Бела Иллеш - Тисса горит

• Название: Тисса горит
• Автор: Бела Иллеш
• Издательство: Московское товарищество писателей
• Жанр: Проза
• Год: 1934

Книга посвящена венгерской пролетарской революции 1918–1919 годов, установлению и поражению Венгерской советской республики. Главный герой проходит путь от новобранца Первой мировой войны до коммуниста-революционера, в эмиграции подготавливающего борьбу против режима Хорти. Кроме вымышленных персонажей, в произведении действуют подлинные венгерские политические деятели: Т. Самуэли, Е. Варга и др.

Трехтомный роман, продиктованный личным опытом автора, пронизанный пафосом революционного исправления общества и горечью совершенных ошибок, был написан в 1929–1933 г., тогда же переведен на русский, на венгерском языке впервые издан в 1957 г.

---

Бекеш придвинул стул к самой кровати больного.

— Болит? — тихо спросил он.

— Болит.

— Ничего, пройдет. Поганая штука эти нервные головные боли, но они быстро проходят. Надо только как следует отдохнуть. Не улыбайтесь, господин майор, я и сам прекрасно понимаю, что у вас времени для отдыха нет. Все же, как врач, я настоятельно рекомендовал бы вам отдых. Другое дело, как украинский патриот, я должен был бы скорей желать, чтобы вы работали возможно больше. За украинское дело сколько ни работай — все мало. Двадцать четыре часа в сутки должен был бы каждый украинец работать на общее дело…

Больной приподнялся в постели и в недоумении уставился на доктора. Но тот с ласковой настойчивостью опять уложил его, закутал и поправил сбившийся набок компресс.

— Если не хотите пролежать несколько дней, не двигайтесь, не говорите. Не забудьте, что вы больны и что ваше здоровье, ваши силы принадлежат не вам, а всему украинскому народу.

Ответом ему был жалобный стон.

— Да, да, — вздохнул Бекеш. — Много благородных людей жертвует своим здоровьем, много юных жизней гибнет для великого дела. Но эти жертвы не напрасны. Украина станет свободной, могучей, великой. Богатый, сорокамиллионный народ. Тучный чернозем, железо, уголь, нефть… Древняя культура, самая древняя в Восточной Европе… Ради бога, не подымайтесь, это может повлечь чрезвычайно для вас тяжелые последствия. Спрячьте руки под одеяло. Так… Насколько я понял недоконченную вами фразу, вы, господин майор, спрашивали, какое отношение вы имеете к делу Украины. Странный вопрос! Он яснее всякого термометра показывает, что у вас жар. Не говорите, умоляю вас, я не жду ответа на свои вопросы. Но я вас спрашиваю: ведь это вы — руководитель русинской социал-демократической партии, не так ли? Прекрасно. А какому делу может служить русинская социал-демократическая партия, как не делу освобождения Украины? Могут ли украинские крестьяне быть чешскими националистами? Или венгерскими националистами? Что же им остается? Интернационализм? Иными словами — большевизм? Или же — дело украинского народа, дело сорокамиллионного украинского народа. Выбирайте.

Больной глухо застонал.

Приглушенный бас Бекеша походил на отдаленное гудение органа.

Его серые глаза горели, мясистое, сонное лицо оживилось.

— Чешские братья освободили украинцев Прикарпатской Руси. А последствия каковы? Самый крупный помещик — пруссак. Управляющий имением — венгерец. Жупан — чех. Директор фабрики — жид. Стоит ли продолжать? Нет, украинскому крестьянину освобождение ничего не принесло. Он, как и прежде, влачит свое ярмо, и каждый жиреет его потом. По ту сторону Карпат, в Галиции, владычество поляков. Нет злосчастнее злосчастного украинского народа!

Больной тяжело застонал.

— Да, нет злосчастнее его, а все же будущее принадлежит ему. Близкое будущее! Ближайшее! Поляки обрушатся на Советы — это вопрос всего нескольких недель, а может быть и дней. Если победят поляки, они завладеют Украиной. Но двадцать миллионов поляков не могут держать в подчинении сорок миллионов украинцев. Поэтому, в случае победы поляков, неминуема новая война, украинско-польская, и из этой войны поляки выйти победителями не могут. Так. Если же одолеют большевики и Польша утратит свое значение, Антанта вынуждена будет наконец понять, что не маленькая Польша является стражем Европы, что не Польшу следует выдвигать против большевиков, а сорокамиллионный украинский народ.

— Спать хочется, — жалобно проговорил Рожош. — Чувствую, что теперь смог бы заснуть…

— Нельзя еще вам засыпать. Сначала вы должны покушать — вы и так слишком ослабели. Через полчаса получите два яйца всмятку и стакан молока. Тогда и уснете. А чтобы помочь вам как-нибудь скоротать время, я вам сообщу нечто, что вас способно заинтересовать: генерал Пари: — большой друг украинского народа. Да, да… А так как генерал Пари человек дела, то он готов и деньгами поддержать, а в некоторой степени и теперь уже поддерживает украинское народное дело. Если же учесть, что через нашу маленькую страну ведут три железнодорожных линии, связывающие Среднюю Европу с Галицией, если понять, что судьба русско-польской войны решится на полях Галиции, если вникнуть в то, что в нашей стране только ваша партия подходит для мобилизации масс, — то, Иван Рожош, слово за тобой! Украинский народ ждет от тебя решающего слова. В деле освобождения украинского народа наша страна сыграет ту же роль, какую в борьбе за объединение итальянского народа играл Пьемонт, и ты, Иван Рожош, ты…

Бекеш оборвал речь на полуслове.

Больной тяжело застонал.

Бекеш наклонился над кроватью к самому уху Рожоша.

— На деньги, полученные от генерала Пари, — прошептал он, — я закупил оружие. Этим оружием ты можешь в любую минуту располагать. Украинский народ, готовясь к освободительной войне, пришел к тебе, вождь…

Больной дико вскрикнул и одним прыжком оказался на ногах.

— Вон! — закричал он. — Вон! Сию же минуту вон!

— Но, ради бога, майор, ваше здоровье…

— Я здоров. Тотчас же убирайся вон! И если еще попадешься мне на глаза…

От бешенства у него захватило дыхание. Стоя посреди комнаты, босой, в одном белье, он грозил кулаком перепуганному, задом пятившемуся к дверям доктору и наверно задушил бы его, если бы тот не поспешил поскорее убраться.

Рано утром в Свальяву примчалась в автомобиле Мария Рожош, вызванная телеграммой к заболевшему брату. Но как она ни торопилась, а брата уже не застала: он с первым утренним поездом выехал в Унгвар.

Когда Мария пришла к Петру, у него как раз происходило совещание. Петр хотел устроить митинг, но начальник округа разрешения не дал. За исключением старика Бочкая, все участники совещания разделяли мнение Гонды, что митинг придется отложить. Бочкай под конец тоже согласился, но Мария ни за что не хотела примириться с подобным решением.

— Я вам покажу, Петр, как надо бороться!

Под вечер она отправилась к заводским воротам и, взобравшись на кучу досок, стала поджидать рабочих. Она была в темно-сером английского покроя костюме, а голову повязала красным кумачовым платком на манер крестьянских молодух.

— Товарищи рабочие и работницы!

Рабочие, валом валившие из заводских ворот, мигом обступили Марию.

— Товарищи, довольно нищеты! Довольно голода! Кто и дальше будет безропотно мириться с нищетой, тот подлый изменник!

Восторженные крики. Лицо Марии сияет.

— Если дирекция не прекратит своей гнусной игры, подожжем завод!

Молчание. Теперь все прекрасные слова Марии идут впустую. Толпа слушает молча и настороженно. Кое-где слышен даже недоверчивый ропот.

Толпа остается безмолвной и тогда, когда шесть легионеров стаскивают с досок Марию, защищающуюся от них руками и ногами, зубами и ногтями.

Мария визжит, кусается, царапается.

Легионеры связывают ей руки и затыкают рот грязной тряпкой.

Когда Петр прибегает на место импровизированного митинга, Мария уже в управлении начальника округа.

В ту же ночь ее отвозят в Мункач, где жупан тотчас же приказывает ее отпустить. Через неделю проходят и синяки от легионерских кулаков.

Упорная борьба в Свальяве продолжалась.

В Полене в кровь исколотили провокатора. Жандармы арестовали трех дровосеков, но те по дороге сбежали. На другой день вечером до полусмерти избили жандарма: набросили ему сзади на голову мешок, остальное уже было делом нетрудным. Оружие у него, понятно, отобрали.

На следующий день переговоры возобновились, но через полчаса стороны уже не говорили, а неистово орали, угрожая друг другу.

Директор переехал в Мункач.

Петр переселился в поленский лес.

Машины на заводе работали еле-еле. Поезд плелся медленнее пешехода.

На завод приходили женщины:

— Сколько еще ждать наших денег? Неужто и теперь останетесь в дураках?

Ребятишки кидали на улице камнями в главного инженера и распевали хором:

Погоди ты, пес буржуйский,
Вот приедет Бела Кун…

Три недели еще продолжалась война. На двадцать второй день подписали коллективный договор. Восьмичасовой рабочий день, повышение заработной платы вдвое, все долги насмарку.

Теперь на всех лесопильных заводах Лесистых Карпат полным ходом шел массовый саботаж.

Свальява стала лозунгом.

Зашевелились даже батраки огромного поместья графа Шенборна. И у них с уст не сходила Свальява.

Варга

Шесть часов вечера. В Пемете[21] на лесопильном заводе рабочий день окончился. У ворот высокие штабели досок — гладко обстроганные, готовые к отправке доски. На верхней доске, широко расставив ноги, стоит незнакомый парень с черными взъерошенными волосами и темными горящими глазами. Скомканная фуражка засунута в карман помятых брюк.