Жан-Мишель Генассия - Клуб неисправимых оптимистов

• Название: Клуб неисправимых оптимистов
• Автор: Жан-Мишель Генассия
• Жанр: Современная проза
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-389-07735-5, 978-5-389-05541-4

Жан-Мишель Генассия — новое имя в европейской прозе, автор романа «Клуб неисправимых оптимистов». Французские критики назвали его книгу великой, а французские лицеисты вручили автору Гонкуровскую премию.

Герою романа двенадцать лет. Это Париж начала шестидесятых. И это пресловутый переходный возраст, когда все: школа, общение с родителями и вообще жизнь — дается трудно. Мишель Марини ничем не отличается от сверстников, кроме увлечения фотографией и самозабвенной любви к чтению. А еще у него есть тайное убежище — это задняя комнатка парижского бистро. Там странные люди, бежавшие из стран, отделенных от свободного мира железным занавесом, спорят, тоскуют, играют в шахматы в ожидании, когда решится их судьба. Удивительно, но именно здесь, в этой комнатке, прозванной Клубом неисправимых оптимистов, скрещиваются силовые линии эпохи.

---

— Они мучили и убивали нас четыре года, мы победили, выкинули оккупантов из страны и больше не желаем их видеть.

Чудесные, милые медсестры, терпеливые санитары, внимательнейшие врачи были единодушны: вон — и немедленно! Пациент никак не реагировал на всеобщее возбуждение, причиной которого стал, он целыми днями сидел в кресле, погрузившись в себя. Вечером приходил Игорь, мыл и кормил его с ложечки, как ребенка, потому что ни одна медсестра не желала заниматься «этим немцем». Игорь был бессилен против затуманившей людям мозги ненависти, но пытался переубедить их:

— Он может оказаться швейцарским немцем! — но натолкнулся на глухую стену отторжения.

— Это бош! — взорвался Мазерен. — Тут не о чем спорить.

— Вы не имеете права выкидывать больного на улицу!

— Физически этот человек совершенно здоров. Амнезию мы лечить не умеем. Это состояние может продлиться и десять лет, и всю жизнь. У нас больница, а не хоспис. Даю вам двадцать четыре часа. Потом я его выпишу. Не хочу, чтобы из-за него началась забастовка персонала.

Мазерен вышел, хлопнув дверью. Неизвестный улыбался. Игорь попытался все ему объяснить. Непросто сказать человеку, что люди ненавидят его из-за событий десятилетней давности, если его собственной памяти всего пять дней от роду.

— С чего начать? Как объяснить тебе про войну?

Раздался стук в дверь, и в палату вошел атлетически сложенный темнокожий человек. Он показал удостоверение и представился:

— Инспектор Даниэль Маго. Комиссариат улицы Гобеленов.

Полицейский хотел допросить раненого о нападении, но ему сообщили, что пациента выписывают. Игорь рассказал Маго о приступе коллективной ярости персонала и о том, что неизвестного не выписывают, а просто-напросто выкидывают из больницы.

Инспектор наклонился к мужчине и сказал:

— Я из полиции. Веду расследование. Хотите подать жалобу?.. Вы что-нибудь помните о нападении, мсье?.. Знаете, кто с вами это сделал?

— Нападение? — с улыбкой переспросил тот. — Я ничего не помню.

— Вечно одно и то же! — проворчал инспектор. — Если память вернется, пусть явится в комиссариат. Здание за мэрией Тринадцатого округа.

* * *

Чуть позже появился Мазерен, сообщил, что палата понадобится уже утром, и даже слушать не захотел об отсрочке. Неизвестный ничего не сказал в ответ, только посмотрел на Игоря с доверием и надеждой.

— Мне едва хватает денег на крошечный номер в гостинице, заботиться о тебе времени нет. Может, ты последний негодяй, но это не имеет значения, я тебя не брошу. Жить будешь у меня, а если хозяин начнет выступать, переедем. В общем, разберемся.

24

«И ни слова маме. Я больше не желаю о ней слышать. Ты понял? Выкручивайся как хочешь, иначе…»

Франк не оставил мне выбора. Общаясь с Сесиль, я делал вид, что ничего не знаю, дома все происходило иначе. С того дня, как Франк ушел, хлопнув дверью, мы перестали о нем говорить, даже имени его не упоминали, но он никуда не делся, он был среди нас, когда мы здоровались или улыбались друг другу, спрашивали: «Как дела?» или «Чем сегодня занимался?» Члены семьи связаны друг с другом невидимыми нитями, даже если они оборваны. Нам с Жюльеттой никто не объяснил правил игры, мы следовали им инстинктивно, по наитию. Папа был поглощен делами нового магазина. Мы его совсем не видели. Ужинали без него, за столом ни о чем не разговаривали. Папа возвращался поздно, совсем без сил, подогревал в кухне остатки еды, ел молча, глядя в одну точку. Он делал вид, что слушает меня, но думал о чем-то другом. Я хотел поговорить с ним о Франке так, чтобы не услышала мама, но ни дома, ни в магазине сделать это не удавалось. Я ждал, время шло, но остаться один на один не получалось. До отъезда Франка оставалось два дня. Утром мама вышла к завтраку в одном из любимых костюмов от Шанель, которые надевала в особых случаях. Ей предстояло прослушать трехдневный курс на тему «Воспитайте в себе лидера» — один из американских семинаров, которые ей горячо рекомендовал Морис.

* * *

У моих родителей был повод чувствовать себя победителями. Открытие обновленного магазина стало настоящим событием и удостоилось фотографии на восьмой полосе «Франс суар». Папа увеличил снимок и напечатал проспекты, которые курьер разложил по почтовым ящикам жителей Пятого, Шестого и Тринадцатого округов. Эффект не заставил себя ждать. Успех превзошел все самые оптимистичные ожидания, заказов было так много, что родители едва успевали обслуживать клиентов. Папа руководил своей командой с изяществом дирижера, все замечал, улыбался, шутил, разруливал конфликты между продавцами, облаченными в пиджаки гранатового цвета, предлагал рассрочку клиентам, которым не хватало наличных средств. Мама не сразу согласилась с этой идеей — несмотря на американские семинары, в торговле она придерживалась традиционных устоев.

— Бедных людей намного больше, чем богатых, — если мы хотим увеличить оборот, нужно продавать товар тем, кто умирает от желания купить то, на что у него нет средств. Мы должны торговать в кредит.

Филипп Делоне вернулся на работу, чтобы помочь дочери и зятю, и объявил успех своей заслугой, но в некоторых его высказываниях чувствовалась горечь. Он не мог смириться с невероятной аморальностью и глубинной несправедливостью: Поль Марини — болван, выходец из рабочей семьи, неуч — придумал удачную идею и гребет деньги лопатой. Да, торговля изменилась. Преуспеть можно и без образования. Завтрашний мир будет принадлежать выскочкам и ловкачам. Папа не упускал случая напомнить тестю о его мрачных — несбывшихся! — предсказаниях и с наслаждением проворачивал нож в ране, походя сообщая, что оборот вырос в десять раз, а выручка — в пятнадцать. Мама вела подсчеты на электрическом калькуляторе — складывала цифры, разрумянившись от счастья. Родители поговаривали об открытии второго магазина. Папа нашел помещение на авеню Генерала Леклерка, но мама дала задний ход, слишком много средств требовалось вложить. Они поссорились, но папа не отказался от своей идеи: он приглядывался к зданию на улице Пасси, надеясь однажды осуществить мечту всей своей жизни — открыть магазин в Версале:

— Безденежные бедняки — это неплохо, но богачи все-таки лучше.

* * *

Когда я появился в магазине, папа перепоручил клиентов продавцу и подошел ко мне:

— Рад тебя видеть.

— Мне нужно с тобой поговорить. Это важно.

Мы шли вниз по авеню Гобеленов, и я пытался объяснить папе сложившуюся ситуацию. Он все время меня перебивал, задавал вопросы, и я терял нить разговора. У церкви Сен-Медар мы присели на лавочку.

— Зачем ждать до завтра?

— Франк так захотел.

— Где он?

— Не знаю.

— Что за игру он затеял? Не понимаю. У него была отсрочка. Это из-за подружки?

— Сесиль не в курсе. Она в отчаянии и даже пыталась покончить с собой!

— Что ты такое говоришь?! Я — твой отец. Понимаешь, что это значит? Я единственный, кому вы можете полностью доверять, но и ты, и Франк ведете себя со мной как с чужим человеком!

— Я узнал обо всем два дня назад, а до того считал, что Франк завел новую подружку.

— Все это чистый бред! Никто не идет служить добровольно. Меня призвали, когда в стране объявили всеобщую мобилизацию. Выбора не было. Сам я ни за что не пошел бы в армию. Нужно быть законченным идиотом, чтобы встать под знамена ради каких-то там идеалов! Он не знает, что такое война, не понимает, что это не игра.

— Знай ты Сесиль, сказал бы, что твой старший сын просто рехнулся.

— Я позвоню Филиппу, у него есть связи в Министерстве обороны.

— Бесполезно. Он не отступится.

— Значит, мы ничем ему не поможем?

— Он ждет нас завтра, в четыре, в отеле «Терминюс», это у выхода из метро «Шато-де-Венсен»… Да, еще… он не хочет, чтобы мама знала.

— Из-за той ссоры в день открытия?

— Из-за… не знаю. Спросишь у него сам.

— У меня завтра гора работы, но я приеду проститься.

25

Отработав ночную смену, Игорь вернулся в больницу за своим неизвестным. Он подошел с Сюзанне, чтобы попросить необходимые лекарства или хотя бы рецепт, на что она ответила, дернув плечом:

— Для него у нас никаких лекарств нет!

Она отстранила Игоря и ушла с сестринского поста, даже не попрощавшись. Игорь отправился в палату, чтобы собрать вещи пациента (которые сам же ему и купил!) в пластиковый пакет. В дверь постучали, вошел инспектор Маго. В руке он держал листок бумаги:

— Эта история не давала мне покоя. Я сделал запрос в службу поиска пропавших префектуры полиции, там работает один мой антильский друг. Он с Мартиники, но, когда может, оказывает мне услугу. Он провозился всю ночь и обнаружил заявление одной квартирной хозяйки, у которой пропал жилец, апатрид, немец по происхождению. Подобные исчезновения полиция расследует в последнюю очередь. Но ничего другого у нас все равно нет.