Вилли Мейнк - Пойманное солнце

• Название: Пойманное солнце
• Автор: Вилли Мейнк
• Издательство: Наука
• Жанр: Путешествия и география
• Год: 1974

Журналист ГДР рассказывает о современной Индии, и которой до сих пор кое-где соседствуют средневековье и современность. Читатель побывает вместе с автором в Гоа, во дворце президента Индии, на пестрых и шумных восточных базарах, в гостях у докеров и рыбаков. Описывая природу страны и ее замечательные архитектурные памятники, автор рассказывает также о социальных противоречиях и преобразованиях.

---

Пока я ехал по улицам Кочина к отелю, незаметно наступила темнота. Сопровождавший меня молодой библиотекарь и поэт поинтересовался, что бы я хотел увидеть. Создавалось впечатление, что он собрал бы вокруг меня всех поэтов и библиотекарей Кочина, если бы я намекнул на это хоть словом. Поэтому я сказал, что после предыдущих напряженных недель мне необходимо немного отдохнуть, тем более что на следующее утро я хочу рано вылететь в Тривандрам.

Ночь в отеле была душной. Я включил фен на потолке комнаты и почувствовал влажный воздушный поток. Под окном был виден подстриженный газон, который, как мне показалось, возвышался на ширину ладони над темной лагуной. За расставленными на нем круглыми белыми столами сидело несколько посетителей, и, когда их головы склонялись друг к другу, я слышал тихие голоса. Лупа казалась загадочным спутником среди звезд: такая близкая и все же такая далекая.

Я смотрел на бесшумно скользящих босых официантов, слышал гудок прогулочного парохода и снова видел босых официантов — их желтые тюрбаны над белым одеянием то появлялись, то исчезали, — слышался звон бокалов для виски. Удручало отсутствие ветра; я посмотрел на огоньки над водой и заметил тень корабля на другом берегу и джонку, застывшую посреди лагуны.

За лагуной простиралось море, а над морем среди множества звезд искрилась особым светом одна-единственная. Как говорит легенда, это душа Арундхати{57}, которая указывает рыбакам правильный путь и напоминает их женам о верности и чистоте; ведь если их нарушить, богиня увлечет рыбаков на дно океана.

Я вспомнил о книгах по истории, которые читал задолго до моего путешествия, и о их таинственном очаровании; о книгах, рассказывающих о древних государствах на берегах Нила, Евфрата и Тигра, Инда и Ганга, Янцзы и Хуанхэ.

Я вспомнил о Торе евреев, Илиаде греков, эпосе о Гильгамеше шумеров, Махабхарате и Рамаяне индийцев, я видел перед собой храмы Кхаджурахо и сотни тысяч паломников, молящихся в Варанаси на Ганге.

Я вспомнил о виллах в столице Дели, где «вода журчащих изящных фонтанов отсчитывает время»; о голом мальчике, спавшем под колоннадой площади Коннаут-Плейс на куске фанеры, «маленьком боге, упавшем на землю с индийского неба»; о хижинах хариджанов{58}, влачивших голодное существование на окраине деревни.

Я вспомнил о книге Джавахарлала Неру «Открытие Индии», в которой он писал:

«Часто, глядя на этот мир, я чувствую его загадочность, его неизведанные глубины. Мною овладевает стремление познать его, насколько это в моих силах, быть в гармонии с ним, ощутить его во всей полноте…

Индия с ее бесконечным очарованием и многообразием начинала все более овладевать моим воображением, и все же чем больше я ее наблюдал, тем яснее мне становилось, насколько трудно мне или кому бы то ни было постигнуть идеи, которые она в себе воплотила… Хотя народ наш отличался бесконечным внешним многообразием, на нем лежала печать того великого единства, которое на всем протяжении прошлых веков сплачивало нас, как бы ни складывалась наша политическая судьба и какие бы несчастья ни выпадали на нашу долю. Единство Индии уже не было для меня чисто умозрительным представлением: я ощущал его глубоко эмоционально. Это внутреннее единство было столь могучим, что никакое политическое раздробление, никакое бедствие или катастрофа не могли нарушить его.

Представлять себе Индию или любую другую страну в каком-либо антропоморфическом образе было, конечно, абсурдом, и я этого не делал. Я имел полное представление о многообразии и различиях индийской жизни, классов, каст, религий, рас и уровней культурного развития. И все же я думаю, что страна с древним культурным прошлым и единым взглядом на жизнь проникается каким-то особенным, ей одной присущим духом, который налагает отпечаток на всех ее сынов, сколь бы сильно они ни отличались друг от друга».

Ночь в Кочине. Разговоры умолкли. Я все еще сижу у окна. Темнота глубока, как сон без сновидений, и я пытаюсь проследить далекий путь индийской истории от древности до настоящего времени.

Саб чальта хей![4]

В Кочине — ночь.

Кроме огней на другом берегу и звезды, сверкающей среди многих других звезд, только остров освещен разноцветными электрическими лампочками. Гости сидят за столами, время от времени роняя слова. Они думают о делах, не чувствуя, как в темноте растут травы и цветы. Босые официанты снуют туда и сюда и замечают, глядя на свои щиколотки, что пора подрезать траву. Рано утром, когда все спят, встают садовники. Они принадлежат к более низкой касте и получают меньше, чем официанты. Они и должны так рано вставать, чтобы успеть подрезать мокрую траву. Те же, кто убирает сорняки и уносит землю, получают еще меньше, так как их работа еще более грязная и тяжелая. Выполняют ее в большинстве случаев женщины, переносящие землю в корзинах на головах. На дорожных работах и на строительстве домов я тоже видел главным образом женщин, которые по восемь-десять часов носили на солнцепеке до полного изнеможения тяжелый цемент или строительный мусор в корзинах на головах, получая одну, самое большее две рупии в день. А их дети лежали в это время в сточной канаве на куске материн или просто на мостовой.

От Законов Ману до законов сегодняшнего дня — длинный путь. Я вспомнил о слепом мальчике, который совершил паломничество в Варанаси, чтобы Шива подарил ему свет; я вспомнил о семье Бирла, которая вышла из касты торговцев и относится к одной из самых богатых монополистических групп; о многосторонней деятельности Шанкара Пиллаи, директора детского книжного издательства в Дели, который в одной из своих книг написал о добром неприкасаемом, проявившем робкое сочувствие к ребенку из высшей касты; я вспомнил также о нищенке из Панаджи, которая, смеясь, теребила меня за рукав и испуганно отрыгивала в сторону, чтобы ее тень не коснулась вышестоящего; я вспоминал также о брахмане, который сам стирал свое белье, так как был слишком беден, чтобы заплатить прачке; о мастере на текстильной фабрике в Амритсаре{59}, о сталеплавильщике в Бхилаи, об электрике на машиностроительном заводе в Бангалуре, о сварщике на корабельной верфи в Бомбее, о печатнике газет и рабочем джутовой фабрики в Калькутте, которые пришли из деревень и населенных пунктов в промышленные районы. Это были крестьяне, сельскохозяйственные рабочие, ремесленники, хариджаны, которые, участвуя в забастов-ках, демонстрациях, уличных боях и обучаясь в вечерних школах, выросли в сознательных пролетариев. Они устранили кастовые ограничения, как когда-то покончили с эксплуатацией отечественных и иностранных монополий.

Я не могу также забыть того, что видел в бассейнах индусских храмов и в нищенских лачугах хариджаиов. Когда проходишь мимо них, то кажется, что время остановилось. На самом же деле здесь идет невидимая простым глазом жесточайшая классовая борьба.

Газетная заметка сообщает о массовом убийстве в Умарпур-Диара, местечке на границе между штатами Уттар Прадеш и Бихар. Правительство дало крестьянам землю, пустыри, не принадлежавшие помещикам. И вот они, несмотря на угрозы крупных землевладельцев вышли на поля, чтобы фактически завладеть ими. Но как только они вбили первые мерные колышки, появились триста вооруженных наемников и убили четырнадцать крестьян. Убийцы бросили свои жертвы в Ганг, оставив обезглавленный труп Шивадахина, предводителя крестьян.

Преступление в Умарпур-Диара, которое должно было запугать крестьян и сельскохозяйственных рабочих всей Индии, достигло обратного результата: крестьяне под руководством Коммунистической партии Индии повсюду поднялись на борьбу за свои права на землю. В округе Банда штата Уттар Прадеш уже два месяца бастует несколько тысяч сельскохозяйственных рабочих, требующих установления ежемесячного минимума заработной платы в тридцать рупий. Феодалы и кулаки тщетно — пытаются палками и штыками выгнать бастующих на поля. Дхурьян Бхай, депутат-коммунист в парламенте штата Уттар Прадеш, ежедневно рискуя жизнью, возглавил движение сельскохозяйственных рабочих и разъезжает со своими товарищами по деревням бастующего района.

Движение крестьян за справедливый раздел земель, за отмену долгов, за запрет ростовщичества пробудило деревни от столетнего сна. Керала — первый штат, проведший 1 января 1970 года эффективную земельную реформу. Нет сомнений в том, что только решение крестьянского вопроса подорвет основы кастовой системы.

И тогда хариджаны, в тупой покорности сидящие на корточках наподобие терракотовых фигурок Хараппы{60}, встанут, распрямят свои спины и гордо пойдут вперед, а те, кто носит землю и убирает сорняки, станут садовниками на цветущей земле. Их сыновья и дочери будут инженерами, врачами, президентами.

Сыновья и дочери раджей, махараджей, набобов и низамов не будут получать пожизненной ренты{61}. Они тоже станут инженерами, бухгалтерами, садовниками или церемониймейстерами; не останется каст, хотя воспоминание о них долго еще будет жить в мыслях людей. Но оно не будет больше причинять боль. Это будут лишь рассказы о добрых и злых королях, о хитрых нищих и искусных ворах, о глупых и мудрых брахманах, о храбрых горшечниках и сварливых женах.