Надежда Лухманова - Институтки

• Название: Институтки
• Автор: Надежда Лухманова
• Жанр: Русская классическая проза
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-91921-02

Домашняя и институтская жизнь девочек дореволюционной России предстает перед современным читателем во всех подробностях. Как в прошлом веке девочки получали образование, какие порядки царили в учебных заведениях для девочек, чему их учили, за что наказывали — обо всех переживаниях, проказах и горестях рассказывает увлекательная и трогательная повесть непосредственной свидетельницы событий.

---

— Ну, m-lle Нот, спешите, — сказала старуха Волкова, дама третьего класса, — наши сорванцы опять что-то выдумали. Вы не заметили, Франк что-то несла на руках?

— M-lle Нот, Франк вынула из трубы большую крысу, — доложила какая-то девочка.

— Как крысу? Какую крысу? Вы меня с ума сведете! Кто видел крысу?

— Ах, m-lle, я не видела, мне так сказали, она понесла ее к Maman, с ней побежал чуть не весь класс.

— Крысу, к Maman? Да что же это такое!

С m-lle Нот на этот раз действительно сделалось дурно, но никто из девочек не побежал за водой.

— Барышни, барышни, что вам надо? — спрашивала горничная Maman Наташа, выйдя в коридор.

— Наташа, милая, хорошая, что Maman делает?

— Баронесса книжку читают, сидят у окна.

— А какой на ней чепчик? — спросила Евграфова.

— Барышни, не шумите. Господи, да что это вы держите, мамзель Франк?

— Наташа, душечка, доложите Maman, что первый класс пришел к ней, что мы спасли собаку и умоляем, просим Maman принять нас.

Наташа пошла докладывать.

— Назарова, ты будешь говорить по-французски?

— Пустяки, Франк, говори сама, у тебя и собачка на руках.

— А какая она хорошенькая, глазки черненькие, — и дети снова кинулись целовать бедную грязную собачонку.

— Maman идет, Maman!

Maman вышла в чепце с пунцовыми лентами и с ласковым лицом.

— Maman, Maman, — дети бросились целовать ее руки, — мы спасли собачку и принесли ее подарить вам.

Франк выступила вперед и, протягивая собачку, рассказала, как они спасли ее. Maman рассмеялась, поцеловала детей и дала слово оставить у себя собаку.

— Франк, пусти ее на пол.

Собачка на полу имела самый жалкий вид.

Маленькая, белая с желтыми пятнами, лохматенькая дворняжка дрожала и, поджав хвост, глядела умоляющими глазами на Франк, которую признавала своей спасительницей.

— Франк, снеси собачку Наташе, скажи, я велела ее накормить и закутать во что-нибудь, а вечером вымыть. Завтра я вам позволю прийти посмотреть ее, а теперь, Франк, иди в бельевую и скажи, я велела выдать тебе все чистое. Adieu, mes enfants, conduisez-vous bien — cette fois je ne vous gronde pas[93].

С неистовым восторгом дети влетели в бельевую и авторитетно, от имени Maman, потребовали для Франк всю чистую перемену.

Звонок к обеду давно уже собрал в столовую всех девочек. Перед прибором m-lle Нот стояли склянки с эфиром, валерианой и мятой, она нюхала их по очереди и мрачно глядела в сад. Наконец оттуда появилась веселая группа девочек. Надя Франк шла вся в чистом и выделялась белым пятном среди уже запылившихся девочек, носивших третий день свои передники.

— Mademoiselle Франк! — накинулась на нее Нот. — Вы опять бунтовать! Куда вы бегали? Какую крысу вытащили? Да говорите, ради Бога!

Девочки в десять голосов рассказали классной даме о своей находке и о доброте Maman. Затем, не слушая больше ее восклицаний и угроз, девочки набросились на свой остывший обед, а разговор вертелся вокруг того, как назвать собачку: Trouvé, Ami или Cadeau[94].

Maman сдержала свое слово; собака, вымытая и накормленная, оказалась ласковой и веселой. После выпуска первого класса она жила на попечении Наташи, а затем, когда Maman, баронесса Ф., оставила свою службу директрисы и уехала в имение к дочери, собачка, которую назвали Cadeau, уехала вместе с ней.

Женя Терентьева изготовила еще медаль с надписью «За спасение Cadeau».

Глава VI Конец каникул. — Первые розы. — L'Egypte. — Русалочка. — Солнце в руках. — Ирочка Говорова. — Разговор со Шкот

Август уже подходил к концу. Клен зарумянился, а на липе золотыми пятнами пошел желтый лист. Погода стояла еще теплая, и девочкам жаль было расставаться со своим старым садом, не хотелось снова запираться в душных классах, браться за книги — словом, входить в рутину зимней институтской жизни.

Для первого класса это была последняя зима. Снова придет весна, зазеленеет старый сад, прилетят знакомые птицы вить гнезда, сбегутся с чердаков и из темных подвалов голодные, исхудалые «Наполеоны» и «Ристори»; но первому, выпускному, классу будет уже не до них. 1 мая, как в волшебной сказке, раскроются перед ними каменные стены, и тридцать девушек в белом выйдут в широкий свет, и пойдет каждая из них искать в нем свою долю земных радостей и страданий.

— Надя Франк, в приемную! Франк! Где Франк? К ней приехал брат, ее зовут в маленькую приемную!

— Иду, иду! Тут я! Кто пришел ко мне, не видели?

Франк бежала из сада, вся запыхавшись. Ее толстые косы, еще по-летнему распущенные за спиной, били ее по плечам, густой волной сбегали на лоб, пелеринка была на боку, а в переднике она держала завернутую куклу.

В старшем классе была «мода» играть в куклы, и куклы у всех были одинаковые: фарфоровая вертящаяся головка, фарфоровые же ручки и ножки и лайковый животик «с пищалкой». При выпуске каждая обладавшая таким «baby»[95] дарила его своей обожательнице из младшего класса.

— Кто ко мне пришел?

— Должно быть, брат, Яков сказал: офицер.

— Андрюша!

И Франк опрометью бросилась к каменному подъезду, хлопнула тяжелой дверью, промчалась мимо швейцарской, рванула дверь приемной и чуть не бросилась на шею совершенно незнакомому ей белокурому офицеру.

— Ах! — И девушка остановилась как вкопанная. Яркое солнце, врывавшееся в окошко приемной, снопом лучей легло на ее рыжую голову, осветило розовым блеском взволнованное, смущенное личико и предательски блестело на фарфоровой кукле, голова и руки которой выглядывали из скомканного передника девушки.

Молодой офицер, стоявший у окна спиною к двери, обернулся, услышав торопливые шаги, и тоже чуть не ахнул, увидя перед собой девушку. Ему показалось, что старый сад, которым он только что любовался, выслал к нему одну из своих нимф, всю сотканную из свежего аромата зелени и ярких лучей солнца…

— Простите, — начала девушка, — я ошиблась, меня вызвали к брату…

— Mademoiselle Франк? — спросил офицер.

— Да, я Франк…

— Так я к вам от вашего брата, я его товарищ по полку. Я был здесь в командировке и завтра уезжаю обратно в Одессу… он взял с меня слово повидать вас.

— А когда он приедет?

— Он раньше, чем зимой, не приедет, но хлопочет о скорейшем переводе в Петербург, он знает, как его здесь ждут, ведь он теперь совсем сюда к вам.

— Совсем? — переспросила девушка и рассмеялась; в ее тихом детском смехе было столько радости, что, глядя на нее, улыбался и офицер.

— Ну да, совсем… Он вам прислал… — офицер торопливо обернулся и взял с окна бонбоньерку[96], завернутую в тонкую атласную бумагу, и большой букет белых роз в венке незабудок.

— Это мне? — с недоверчивым восторгом обратилась девушка к офицеру.

— Да, конечно, Андрюша поручил мне…

Лицо девочки сияло; не дотрагиваясь до конфет, она взяла букет в правую руку, но он был велик, и она прижала его к груди.

— Подержите baby! — она протянула молодому человеку свою куклу и тогда, взяв букет в обе руки, поднесла его к лицу и поцеловала в самую середину. Это были первые в ее жизни поднесенные ей цветы, первый настоящий букет, который притом дарил молодой, красивый офицер.

Поцеловав цветы, она подняла голову и, взглянув на молодого человека, который стоял перед нею с конфетами в одной руке и с куклой в другой, снова рассмеялась. На этот раз рассмеялся и офицер, и точно какая-то преграда, стоявшая между ними, рухнула.

— Вы мне позволите положить вашего baby и конфеты на рояль?

Франк кивнула головой.

— Только осторожно.

Затем они сели на скамейку и начали болтать, как старые знакомые.

— Вы знаете, я здесь всех обманул, чтобы добраться до вас, впрочем, меня научил Андрюша.

— А как вы обманули?

— Я сказал швейцару, начальнице вашей, двум почтенным особам в синем и одной тоненькой барышне в сером…

— Это стрекоза.

— Как?

— Это пепиньерка, они, видите, в сером и очень тянутся, это у них мода — быть тоненькими, пелериночки у них широкие, вот их и зовут «стрекозами».

— А! Так вот всем этим особам я сказал, что я ваш двоюродный брат и приехал из Одессы, чтобы только повидаться с вами.

— Это хорошо, а то, пожалуй, вас не допустили бы, ведь сегодня последний день каникул, завтра, двадцатого, начало классов. А я, как только узнала, что меня в приемной ждет офицер, была уверена, что это Андрюша, и так бежала, что меня никто не мог бы удержать. Ах, как я обрадовалась!

— А потом разочаровались?

— Да, конечно, я чуть не заплакала, как вы повернулись ко мне… Только вот эти цветы… — Девочка снова с нежной лаской поднесла цветы к лицу. Они до того нравились ей, что хотелось гладить их, целовать, но теперь было стыдно.

— Надежда Александровна…

— Ах, как смешно!

— Что смешно?

— А вот вы меня так назвали, это тоже первый раз в жизни!

— Что значит «тоже»?

— А цветы мне подарили в первый раз. И так назвали…