Евгений Маурин - Адель. Звезда и смерть Адели Гюс

• Название: Адель. Звезда и смерть Адели Гюс
• Автор: Евгений Маурин
• Жанр: Исторические приключения
• ISBN: 978-5-906-13759-3

Исключительный драматический талант и не менее исключительное распутство — именно таким сочетанием природа щедро наделила полную приключений жизнь Адели Гюс.

Наполеон Бонапарт и Екатерина Великая, граф Григорий Орлов и князь Григорий Потемкин, король Швеции Густав III и повелитель Дании Христиан VII, целый легион других блистательных имен отметился в судьбе парижской примы, вспыхнувшей однажды одинокой и неповторимой звездой на мрачном небосклоне ушедшей легендарной эпохи.

---

— Госсю готовится стать матерью? — смеясь переспросила Адель. — Вот уж чего никто не мог ожидать от нее! Кто же счастливый папаша?

— Этого не знает никто!

— А что говорит сама Госсю?

— На все расспросы она отвечает: «Ах, право, не знаю! Ведь я так близорука!»

Гюс рассмеялась.

Дешанель весело вторил ей, а затем сказал:

— Ну да! Теперь я смеюсь, но в первый момент мне было далеко не до смеха. Вы можете быть какого угодно мнения обо мне как о человеке, но что я искренне люблю свое дело, что я страстно предан родному искусству, этого не отнимет у меня и злейший враг. То же самое я могу сказать и о вас. Когда выяснилось, что Госсю ни в коем случае играть не может и что в такой короткий срок мы не можем подготовить ничего другого — да ничего другого и поставить нельзя, потому что шведская пьеса, которая идет сегодня для соревнования, написана приблизительно на тот же сюжет, — ну-с, так вот, когда все это стало ясно, то я сразу сказал: «Ребята, дело наше еще не пропало, нас выручит Аделаида Гюс». Когда же кто-то из группы высказал предположение, что Гюс захочет свести теперь счеты, я прямо сказал: «Дети мои, не болтайте глупостей! Гюс — прежде всего большая артистка, и этим все сказано!»

— Спасибо за комплимент! — сказала Адель с иронической усмешкой.

— О, это — не комплимент! — спокойно возразил Дешанель. — Впрочем, не будем тратит время на слова. Я знаю, вы будете играть, потому что не захотите покинуть в беде товарищей!

— Ну, эти «товарищи» выказали мне еще недавно очень мало товарищеских чувств!

— И все-таки вы будете играть, Гюс, я знаю это! Я знаю, что там, где на первый план выдвинут вопрос торжества родного искусства, все остальное отходит для вас далеко назад. И пусть все мы очень виноваты перед вами, пусть даже эта гастроль не представит для вас никаких выгод, пусть вы будете знать, что уже на другой день после того, как вы окажете эту бесценную услугу, труппа по-прежнему повернется к вам спиной, — все равно вы будете играть, потому что вы Аделаида Гюс! Но этого не будет, мы не допустим, чтобы вы оказались великодушнее нас. Поэтому вот! — Дешанель встал, взял с ближайшего стула положенный им при входе маленький портфель и достал оттуда две бумаги. — Сначала вот это! Здесь вся наша труппа обращается к вашей помощи, Гюс, и сознается в своей неправоте перед вами. А вот это — контракт, Гюс, который вам стоит только подписать, чтобы занять первое место в нашей труппе. Взгляните на условия: вы увидите, что я предоставляю вам все права и преимущества, какие только могу в силу своих полномочий. Ну, что же вы скажете, Гюс? Согласны вы?

Адель встала. На ее лице отразилось глубокое, с трудом сдерживаемое волнение, и ее голос слегка дрожал, когда она ответила:

— Да, вы правы, Дешанель, я согласилась бы играть даже и в том случае, если бы не было ни этого лестного обращения, ни этого выгодного контракта. Я не нашла бы в себе сил отказать товарищам в беде. Передайте всем, что я глубоко тронута, благодарна и с удовольствием принимаю предложение. Но я должна поставить одно условие: пусть ни одна душа не знает о том, что я буду играть. Можете анонсировать о замене перед самым открытием занавеса, но до того мое выступление в «Заире» должно оставаться в строжайшей тайне!

Дешанель с чувством поцеловал руку Адели.

— У меня нет слов, чтобы поблагодарить вас! А теперь позвольте мне удалиться: вся наша труппа собралась в театре и с трепетом ждет, какой ответ я привезу. Поспешу успокоить их, что честь французского театра спасена!

Когда Дешанель ушел, Адель взволнованно сказала:

— Предчувствие не обмануло меня — счастье действительно постучалось ко мне в дверь! Ты только подумай, Гаспар, как все удивительно хорошо складывается. Во-первых, я выступаю неожиданно и при исключительно выгодных обстоятельствах; во-вторых, теперь я вошла в состав труппы, и никакой Марков не страшен мне! Я дождалась, Гаспар, дождалась! Ну, теперь посмотрим! — Она повернулась, чтобы уйти, но в дверях снова остановилась. — Пожалуйста, Гаспар, кто бы ни пришел, я никого не принимаю! Эти два дня я работаю над ролью!

Глава 2

— Имею честь довести до сведения почтеннейшей публики, что по болезни госпожи Госсю роль Заиры исполнит госпожа Гюс!

В публике пробежал тот неопределенный рокот, которым зрители обыкновенно встречают известия о безразличных для них переменах исполнителей. Театралы знали, что Гюс — известная трагическая актриса, но и к Госсю в Стокгольме относились очень хорошо, хотя и не настолько, чтобы уж очень сожалеть о ее замене. Поэтому анонс был принят вполне равнодушно.

Только два человека были поражены этим известием. Это были посол Марков и король Густав. Последнего до такой степени взволновало это, что его состояние не укрылось от Софии Магдалины, его болезненной, некрасивой и очень ревнивой супруги.

— Болезнь госпожи Госсю, кажется, очень взволновала ваше величество? — с ядовитой иронией сказала она. — Кстати, правду ли говорят, что она готовится стать матерью? Вашему величеству это должно быть хорошо известным; недаром же вы так много и часто бываете за кулисами!

Густав с нескрываемым изумлением обернулся к королеве, но сейчас же опять отвернулся, небрежно пожав плечами и затаив внутреннею усмешку. На этот раз ревность королевы направилась по ложном следу.

Но вот послышались три мерных удара, и занавес плавно раздвинулся.

Затаив дыханье, король откинулся в угол и с напряженным вниманием впился лихорадочным взором в сцену, полузакрываясь складками портьеры.

Перед зрителями был убранный с восточной пышностью сераль иерусалимского судана. Утопая в шелковых подушках, две рабыни — Фатьма и Заира — ведут разговор. Плавно льются дивные стихи Вольтера, выражая удивление грациозной Фатьмы.

Ужель Солим милее вам сенских берегов?

И в ответ ей раздается такой мечтательный, такой завораживающий, пленительно-томный голос, что в зале сразу воцаряется мертвая тишина, а Густав чувствует, как вся его душа уплывает куда-то далеко, за берега сознания, увлекаемая безудержным потоком возвращающейся страсти…

Могу ль желать того, чего не знаю я?

На этих берегах прошла вся жизнь моя…

Неубедительными кажутся Фатьме доказательства Заиры. Как, ведь еще недавно… А тот рыцарь, Нерестан, который отправился во Францию доставать средства на выкуп пленников-христиан? И чем дальше льются ответы Заиры, тем все более растет недоумение ее подруги. А, так Оросман, их повелитель, любит Заиру? Неужели…

Нет, не жертвой минутного каприза избрал Оросман Заиру, а своей законной женой хочет он сделать ее.

Но ведь Заира родилась христианкой, а теперь она готова стать женой победителя ее единоверцев?

И снова мечтательной томностью дышит ответ Заиры. Вдруг волна страсти подхватывает ее, зной всесжигающего чувства развеивает эту томность, и палящим вихрем сирийской пустыни несется в зал от сердца к сердцу ее свистящий шепот. Ведь она любит Оросмана и ради этой любви готова пожертвовать всем, даже верой.

Объятая страстным волнением Заира вскакивает, подходит к рампе и, упав на колени, простирая руки туда, где из-за складок портьеры королевской ложи на нее смотрит пылкий взор чьих-то восторженных глаз, она, задыхаясь от страсти, говорит, что ее взор видит только возлюбленного повелителя, созерцание которого наполняет ее душу невыразимым блаженством. И что-то больно колет Густава в сердце, когда жалобной укоризной льется признание Заиры: ведь не корона Оросмана привлекает ее, а он сам, и лишь человека, не государя, боготворит она в нем.

Не успел сомкнуться занавес, как Марков встал со своего места и поспешно направился к выходу. Пробираясь за кулисы, он слышал, как буря восторгов разразилась в зале. Гюс имела подавляющий успех, и даже ее товарищи по сцене должны были признать, что артистка сумела вознести трагедию на трудно достижимые высоты искусства. Игра Гюс была даже не высокохудожественной интерпретацией, а нарастающим вихрем безумия, способным все закрутить и увлечь в своем неистовом стремлении. Со многим из ее игры нельзя было согласиться. К чему это коленопреклонение у рампы? Откуда эта страстная тоска, временами пронизывавшая ее признания? И все же это было так прекрасно, так увлекательно, что критика должна была отступить на задний план.

Марков сознавал это и потому особенно негодовал. Смутные, не вполне оформленные подозрения роились в нем. Ведь что-то было у Адели со шведским королем еще в Париже? Да, да! Русский посол в Париже подробно докладывал Панину о том, в какой обстановке Густав получил известие о смерти короля-отца! Уж не потому ли Адель, никогда не выказывавшая ему, Маркову, особенной склонности, приняла его предложение, как только выяснилось, что он будет отправлен в Стокгольм? Да, это было очевидно! Она затеяла интригу за его спиной; обнимая его, она в то же время ковала планы измены и предательства!