Николай Смирнов - Золотой Плес

• Название: Золотой Плес
• Автор: Николай Смирнов
• Жанр: Биографии и Мемуары

Повесть Николая Смирнова об Исааке Левитане.

---

Ветер дул уже слабо, порывами, обливал лицо совсем морозной свежестью, по облакам неслась зима, ныряло и переливалось холодное солнце. Железная земля вздрагивала и гудела, далеко разносила шаги. Гора, по которой поднимались Исаак Ильич и Софья Петровна, вся обросла инеем. Слышно было, как внизу плескалась в борт лодки студеная вода, как в чьем-то дворе весело, с визгом и шорохом, разгуливал по смороженной тесине острый рубанок. На соседней горе, в лесу, кто-то мерно рубил, сильно и крепко сек дерево.

Исаак Ильич взял Софью Петровну под руку, и она, подавшись к нему, бодро шагала своей легкой походкой, прохладно румянилась от ветра, всем существом ощущала близость друга. Прямо на них летели последние, иссохшие листья. Мертвая пустота стояла в аллеях, светлых от облаков. Веста, с наслаждением внюхивалась в дурманяще-острый воздух, кружилась среди берез. Прошли безлюдную улицу, вышли в поле.

Какой холодный, одинокий простор! Вощеные жнивья, густота и блеск озимей, пустые холмы, село Спас-Березники за голой, до черноты обдутой рощей, белый пепел инея, какой-то непрерывно набегающий, тревожный и жалобный шорох и все те же облака, по которым летела зима.

- «Но пруд уже застыл»», - нараспев, тихо и ласково, сказал Исаак Ильич, подходя к полевому озеру, окованному тонким ледком.

- Застыл пруд, уснули дубравы, вот-вот посыплет снег, - вздохнула, оглядываясь, Софья Петровна. - Ах, милая Москва! - вдруг быстро повернулась она к художнику. - Ведь представьте только, завтра в это время мы будем в поезде... Люблю поезд. Так хорошо - нестись, что-то догонять, за чем-то гнаться.

- Необходимо, однако, и перепутье. Это тоже неплохо - отдохнуть, вдуматься, всмотреться в себя. Вспомните наши охотничьи привалы, - ответил художник.

- Да, мой друг, нынешнее лето - на всю жизнь! - Софья Петровна посмотрела на художника. - Послушайте, да мы, кажется, ни разу не побранились за все лето?

- Если не считать ваших обид на мои поздние возвращенья.

Софья Петровна с деланным недоумением пожала плечами:

- А я и не думала обижаться. Я просто беспокоилась - вы могли заплутаться, попасть, например, в трясину, в чарусу, уйти на голос какой-нибудь русалки...

- Ах да, конечно, конечно, - с холодком сказал художник.

Софья Петровна рассмеялась, хлопнула его по руке лайковой перчаткой:

- Какой вы милый, Исаак!

Пошли вдоль оврага, вошли в липовый парк, веселый от синиц, стали спускаться с горы, прощально оглядывая Волгу, которая, как и поле, слепила безмерно-одиноким простором. На базаре по-прежнему ворковали голуби, привычной спокойно стояли у дверей магазинов и лавок купцы, все в одинаковых черных валенках с красными искрами - «мушками», в зимних меховых малахаях.

Зашли к Вьюгиным.

Гавриил Николаевич разбирал огромную бочку с посудой - ловко доставал из соломенных гнезд граненые графины и стаканы, вазочки и блюдца, фарфоровые чайники и солонки, узкие бокалы и цветные статуэтки.

- Здравствуйте-с! - быстро поднялся он, увидев Исаака Ильича и Софью Петровну. - Вот посудку-с получили из Нижнего. Посудка - первый сорт! - Он тихо постучал пальцем по краю расписной чаши.

Иван Николаевич, озябший и хмурый, в плюшевой шапке, в поношенной куртке на беличьем меху, стоял за буфетом, искоса, с видимым раздражением, заглядывал в газету. Он вежливо поздоровался, приветливо спросил:

- Итак, в Москву отплываете, господа? - И, помолчав, подумав, перешел на необычный, мечтательный лад: - Эх, Москва, Москва, золотые маковки! Промышленность, торговля, университет, выставки, театры, пьесы Островского, госпожа Ермолова! - Иван Николаевич махнул рукой и грустно усмехнулся, подняв на художника большие черные глаза. - Расскажите, пожалуйста, Антону Павловичу о нашем богоспасаемом городке...

 Живет, скажите, в этом городке Иван Иванович Земляника, то бишь некто Вьюгин, ценитель и почитатель его таланта, понемножку, по-российски, торгует, скучает, водки не употребляет, но зато в горькие минуты пописывает стихи и, может быть, - кто знает? - годится в герои рассказа... - Потом, сразу оборвав, спросил: - А как на будущее лето - ожидать прикажете?

- Обязательно. Это дело решенное, - ответил Исаак Ильич.

- Приедем раньше, весной, по разливу, чтобы застать тягу вальдшнепов, расцвет черемухи, сирени и ландышей, Семик и Троицу, - с чувством сказала Софья Петровна.

- Здесь чудесная весна, - оживился Иван Николаевич.

Он достал большой плотный пакет, доверху насыпал в него шоколадных конфет и с легким поклоном подал Софье Петровне:

- Прошу принять, по старинному русскому обычаю, маленький подарок на дорогу.

Софья Петровна поблагодарила с привычной московской щеголеватостью.

- Ну, прощайте, Иван Николаевич, будьте здоровы, вспоминайте нас, - сказал Исаак Ильич. Иван Николаевич крепко пожал обоим руки.

- Желаю счастливого пути и успеха. Будем следить по газетам за выставками, на которых вы познакомите публику со своим - и нашим - золотым Плесом.

Подошел Гавриил Николаевич, тоже приветливо мостился, сняв заячью шапку:

- Желаю-с благополучно здравствовать!

По дороге встретили Альбицкого - он шел из училища, нес стопку тетрадей, позванивал тростью по крепкой, латунной земле.

- А я, господа, хотел было заглянуть к вам, принести мои самые лучшие пожелания в дорогу...

- Спасибо, спасибо, Петр Иванович.

Он посмотрел на них просто и ласково:

- Счастливцы... Москва, центр науки и искусства, круг передовых людей... - Потом, улыбнувшись, продолжал с той же простодушной ласковостью: - Ну, ничего, можно жить и здесь. Буду трудиться на ниве народной, охотиться - не сегодня завтра наступит охотничий праздник, пороша, - сяду за исследование об охоте в Костромской губернии. - Он помедлил и добавил с гордостью: - На днях гонорар прислали из редакции «Природы и охоты». Поощряют.

Прощаясь, Петр Иванович сказал Исааку Ильичу:

- Прошу по-охотничьи приветствовать господина Степанова - люблю его картины.

- Вот и закончена наша летняя эпопея, - печально улыбнулась Софья Петровна, когда они остались одни. - Теперь домой: пообедаем, напьемся чаю, проводим Лену - и на пароход. Прощай, милый Плес!

Все было кончено, все было приготовлено: под кроватью стоял набитый чемодан, в шкафу лежал сверток, на стене, за занавеской, висела старомодная шуба.

Елена Григорьевна, опять страшно усталая, желала теперь только одного - скорейшего разрешения всех этих хлопот, всего этого страстного напряжения.

И вот по-вчерашнему слабо зазвенело окно. Она, быстро накинув платок, бесшумно метнулась в коридор. Было тихо: свекровь и золовка молились в молельной, жаркой от свеч, суровой от старинных икон в венцах и окладах, прислуга - молодая девка и старуха - уже спала. Елена Григорьевна взяла чемодан и с нестерпимо бьющимся сердцем стала спускаться, ступенька за ступенькой, по парадной лестнице. Ямщик, двигавшийся совершенно беззвучно, быстро унес чемодан в темноту. Потом она вынесла сверток, вбежала в комнату, надела шубу, закуталась платком, шалью, погасила лампу и в последний раз оглядела свое бесприютное жилище, грустно озаренное лампадкой. Она перекрестилась, поклонилась земным поклоном и, не задерживаясь, не раздумывая, быстро вышла из дома. Ветер отшумел, успокоился, остро пахло инеем, крепким холодом Волги. Софья Петровна нежно подбадривала беглянку. Исаак Ильич тоже говорил что-то ласковое.

Приглушенно свистнул в стороне ямщик, брякнули сбруей нетерпеливые лошади. Елена Григорьевна села в возок, - закуталась бараньим ямщицким тулупом, ямщик весело, с тем же приглушенным ухарством, гикнул, лошади рванулись, понеслись вскачь, и по лесу вперебой зачастил грохот колес.

- Эпилог романа, - сказала Софья Петровна.

- Вероятно, только начало.

- Может быть, и так, но дело, во всяком случае, сделано.

Они быстро, молча пошли к себе.

- Через два часа будет пароход, - сказал, встречая их, Ефим Корнилыч. - Только что был на пристани.

На прощанье хозяин принес мешочек с яблоками.

- И не думайте отказываться - крепко обидите нас со старухой. Яблоки отборные, одно к одному, таких и в Москве не сыщете. А ежели на лето опять пожалуете, приезжайте как домой. Весной перед домом сирень цветет, соловьи поют по овражкам.

- Ну, дай бог, дай бог, - растроганно шептала старуха, крестясь на образ.

До чего же скучна и одинока поздней осенью захолустная волжская пристань - «каюта для пассажиров», где горько дымит железная печка; уходящая в звезды мачта; шумящая по борту волна, которую уже покрывает тончайшая наледь!

Исаак Ильич подошел к борту, оглянул темный простор, прислушался к быстрому всплеску лодочных весел. Лодка плыла к пристани. Скоро она стукнулась о берег, послышались торопливые шаги по сходням - на пристани показался Иван Федорович. Он был в охотничьей поддевке, с кинжалом у пояса, в высокой, откинутой на затылок казацкой папахе.