья суда почти не ходили. Колонии Южной Австралии и других поселений еще не было, а корабли, шедшие из Сиднея, проплывали вдалеке от земли, так как немногие отваживались проходить через пролив[37].

Несмотря на полное одиночество, я был доволен своей судьбой и свыкся с мыслью, что кончу свои дни здесь. Даже будь у меня книги, что за польза была бы мне от них? То немногое, что я знал в юности, я давно позабыл, и единственное, что мне оставалось делать, это разыскивать пищу, есть и спать.

Сейчас мне совершенно непонятно, как мог я столько времени вести такую жизнь. Вымышленному герою знаменитой повести — Робинзону Крузо посчастливилось: он нашел среди обломков корабля библию, которая служила ему поддержкой и утешением. Я же, настоящий Робинзон, проведший столько лет среди нецивилизованных людей в неизведанных лесах и зарослях огромного австралийского континента, был лишен подобной опоры. Надеюсь, что читатель задумается над моей участью и посочувствует одинокому человеку, влачившему столь печальное существование. Единственное, что меня поддерживало, это вера в великого бога, который сотворил чудо, оберегая меня; и в благодарность за то, что он хранил меня и послал мне силы и здоровье, я не забывал возносить ему горячие искренние молитвы.

Глава VI СВАДЬБА В ЛЕСУ

Наступила зима, задули штормы, и, вконец измученный холодом и непрестанными дождями, я переселился на реку Карааф[38], где построил себе более основательное жилье. К сожалению, у меня не было собаки, а без нее невозможно охотиться на кенгуру, поэтому мне приходилось довольствоваться рыбой — когда она ловилась, конечно, — и кореньями, которыми изобиловала эта местность.

Однажды, наблюдая за рыбой, я заметил, что в устье реки прилив занес косяк лещей и протащил его довольно далеко вверх по реке, до места впадения в Карааф сравнительно глубокого притока. Тут начался отлив и повлек лещей назад. В этот момент меня осенила мысль: «А что, если преградить рыбе путь к отступлению? Тогда у меня будут большие запасы пищи, посланные мне, по-видимому, самим провидением».

Весь день и всю ночь я только об этом и думал. Утром я исследовал реку и нашел мелкое место — не глубже двух футов, вполне подходившее для моей затеи.

Прежде всего я собрал ветки и тростник, связал их в большие вязанки и снес к реке. Затем нарубил длинные колья и заострил с одного конца, чтобы они держались в леске. Как только набралось достаточно материала и уровень воды спал, я принялся мастерить плотину и работал без устали до тех пор, пока запруда не была готова. Начался прилив, в реке появились тысячи рыб. Когда наступило время отлива и рыб понесло обратно в море, они, натолкнувшись на воздвигнутое мною препятствие, в смятении кинулись сначала назад, затем, повинуясь течению, снова вперед, по направлению к морю, но, так как проход был закрыт, им пришлось опять повернуть, и так они метались до тех пор, пока край плотины не выступил высоко над водой, и им не оставалось ничего иного, как сдаться на милость победителя.

Так я, к моей великой радости, набрал или, если хотите, наловил целые горы рыбы, притом очень вкусной и крупной — большинство рыбин весило не меньше трех фунтов. Имея еще и коренья, я был надолго обеспечен едой.

Теперь я мог со спокойной душой заняться жильем. Я разыскал несколько бревен и укрепил ими крышу, чтобы она лучше защищала от холода и дождя. Стены хижины и трубу я обложил дерном. Несколько дней я трудился не покладая рук, но зато мне стало гораздо уютнее в моей одинокой конуре, откуда открывался далекий вид на равнину и простиравшееся за ней море.

Заметив, что приливы и отливы, а следовательно появление и исчезновение рыбы в реке, зависели от положения луны, я решил создать себе постоянные запасы и принялся вялить рыбу на солнце. Каждый день я раскладывал ее на крыше хижины, развешивал на ветвях деревьев. Как только начинал накрапывать дождь или вообще портилась погода, я заносил все в дом. Большим подспорьем мне был также корнеплод — австралийцы называют его мурнинг, — который формой, размерами и вкусом напоминает нашу редиску.

Однажды, когда я возился с рыбой, я услышал поблизости голоса. Один из них произнес: «амадеат», то есть «белый человек». Первой моей Мыслью было спрятаться, но пришельцы — двое мужчин и две женщины с детьми — стояли уже передо мной. «Это я», — сказал один, что означало, что он мой друг и мне нечего бояться. Действительно, гости принадлежали к племени моих родственников, к моему племени, так сказать. Женщины расплакались от радости, что я жив и здоров. Они не видели меня год, а может, даже два и давно считали убитым.

Один австралиец вынул из корзины и дал мне ногу кенгуру, смолу и коренья, а я пригласил друзей в дом и угостил рыбой, не преминув, конечно, похвастать своими запасами. Потом я рассказал австралийцам обо всех моих приключениях, вызвав у слушателей неподдельный восторг, который они выражали пением и совершенно невероятными прыжками.

Моя затея с запрудой так понравилась австралийцам, что они одобрительно хлопали меня по спине и уверяли, что я заслужил трех или даже четырех жен. Немного погодя австралийцы отправились бить копьем рыбу, а возвратившись, соорудили себе шалаши рядом с моей хижиной. Через несколько дней они уговорили меня пойти вместе с ними собирать коренья и смолу на соленое озеро Неллеменгобит, находившееся милях в пяти от моего дома и отделенное от моря только узкой полоской песка. Поблизости протекал пресноводный ручей, и около него мы разбили свой лагерь.

С наступлением полнолуния мы вернулись на Карааф. Там мы наловили столько рыбы, что никак не могли с ней управиться. Пришлось одному австралийцу пойти за остальными своими сородичами. Те в долгу не остались и принесли с собой много мяса кенгуру. Сытная жизнь пришлась им так по вкусу, что они обосновались рядом с нами и жили здесь довольно долго, не переставая хвалить меня за то, что я изобрел способ так легко ловить рыбу. Когда рыба приелась, мы ушли туда, где можно было охотиться на кенгуру. Нам везло, причем среди богатой добычи были не только кенгуру, но и вомбаты — туземцы называют их норнгнор. Эти зверьки, подобно кротам, роют себе в земле норы, достигающие в длину двадцати футов и уходящие вглубь на десять-двадцать футов. Вомбат не крупнее поросенка, вооружен крепкими зубами и длинными когтями, у него очень короткие лапы, шкура твердая и покрыта коротким волосом, хвоста нет, а уши хоть и есть, но почти незаметны. Вомбаты питаются в основном травой, норы покидают только после наступления темноты и под утро возвращаются.

Охотятся на вомбата так: маленького ребенка опускают в нору, и он пятится назад, пока не коснется ногами зверька. Тогда он кричит изо всех сил и стучит по своду норы. Охотники же, приложив ухо к земле, чутко прислушиваются к сигналам, которые позволят им почти точно определить, где находится животное. В этом месте они капают вертикально углубление, пока оно не пересечется с ходами в норе вомбата. Землю вытаскивают наверх в корзинах. Нет ничего проще, чем убить вомбата, застигнутого в норе, но, чтобы выкопать такую глубокую яму, приходится как следует попотеть. Поэтому австралийцы предпочитают охотиться на других животных, тем более что вомбаты, за исключением самок с детенышами, живут по одному. В жареном виде их мясо очень вкусно, приготавливают его крайне просто. Выпотрошенного вомбата кладут на огонь, и он довершает дело.