Алан Силлитоу - Ключ от двери

• Название: Ключ от двери
• Автор: Алан Силлитоу
• Жанр: Прочая старинная литература

---

Но мистер Джонс не показался и на следующей не­деле. Во время перемены во дворе не слышалось всегдаш­него оглушительного гомона, больше было смеха и мень­ше расквашенных носов. Один раз Брайн пришел в школу раньше обычного — была его очередь вносить показания термометра и барометра в диаграмму на стене. В классе уже сидело несколько учеников, они негромко разговари­вали между собой, но, как видно, что-то случилось, по­тому что двое из них, казалось, вот-вот заплачут, а у одного и в самом деле текли беспомощные слезы, будто ему пустили в глаза папиросный дым. Это был староста, и остальные тоже все любимчики мистера Джонса, ни разу не испытавшие на себе его ярости. Они, впрочем, тер­пели общество Брайна — на экзаменах его отметки часто бывали не ниже их собственных.

— Что там такое, Джонсон? — спросил Брайн, тру­дясь у диаграммы.

— Мистер Джонс умер, — ответил Джонсон.

При мысли о такой возможности Брайн просиял: ему сразу представилась длинная вереница легких уроков.

— Брось меня дурачить!

— Я не дурачу. Он правда умер.

— Да, это верно, — сказал кто-то еще. — Умер про­шлой ночью от воспаления легких.

Покончив с диаграммой, Брайн кинулся из класса и встретил Джима Скелтона, когда тот входил во двор. Брайн принялся тискать Джима, обнимать, пустился в пляс.

— Что такое? — прашивал Джим.—Что стряслось?

— Джонс окочурился, — сказал Брайн. — Сдох, честное-пречестное слово, провалиться мне, если вру.

Рыжие волосы Джима развевались от ветра.

— Ах ты, брехун несчастный! Заткнись, все равно не поверю.

Брайн рассмеялся.

— Вот и я им в классе так же сказал, но это правда, правда. Схватил воспаление легких и окочурился. Мне только что сказал Джонсон. Не веришь, так зайди в класс, увидишь и его и всех его дружков, как они там все хнычут.

Джим наконец поверил. Оба были готовы плакать от радости, точно так как те в классе плакали, горюя.

— Ну, Брайн, давно ему пора, верно? — Он вытащил из кармана пакетик с шариками.— Давай поделим их и сыгранем, а?

Были прочитаны молитвы, устроили сбор пожертвова­ний на подобающий венок; Брайн опустил в кружку полупенсовик. Затем объявили, что каждого школьника, же­лающего присутствовать на похоронах мистера Джонса, освободят от половины уроков. Брайн мысленно все взве­сил и решил, что не стоит. На похороны ушли трое учи­телей, и в школе чувствовалось сдержанное ликование.

11

Похожая на пушечное жерло пасть бетономешалки за­глотнула воду, гравий, цемент и песок. Когда эти состав­ные части были тщательно перемешаны и превращены а серую массу, пасть, не переставая вращаться, поднялась кверху и некоторое время оставалась там, словно машина раздумывала: не выплюнуть ли все это в безоблачное небо? Затем, будто вспомнив о своей скромной и твердо закрепленной обязанности, досадливо дрогнула, обрати­лась пастью в сторону, противоположную той, где был Брайн, и послушно вывернула свое цементное нутро в гро­мадный чан.

Брайн продолжал шагать, сгибаясь под тяжестью че­тырех синих бидончиков с обжигающе горячим чаем. Дверные и оконные косяки из новых, только что выстру­ганных досок пахли скипидаром и смолой, источали све­жесть, которую плоть, оживающая весной, вбирала в себя с особой жадностью. Рабочий, поливавший из шланга кир­пичи, сложенные штабелем, крикнул:

— Эй, мальчуган! Мне чай принес?

Брайн остановился.

— А как твоя фамилия, приятель?

— Мэтьюз. Вон мой бидон, вот этот.

Поначалу Брайну было нелегко удержать в памяти, кому какой бидончик принадлежит. Собирая порожние по­судины, он запоминал три-четыре лица их владельцев, но, когда снова приходил на участок, стоял, мучительно пы­тался разобраться в синих бидончиках, делая вид, будто остановился только на минутку взглянуть, как продви­гается работа. Тут кто-нибудь окликал его, требовал свой чай, и он отдавал бидон: ошибки быть не могло. Но к тому времени, когда Брайн постиг удобство такой системы, он уже почти всех рабочих знал в лицо.

Мэтьюз стянул с руки Брайна свой бидончик.

— Скажи бабке, что уплачу в ту пятницу.

— Ладно. Только, если она не согласится ждать, я вернусь за деньгами.

Он огляделся.

— Вот как! А ты, я вижу, малый не промах, свое не упустишь.

— Приходится, что поделаешь.

— Это верно, с некоторыми, скажу я тебе, иначе нель­зя. А сколько сам ты получаешь с этого, а?

— Бабушка каждую субботу дает мне шиллинг.

— Неплохо в твои годы.

Так все летние каникулы Брайн и таскал взад и впе­ред бидончики, бегал в лавку за чаем и сахаром, а по пят­ницам собирал со всех деньги. Границы полей исчезали под колеями автомобильных колес и грудами кирпича, за весну дома так поднялись от земли, будто росли вместе с травой. Некоторые, стоявшие возле бульвара, были почти достроены, только чердаки все еще были распахнуты, слов­но палатки. Казалось, их побуждают расти фабричные трубы в дымном городе позади — высокие шесты-тотемы. Трескучий стук бетономешалок сливался в жарком летнем воздухе с криками горластых петухов в Ноуке, и зелень жи­вых изгородей у калиток была покрыта цементной пылью.

Ноук вдруг засиял электричеством, получил и другое благо — водопровод вместо колодца. Коромысло теперь бесполезно висело на стене прачечной, став лишь напоми­нанием о прошлом. Поверхность земли в округе менялась, покрываясь, как память, новым слоем, хотя Брайн, шагая по только что вымощенной дорожке, подумал, что земля-то вот она, хоть и скрыта под бетоном, и не так уж труд­но добраться до нее.

На заработанные деньги он накупил романов, словарей и карт, перерыв все ящики с трехпенсовым товаром в под­вале лавки букиниста. Отец сколотил полку и повесил в спальне, чтобы книги не захламляли кухню. Книги состав­ляли особую часть жизни Брайна, отделенную от действи­тельности щелью, узкой, как острие перочинного ножа: он мог без труда перешагивать через нее туда и обратно. Мир книг было легко защищать, Брайн был в нем один, без соперников, хотя этому миру иногда угрожал возму­щенный взгляд отца, если книжки валялись на столе, ко­гда подходило время пить чай или ужинать.

От площадки, где закладывали фундамент, Брайн с последним бидончиком в руке прошел дальше. Наконец он добрался до того места, где стены были уже возведены и стояли в лесах. Он смотрел, как по шаткой лесенке подни­мается с лотком кирпичей высокий, худощавый рабочий — ловкий, с отличным чувством равновесия и, по-видимому, бесстрашный. Кто-то с верхней площадки крикнул ему, чтобы он был осторожнее, но тот в ответ только помахал рукой и, пройдя последние несколько ступенек уже не дер­жась, в заключение выкрикнул несколько крепких слове­чек. Брайн силился вспомнить, где он слышал этот голос, видел эту тощую фигуру. Он стоял и глядел, как рабочий разгружает лоток и дружелюбно, несмотря на то, что ми­нуту назад бранился, переговаривается с каменщиками на­верху. Вот он снял кепку, почесал затылок и начал спус­каться по лестнице, вертя, словно булавой, пустым лотком. Один из каменщиков крикнул другому:

— Уж очень наш Эгер жаден на работу. Первого та­кого вижу, чтоб так ловко шагал по лестнице, а ты?

— Пусть все-таки не очень-то храбрится. Говорят, на прошлой неделе на стройке возле Билборо один парень сломал себе обе ноги. Ну уж, конечно, сорвет неплохую компенсацию.

Эгер направился к штабелю дымящихся кирпичей, и Брайн решил подойти поближе, заговорить.

— Здорово, Эгер.

— Здорово, малыш.

Только глянул, и все. Эгер был такой же бодрый и то­щий, его изрезанное морщинами лицо носило следы тяже­лой работы на открытом воздухе, но внутреннюю его сущ­ность она изменила мало. Впрочем, теперь он держался как-то свободнее, увереннее, чем год назад на свалке Сан-пасти — на поле битвы, более суровом и сулившем меньше побед. Ироническое, а порою загнанное выражение лица почти исчезло, но глаза остались такими же проворными и живыми, как его руки и ноги, когда он взбирался по лестнице.

— Ты уже больше не ходишь на свалку?

У Брайна мелькнула мысль: как бы не получить сей­час затрещину, — ведь Эгер мог подумать, что это он, Брайн, а не Берт утащил у него в тот давно прошедший день лучший его скребок.

— Нет, с тех пор как нашел работу, не хожу. Мне, ма­лыш, не хотелось всю жизнь торчать на помойке. Да и жена у меня умерла. — Он разговаривал с Брайном, как с взрослым. Брайн удивился: какое отношение имеет смерть жены Эгера к тому, что он достал работу? Брайн поглядел на лоток и подсчитал, что на него уложилось двенадцать кирпичей. — Так я уж решил: пора с этим кон­чать. Теперь выколачиваю шиллингов пятьдесят в неделю, не меньше. — Брайн услышал гордость в его голосе. Отец Брайна теперь тоже не безработный, а раньше сидел без дела — на рабочие руки спросу не было. Почему Эгер не сказал этого? — На свалке рыться — это, малыш, дело не­легкое, а здесь можно наскрести побольше.