Георгий Чиж - К неведомым берегам

• Название: К неведомым берегам
• Автор: Георгий Чиж
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Путешествия и география
• Год: 1962

Литератор, ученый Г. П. Чиж собрал большой материал о русских землепроходцах и мореплавателях, сделавших земли и воды Крайнего Севера и Дальнего Востока частью Российского государства. На основе изучения этих материалов Г. П. Чиж создал своеобразное беллетристическое и в то же время хорошо документированное историческое повествование «К неведомым берегам». Его герои — люди мужественные, предприимчивые, полные энергии. Это русские купцы-промышленники Григорий Шелихов и А. А. Баранов, освоившие берега «русской Америки», проложившие путь соотечественникам далеко на северо-восток; это крупный государственный деятель, председатель правления созданной в 1800 году Российско-Американской компании Н. П. Резанов, продолживший дело Шелихова; это выдающийся русский мореплаватель И. Ф. Крузенштерн, совершивший на парусных кораблях «Надежда» и «Нева» первое российское кругосветное плавание; это адмирал Г. И. Невельской, самоотверженно служивший России на Дальнем Востоке; это их многочисленные сподвижники, люди сложных судеб, участники морских походов и подвигов. Автор стремится показать этих людей правдиво, без идеализации, в круговороте больших исторических событий. Особый интерес здесь представляют главы, рисующие встречу Невельского с декабристами в пятидесятых годах прошлого столетия в Иркутске.

Живой язык, меткие портретные характеристики множества полузабытых исторических лиц, увлекательное описание бурных событий борьбы за «неведомые берега» делают многолетний труд Г. П. Чижа примечательным явлением в нашей художественно-очерковой литературе.

---

— Ваше благородие, — приставал к вахтенному лейтенанту Казакевичу боцман, — шлюпку не прикажете ли поднять? Заливает.

— Не зальет! — отмахивался Казакевич.

И пустая шлюпка с положенными на дно веслами продолжала рыскать из стороны в сторону, сиротливо болтаясь за окрыленными парусами и лавирующим к выходу из бухты транспортом… Шлюпка не понадобилась.

Противные ветры перемежались со штилями. Штили сопровождались непроницаемыми молочными туманами. «Байкал» полз как черепаха и подолгу дрейфовал, с тем чтобы снова, как слепец с клюкой, ощупывая беспрестанно дно и лавируя, брести вдоль Курильской гряды островов. Нужен был хоть один ясный день или хоть час, чтобы через первый попавшийся пролив пробраться в Охотское море. Счастье улыбнулось только 7 июня: ласковое солнце осветило четвертый Курильский пролив, помогло ориентироваться и взять курс прямо на то место, где Крузенштерн почти полстолетия назад встретил напугавший его «сулой», принятый им за бар реки Амур, и отошел подальше от берегов.

Счастье продолжалось недолго: опять опустилась всем надоевшая тяжелая завеса туманов, как бы пытавшихся еще раз скрыть от пытливых и настойчивых русских людей тайну Амура. Тихо, крадучись, с повязкой тумана на глазах осторожный «Байкал» подползал к вожделенной, но гостеприимной точке северной конечности Сахалина. Упорство командира было вознаграждено только 11 июня: ясный, безоблачный день помог, наконец, точно определиться. А к вечеру опять заволокло.

Мрачная туманная ночь, непрерывное бросание лота, противный порывистый ветер и ход не более двух-трех узлов вконец изнурили несдававшихся моряков. И вдруг в полной тьме, при изменившемся направлении ветра, все ясно услышали зловещее шипение и всплески невидимого буруна — пришлось снова отойти в море и с волнением ждать рассвета, держа наготове оба якоря.

Выглянувшее из морских глубин, не отоспавшееся за ночь подслеповатое кривое солнце осветило лениво уплывавший к югу туман. Отойдя от корабля миль на пять, туман так же лениво стал скатываться в темно-серые свертки и пополз куда-то кверху, открывая за собой неведомую землю.

Берег Сахалина оказался на двадцать миль ближе, чем на карте Крузенштерна: карта не верна!

— Ветер — с берега!

Это заставило тотчас же удвоить осторожность.

Перед лавирующим «Байкалом» — унылая и неясная линия берега пустынной низменной равнины с двумя высокими горными хребтами по бокам. Они тянутся с севера на юг и пропадают вдали. До берега еще далеко, около двух миль, и глубина под «Байкалом» очень большая, но с салинга хорошо видны протянувшиеся от самого берега многочисленные кошки. За ними и за песчаной полосой отсвечивает необозримое пространство воды. Сверились с картой — на ней показан сплошной скалистый берег. Надо обследовать.

— Из бухты вон! Шлюпку на воду! За ней — байдарка!

— Алеуты сюда!

Кто первым высадится на северный берег Сахалина? Счастье выпадает на долю мичмана Гроте и подпоручика Попова, остальные что-то недовольно бурчат под нос — не повезло — и, вооружившись подзорными трубами, не спускают глаз с отваливших счастливчиков.

«Байкал» ни минуты не застаивается на месте и, снявшись с якоря, идет вдоль берега. Шлюпка заходит в каждую береговую складку, она ищет пролива к видному с салинга за береговой полосой озеру. Гроте вооружен инструментами.

Так началась самовольная опись Сахалина капитан-лейтенантом Невельским.

Шлюпка и байдарка возвратились только к вечеру. Гроте и Попов возбуждены и, не стесняясь тем, что делают официальный доклад, поминутно перебивают друг друга. Невельской улыбается и не мешает: он успеет хорошенько допросить их потом, поодиночке, когда уляжется возбуждение, тем более что и без них день дал «Байкалу» кое-что новое, важное.

Еще утром с «Байкала» было замечено сильное течение с юга на север, а в шесть с половиной вечера течение приняло обратное направление! Гроте и Попов донесли, что вода из озера через обнаруженный ими пролив с большой силой стремится в море — ясно, что морское течение с севера на юг и обратно, встречаясь с другим течением, с запада на восток — из озера, создают далеко видный с корабля, кипящий, бурлящий «сулой», который меняет свое направление с северо-восточного на юго-восточное: вот почему в свое время Крузенштерн, не зная о существовании ни озера, ни пролива, вывел ошибочное заключение, что здесь где-то близко находится бар Амура или одного из его рукавов… Да, бар есть, но он лежит против входа в озеро, и Амур здесь ни при чем!..

Расхождение с картой по всему пути большое: «Байкал» шел в трех милях от берега, а по карте — в расстоянии от семи до шестнадцати миль…

— Господа, — озабоченно говорит Невельской, — предупреждаю еще раз, примите во внимание обнаруженное и соблюдайте крайнюю осторожность. Завтра с восходом солнца опять пойдут шлюпка и байдарка. Байдарка — по озеру, шлюпка — морем, под самым берегом. По тому же направлению с промерами в расстоянии одной-двух миль от берега пойдет и «Байкал».

Второй вечер опять принес новости: на одной из высоко поднявшихся над водой кошек, поросших тальником и можжевельником, обнаружены три небольших селения. Туземцы разбежались, но не все.

Оказались они гиляками. Одеты в рыбьи кожи и собачьи шкуры мехом вверх. На головах — грубо сделанные из древесной коры шляпы. На ногах тюленьи чулки. Гостей приняли миролюбиво, но неприветливое выражение лиц и хитрые-прехитрые глаза, которые они стараются прятать, доверия не возбуждали.

Убедившись в течение следующего дня, что в северной оконечности Сахалина для стоянки судов нет ни одной хотя бы мало-мальски удовлетворительной бухты, «Байкал» направился к югу вдоль западного берега Сахалина.

Сильное и неправильное встречное течение сбивало корабль с курса, а резко менявшиеся глубины заставляли все время лавировать. Постоянная перемена галсов измучила и без того обессиленную команду, как вдруг на глубине шести сажен корабль покачнулся и сел на крутую банку. Опять аврал, опять сверхчеловеческие усилия сдвинуть корабль: ни верпы, ни становые якоря не помогли — сняться не удалось, начавшееся с приливом волнение с ожесточением колотило транспорт о кочковатое твердое дно…

Невольно Невельскому пришли на ум и уже не выходили из головы и подкашивали энергию пророческие слова Меньшикова по поводу предполагаемого самовольства: «Впрочем, если подобный осмотр будет произведен случайно, без каких-либо несчастий, то есть без потери людей или судна и без упущения возложенного на вас поручения — описи и исследования Константиновского залива и окрестных с ним берегов, куда предполагается перенести Охотский порт, — то, может быть, и обойдется благополучно».

«Вот оно, — волновался Невельской, — описи охотского побережья и не начинали, а корабль загубили… Нет, видимо, «не обойдется благополучно».

Еле двигавшаяся команда вяло отзывалась на приказания капитана, корабль как будто прирос к мели.

Но то, что не удавалось падавшим от усталости людям, поднявшийся прилив и переменившийся ветер поправили в одну минуту: корабль закачался на воде. В трюме сухо, повреждений нет. Только новое, крепко построенное судно могло играть роль копровой бабы или трамбовки в течение шестнадцати часов подряд и не развалиться.

Казакевич ходил гоголем — он один не падал духом и нет-нет подходил к Невельскому и ободрял:

— Не развалится, Геня, успокойся. Я его строил, знаю, что не развалится, — крепок, как скорлупа ореха.

Опять высланы к берегу Гроте и Попов, «Байкал» же из осторожности отошел в море и там лавировал всю ночь и часть дня, поджидая их возвращения. Шлюпка и байдарка заблудились: они попали в открытый Гавриловым еще в 1846 году залив Обмана и так же, как и он, приняли залив за лиман Амура. Ночевали на берегу и вернулись только к вечеру.

Отсюда Невельской решил идти с промерами прямо к мысу Головачева, но не дошел и опять угодил на мель. Густой туман не давал никакой возможности ориентироваться.

Горькую думу думал Невельской, выстаивая подолгу в одиночестве на мостике. Как бы злорадствовали все его недоброхоты и критики, если бы сейчас видели его положение! Холодные капли оседали на зюйдвестке и мелкими рябинами покрывали лицо, соединялись и струйками стекали по шее и подбородку, неприятно щекотали и леденили грудь. Команда отсыпалась. Просветлело только на третий день.

«От мыса Головачева на запад, — доносили посланные в разведку, тянется отмель глубиной не более восьми-девяти футов, с глубокими ямами, в беспорядке разбросанными и часто вовсе не связанными друг с другом. Прохода от мыса к югу нет». Оставалось попытать счастья у западного, материкового берега. Так Невельской и порешил.

Ощупью потянулся «Байкал» вдоль уходившей на запад кошки. Высланный вперед на шлюпке мичман Гроте на достаточной для транспорта глубине стал на якорь в качестве бакена. Дойдя до этого места, «Байкал» благополучно обогнул кошку по глубокой воде и, бросая лот, стал подвигаться к материковому берегу и вместе с тем — вперед, избрав ориентиром высокую конусообразную гору, видневшуюся за мысом Ромберга. За кошкой, ближе к западному берегу, оказалась глубина в шесть сажен. До берега оставалось около полутора миль. Очевидно, «Байкал» нащупал фарватер. Действительно, глубина ближе к берегу стала уменьшаться.