Александр Колмогоров - Мне доставшееся: Семейные хроники Надежды Лухмановой

• Название: Мне доставшееся: Семейные хроники Надежды Лухмановой
• Автор: Александр Колмогоров
• Издательство: Аграф
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-7784-0421-2

В книге правнука ныне забытой русской писательницы Н. А. Лухмановой (1841–1907) и праправнука главного сибирского кожевенника Ф. С. Колмогорова (1824–1893) представлена увлекательная история семейных хроник, уходящих корнями в XI–XVI века.

Рассказы о бурной, почти авантюрной жизни «неистовой Надежды», приведшей ее на русско-японскую войну, о судьбах ее незаконнорожденных детей, а затем и внуков, среди которых немало людей известных и чрезвычайно интересных, их дневники, письма, стихи, воспоминания — все это читается на одном дыхании. На страницах книги читатель найдет и малоизвестные факты биографии музы Н. Гумилева — Татьяны Адамович, а также ее брата — поэта Георгия Адамовича.

Впервые представлены не публиковавшиеся ранее материалы из центральных и региональных архивов, музеев, семейного архива автора и других источников.

---

Ни о ком и ни о чём сколько-нибудь близком Митя за последнее время не говорит, никого не хочет видеть, и доволен, что я его не оставляю. Радовался приходам Илюши и приезду внука Димы. Но судьбой нашей после него ничуть не беспокоится. Каждый час отнимал частицу его нравственных сил, его духа…

… В ночь смерти Митя, видимо, видел во сне какое-то кораблекрушение и, не различая сон и явь, просил спасти тонущих людей, помочь им. Я его уверила, что он сам уже всех спас, гибнувших больше нет. Это были его последние обращённые ко мне слова.

Утром часов в 8, уверившись, что он без сознания, я сбегала в поликлинику водников за доктором и сестрой. Пришедшего в 11 часов Илюшу он уже не видел, не реагировал и на приход врача.

Я подошла, положила руку на лоб и стала гладить и целовать бедную головушку. И в этот момент дыхание его вырвалось последний раз и больше уже не повторилось… Это произошло 18 июня. Волик приезжал на неделю, но к похоронам опоздал, три дня был и сын Серёжа. О себе говорить не хочется, но потеряла я не мужа, не друга, а больного ребёнка, для которого была любимой няней.[874]

21 июня некрологом в газете 30 коллег капитана отдали дань памяти своему учителю, наставнику и другу.

Урну с прахом Д. А. Лухманова, последнего из четырёх детей Надежды Александровны, установили в колумбарии Новодевичьего кладбища (секция 65–5–2). По распоряжению Совмина СССР от 7 сентября 1946 года Приказом министра Морского флота от 14 сентября вдове была назначена персональная пенсия за мужа в размере 500 рублей и выплачено единовременное пособие в 10 000.

По иронии судьбы Волик повторил участь родного отца и до конца жизни сохранил за собой фамилию первого мужа своей матери — Михаила Ошанина, так же как Дмитрий Афанасьевич — опозоренного Надеждой Александровной Афанасия Лухманова!

Прошло 50 лет! 6 декабря 1996 года умер, исключен из архивных книг Российского морского регистра судоходства, продан на лом иностранной компании и сухогруз-труженик «Капитан Лухманов»[875], 26 лет бороздивший моря и океаны планеты. Но хочется верить, что когда-нибудь на их просторах вновь, как летучий голландец, будет появляться и исчезать, резать морскую волну и прекрасный парусник «Капитан Лухманов» — наследник традиций «Товарища»[876]. Ведь прошлое это не всегда то, что было, а то, что и сейчас в душе каждого из нас.

В эвакуации

Между тем Саше Баранову, единственному сыну Зои Васильевны Массен, исполнилось 19 лет. Болезненный с рождения, он смог закончить в 1938 году лишь 5 классов школы и с 15 лет начал рабочую жизнь, опекаемый и любимый вторым мужем матери И. И. Соколовым. Скоропостижная смерть отчима в феврале 1940 года оставила сына и мать в комнате ленинградской коммуналки (В. О., Средний проспект, 32).

С началом Отечественной войны Александр трудился в качестве связиста на оборонных работах в области и пережил первую страшную блокадную зиму. Из сохранившихся дневников и писем А. Баранова:[877]

…5 октября 1942 года в 7 часов 15 минут я распрощался с матерью на Московском вокзале. Крепко расцеловал её, а она невесть откуда сунула мне плитку шоколада, и мы расстались. Не знаю, что думала она, но я не надеялся её больше увидеть. Вагон был битком набит эвакуировавшимися людьми.

Доехали до Ладоги, где нас покормили сухим пайком. Был сильный ветер, волны в мелкие брызги разбивались о пристань. Началась посадка на пароход. Утром оказались на другой стороне озера. Километров 15 нас везли машинами до разъезда, где распределили на ночь в поезде и кормили горячей пищей. Но люди всё равно ходили собирать капустные кочерыжки. Привезли наши узлы и чемоданы. Утром при посадке я попал в 35-й вагон, кое-как разместились и поехали.

В дороге питались нормально. Люди постепенно сходили на станциях, и стало свободнее. 23 октября прибыли в Новосибирск. Всем хотелось на юг. Рядом формировался эшелон в Алма-Ата, и мы в него попали. Через два дня — конечный пункт. Больше всего среди нас оказалось евреев.

Город весь в зелени у подножия гор. Одноэтажные домики с садиками, прямые улицы. На базаре было всё — любые фрукты, мёд, вино и т. д. Вернулся к вагонам с покупками: рис, молоко, сахар и другое. Ленинградцев осталось пятеро. Прожили 7 дней. В эвакопункте принять нас отказались и направили в Семипалатинск (Казахстан). Добрались до места назначения 7 ноября. Здесь я прожил остатки своих вещей и остался при самом необходимом. А уже подмораживало. Получили направление в Копектинский район. Ехать следовало до станции Жангис-Тоби, а потом на подводах ещё 180 километров до места. Тут я и призадумался, что делать, одет плохо и такая даль?

Добрались до станции и остановились в домике со стенами из глины и бараньего помёта. Нас оказалось довольно много. Через 3 дня прибыли подводы, привезли бараньи тулупы и хлеб. И мы поехали. Ночевали на заезжих дворах. Первая ночь прошла в селении Георгиевка, где я пёк лепёшки прямо на плите. Так как вещей и денег у меня не было, я помогал другим и менял то, что у них оставалось на молоко, масло, яйца и т. д. Кроме хлеба по 600 грамм в день нам пока ничего не давали.

Дня через два бригадир выдал мне пимы, шапку, рукавицы. Набралась бригада в 17 человек. Несмотря на зиму, хлеб в поле не был ещё обмолочен. Выехали на подводах на стан (дом, столовая). Молотили комбайном днём и ночью. Жгли солому для света и тепла. Кормили затирухой из муки, хлебом и варёным мясом.

Обмолот закончили в конце декабря, и остаток зимы я просидел в доме. Иногда ездили за сеном и кураем (колючая трава, которой здесь топят печи). Председатель колхоза выписывал то муки, то мяса. Но мне надоело, и до марта 1943 года я работал в МТС. Затем райисполком направил меня в колхоз «Красный Орёл». Жил на стане в 1 ½ километрах от села с двумя инвалидами войны и полуцыганкой (поварихой).

Так и встретил сев. Понаехали в помощь девушки из города. Стало весело, много новостей. Веяли зерно, а я подправлял механизмы. Шум, крик, смех. Горы зерна. Через 2 недели всё завершили и меня отправили в поле подвозить горючее для тракторов из соседнего села. В моём распоряжении оказались два здоровых вола, которые были так похожи, что первое время я их путал…

Далее судьба забросила Сашу снова в Новосибирск. Из писем матери в Ленинград:

16 июня 1943 года.

Добрый день, мамуся. Обо мне поменьше думай, мало чем сможешь помочь. Вряд ли мы с тобой увидимся скоро. Эта чёртова война совсем меня загоняла. Уехал из колхоза по твоему совету.

В эвакопункте достал направление на завод № 386, километров за 15 от города (ст. Заводская, почтовый ящик 102, барак № 4).

Всё дорого.

Как живёшь ты? Может ещё хуже меня? Пиши.

14 января 1944 года.

Здравствуй, мамуся. Вытаскивай меня отсюда скорее, а то будет поздно. Расстанемся тогда навсегда. Если бы ты знала, как я здесь скверно живу. Бельё пять месяцев не менялось. Помыться негде, и мыла нет. Голод самый настоящий. Хлеба рабочему дают 400 грамм и то не всегда. По 3–4 дня ждут люди хотя бы зерна. Приведи в порядок моё бельё и сохрани комнату. Целую, Саша.

21 января 1944 года.

Здравствуй, милая мамуся. Большое спасибо за деньги. Очень долго я их ждал. С радости купил пуд муки на все твои 500 рублей, этого мне хватит на целый месяц. Нужны сапоги (самые дешёвые кожаные стоят здесь 2500 рублей) и штаны (не дешевле 1000). Поздравляю Вас с победой под Ленинградом. Скоро Гитлеру капут. Живу, как все тут. Штаны, рубашка и бельё расползаются, не знаю, за что браться. Конечно, была бы ты, то где починила, где залатала, всё легче. Пришли мне вызов и денег на дорожку. Получила ли ты мои фотокарточки? Целую крепко. Саша.

29 мая 1945 года.

…Прости за недавние письма. У меня было очень плохое положение. Сейчас я мобилизован, буду работать в воинской части и поеду на Дальний Восток. Жди письма с места. Жить стало чуть дешевле. Правда, одёжи нет, но обещали кое-что дать по приезде. Я решил встать на ноги сам, чтобы никого не мучить.

Не обижайся, что еду так далеко. Но другого выхода у меня не было.

Где думаешь жить дальше — в Ленинграде или Пскове? Списалась ли ты с Дядей Митей? Он жив и работает в наркомате Морфлота. Узнал случайно. Не скучай. Крепко целую. Саша.

24 июля 1945 года.

…Живу хорошо, только совсем раздет и денег дают мало (на них ничего не купишь). Домой попаду, верно, осенью. Что нового дома? Пиши: Читинская область, ст. Сковородино, военно-полевая почта. Саша.

15 августа 1945 года.

…Работаю на продпункте электромонтёром. Очень скучная здесь жизнь. Раньше осени не жди, а то и позже. Крепко целую. Саша.