Николай Шпанов - Повести об удачах великих неудачников

• Название: Повести об удачах великих неудачников
• Автор: Николай Шпанов
• Издательство: Детгиз
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1959

Эта книга расскажет о тяжелой жизни бакалавра Дени Папена, жизни, полной лишений, проведенной в скитаниях, в поисках куска хлеба.

Вы узна́ете о том, как он сконструировал первый в мире паровой котел, принесший ему бессмертие.

Из этой же книги вы узна́ете о судьбе юноши — официанта из трактира «Холостой парижанин», Жана Ленуара, который теперь известен всему миру как изобретатель двигателя внутреннего сгорания.

---

23 сентября первый аэростат «Нептун» поднялся с площади Сен-Пьер, ведомый смелым молодым аэронавтом Жюлем Дюруофом.

Орлеанский и Северный вокзалы превратились в воздухоплавательные эллинги. Под их стеклянными шатрами на перекрывших рельсы помостах полосатыми пузырями вздувались спешно изготовляемые аэростаты. Братья Годар, Ион, Доруа, организаторы этих импровизированных баллонных фабрик, метались по Парижу в поисках шелка. Шелк сделался самой дефицитной тканью в городе. Почтовое ведомство покупало его в таком же неограниченном количестве, как интендантство холст для солдатского белья.

Закупкой материалов, постройкой и снаряжением аэростатов, подготовкой полетов, разработкой методов воздушной почты — всем этим руководил «неистовый фотограф» Феликс Надар. Его видели всюду — в эллингах и на станциях, в баллонных мастерских и на газовом заводе. И всюду, куда бы ни пришел Надар, он наталкивался на Маринони. То старый итальянец работал механиком в эллинге, то прилаживал корзину к аэростату, готовящемуся вылететь с очередной почтой с площади Вожирар, то ползал на коленках по площади Сен-Пьер на Монмартре, проверяя разостланную аэростатную сеть.

Ленуар, обрадовавшийся было своей полной самостоятельности, начинал сетовать на энергию тестя. Откуда брались у старого итальянца силы? Ведь он давно заявил Ленуару, что уходит на покой! А ведь, может быть, именно из-за него, Маринони, фабрика на улице Рокетт стояла без работы? Не мог же, право, Ленуар один успеть всюду: и наблюдать за производством, и отыскивать заказы… К тому же раздобыть в осажденном Париже заказчика становилось так же трудно, как поймать форель в стоячем пруду.

Промышленная и торговая жизнь города замерла. Владельцы мастерских и магазинов — те, кто был постарше и побогаче, — целыми днями просиживали у запертых дверей своих заведений, напялив кепи национального гвардейца и поставив ружье между колен. А кто был помоложе и не так боялся за свои опустевшие лавки, те вместе с переплетчиками, башмачниками, художниками, студентами и рабочими с ружьями в руках защищали форты Парижа от прусских атак.

Нет, такой воинственный Париж решительно не устраивал Ленуара. Он даже мечтал о том, чтобы пруссаки вошли в город. Что, право, за странность! Настоящие крепости с регулярными гарнизонами, под командой лучших генералов империи, пали; сам император был пойман, как крыса, в ловушке Седана. Так почему же победители не решаются единым ударом захватить Париж — это гнездо упрямых безумцев?! Но ничего… Разумные люди заставят этот город сдаться. Не ждать же, пока население начнет умирать с голоду!

Однако надежд на такой исход оставалось все меньше и меньше.

Утром 7 октября Ленуар сам видел, как с площади Сен-Пьер поднялся аэростат «Арман Барбэ». Он уносил на себе неугомонного трибуна Гамбетту, собирающегося поднять все провинции на защиту Франции.

С раздражением смотрел Жан на своего старенького тестя, который, стоя под корзиной плавно подымающегося аэростата, неистово размахивал порыжевшей шляпой. В истрепанном сюртучке и в стоптанных штиблетах фабрикант Маринони смахивал теперь на мастерового. Ленуар стыдился своего тестя и ненавидел его.

Так, в борьбе с нерадивым компаньоном, прошла зима. Дела шли все хуже. К январю, когда наконец героическое сопротивление парижан было сломлено и правительство капитулировало перед Бисмарком, у Ленуара созрело решение — покинуть город. Он готов был сделать это немедленно, но оставался нерешенным вопрос о фабрике. Бросить ее на руки сторожа? Жан решился бы на это, если бы не ненавистный тесть. Старик способен на любое безумство. Ради какой-нибудь вздорной воздухоплавательной идеи он может растащить предприятие по кусочкам! Единственный выход — продать фабрику. Но о какой продаже можно говорить в городе, стоящем накануне катастрофы, еще более ужасной, чем вторжение иноземцев?!

Всякому было ясно, что, как только немцы очистят Париж, его единственным хозяином станет национальная гвардия. А больше половины батальонов национальной гвардии укомплектовано рабочими. Какая жизнь предстоит городу? Какие испытания ждут благонамеренных буржуа? Ленуар бледнел при одной мысли об этих перспективах. Бежать! Бежать куда угодно!

Но фабрика?..

В один из январских дней Ленуар вернулся домой особенно взволнованный. Это было, когда немцы, сдерживаемые молчаливо отступающими батальонами неразоруженной национальной гвардии, занимали часть Парижа между Сеной и площадью Согласия и между улицей Сент-Онорэ и авеню Терн.

— Мы должны покинуть город, — сказал Ленуар жене. — Нет надежды на то, что порядок будет восстановлен. Париж сходит с ума, а Тьер, как старая баба, топчется на месте.

— Если хочешь порядка, — вмешался старый итальянец, — бери ружье!

— Я не могу идти в Версаль, оставив вас в руках черни, — уклончиво ответил Ленуар.

Маринони покачал головой:

— Ты не понял, сынок. Я говорю — в ряды национальной гвардии.

— Опять за свое: интересы Италии…

— Нет, речь идет о Франции. Твой долг — драться с ее врагами!

— Мои враги — парижане.

— Разве ты не француз больше?

Ленуар на минуту смешался.

— Я решил вернуться в подданство своей родины — Люксембурга.

— Но твоя настоящая родина — Франция, точнее — Париж. Его ты и обязан защищать.

— Настоящая Франция — с Тьером. Франция не хочет больше революций!

— Ах, конечно! Она хочет пруссаков! — со злой иронией воскликнул старик. — Но ведь, если не произойдет революции и твоего Тьера не повесят, порядки во Франции будут наводить прусские кирасиры.

— Кто угодно, лишь бы не парижские предместья! Я готов с букетом в руках встретить пруссаков. Порядок остается порядком, кто бы его ни наводил.

— Но за этот порядок французы будут расплачиваться кровью!

— Не французы, а рабочие. Так пусть лучше Франция платит их кровью, нежели моими деньгами!

— Ты, верно, воображаешь, что немецкие купцы не возьмут с тебя втрое больше того, во что обошлось воинственное путешествие их генералов.

— С купцами мы сумеем договориться, — упрямо сказал Ленуар.

— Жизнь не жалует дураков, но иногда прощает им скудоумие. Предателей же она не прощает никогда! — презрительно бросил старик и повернулся к Жану спиной, давая понять, что больше им не о чем беседовать.

Ленуар едва сдержался, чтобы не наброситься на тестя с бранью.

— Стариковские бредни! — проворчал он. — Я повторяю: мы покидаем Париж! Я не желаю оставаться с этой сволочью… — Тут он осекся и резко переменил тон: в комнату вошел Ярослав Домбровский, чертежник с фабрики.

— Все сделано, — обратился поляк к Маринони. — Теперь вы можете надевать красную рубашку…

Старик вскочил и стал взволнованно трясти руку поляка.

— Друг! Настоящий друг! Дочка, наконец-то я — гарибальдиец! — радостно крикнул он Бианке. — Завтра же приходи с Батистом на ученье красных рубашек. Вы увидите, что я еще совсем молодец!

Старик развеселился. Он схватил за руку внука и принялся маршировать по комнате:

— Дочка, сыграй! Сыграй-ка нашу песню!

Услышав звуки «Марсельезы», он окончательно растрогался и со слезами на глазах обнял улыбающегося Домбровского:

— Вы великий человек! Такие люди, как вы, должны руководить, а не подчиняться. Когда нам понадобятся свои генералы, вы станете первым из них. Итальянские патриоты будут гордиться тем, что ими командует такой поляк. Братство свобод связано кровью. Ею же мы свяжем и нашу дружбу.

Выслушав эту пышную речь старика, поляк спокойно сказал:

— Вы ближе к правде, чем думаете. Недалек день, когда каждый из нас действительно должен будет кровью доказать свой патриотизм. Нам будет дорог каждый лишний стрелок. — Домбровский протянул Маринони руку. — Итак, до завтра.

— Нет, нет! — засуетился старик. — Я сейчас же иду с вами. Нужно позаботиться об экипировке.

Ленуар с явной неприязнью наблюдал эту сцену.

— Постыдитесь, Домбровский, — презрительно процедил он сквозь зубы. — Метр Маринони впадает в детство, и ваша обязанность охладить его запоздалый пыл, а не подстрекать старика на безумство.

— Ах, вот как! — воскликнул итальянец. — Бороться за свободу — безумство?! Отлично, мы покажем вам, слишком разумным, чего стоят итальянские и польские патриоты! Ты хочешь покинуть Париж? Скатертью дорога!

— Что вы хотите делать, папа? — подбежала к старику испуганная Бианка.

— Пускай я окажусь плохим стрелком, но руки старого мастера всегда пригодятся революции. Мы организуем воздухоплавательную станцию гарибальдийцев. Не так ли, Домбровский?

— Вы не сделаете этого! — гневно крикнул Ленуар.

— Мы сделаем не только это! Слушайте, Домбровский, все, что есть на фабрике моего, передаю в фонд гарибальдийцев.