Максим Чертанов - Дарвин

• Название: Дарвин
• Автор: Максим Чертанов
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-235-03590-4

Он хотел знать все. Для чего кошке хвост? Снятся ли собакам сны? Какую цивилизацию могли бы создать пчелы? Поднимаются континенты или опускаются? Откуда взялась жизнь на Земле? Кто умнее, мужчины или женщины, и почему? Он разгадывал загадки природы, как Шерлок Холмс, и формулировал свои открытия поэтично, как Диккенс. Уже стариком, увенчанный всеми учеными регалиями мира, он робко писал коллеге: «Вы знаете так много, а я так мало, и я прошу у Вас милостыни, как нищий…» Он избегал публичных споров, за исключением случаев, когда это было очень важно для него, — а важно было и то, что Турция обидела Болгарию, и то, что сосед обидел лошадь. Об открытиях и о жизни этого удивительного человека подробно и увлекательно, опираясь исключительно на факты и документы, рассказывает автор.

---

Он добавил доводов в пользу полового отбора, впервые употребил термин «эволюция», ответил Майварту. Почему не все стали жирафами? Каждый занимает свою нишу, один ест листья высоко, другому удобнее низко. Майварт спрашивал, почему в Европе нет жирафов: «Неосновательно ожидать определенного ответа на вопрос, почему какое-либо событие произошло в одной стране и не случилось в другой… переход строения, каждый шаг которого полезен, дело чрезвычайно сложное, нет ничего удивительного в том, что в каком-либо случае такой переход не осуществлен». Требовали от него «прямых доказательств» эволюции — отвечал: «Уверенность в том, что Земля вращается вокруг своей оси, до недавнего времени тоже не опиралась на прямое доказательство». Разделавшись с книгой (она вышла 19 февраля 1872 года), сказал Геккелю: «Сомневаюсь, что сил хватит на серьезную работу» — и немедленно начал бомбардировать всех расспросами о жизни червей. Август семьей гостили в поместье герцога Нортумберлендского Хэрдинолбери, 31-го состоялась свадьба Генриетты, молодые поехали во Францию, 4 сентября отец писал дочери: «Я обожал тебя с тех времен, которых ты не помнишь… ах, я так хорошо помню, как горд я был, когда тебя привезли в Шрусбери и ты села ко мне на колени и сидела долго, с видом торжественным, как у судьи; в общем это так ужасно и странно, что ты замужем, и я тоскую по тебе. Прощай, моя дорогая. Я не могу воспринимать тебя как замужнюю даму, пока у тебя не будет своего дома, прощай…»

Дом Литчфилдам сняли в Лондоне. В Даун-хаузе из детей осталась одна Бесси. Но на каникулы и в отпуск съезжались все, пришлось строить гигантскую веранду. Деревенские изъявили желание играть в гольф, устроили поле на дарвиновском участке. А проблемы продолжались. Оуэн опубликовал отчет о работе ботанического сада, которым заведовали Гукеры: все развалили! Лайель, Гексли и Дарвин отправили в защиту Гукеров письмо премьеру Гладстону, тот взял их сторону, а младшего Гукера избрали президентом Королевского общества (то был высший ученый пост в Англии; Оуэн так и не оправился от этого удара). Викарий Пауэлл получил новое назначение и уехал, летом 1871 года его сменил Джордж Финден, назначенный, как писал Иннес, по протекции жены. Представитель «высокой церкви», сторонник «сильной руки», Финден установил новые порядки. Церковь должна печься о душах, а не участвовать в строительстве дорог и ремонте школ. Он взял в руки школьный совет, ввел уроки англиканства, унитарианцы и баптисты запретили детям посещать «еретические» уроки. Лаббок и Дарвин вышли из совета, 26 ноября Финден сформировал новый, 29 января 1872 года по настоянию прихожан он был распущен, в совет опять вошли Лаббок и Дарвин (последнего в 1876-м заменил Фрэнсис); Финден в проповедях громил «отступников», в результате чего в Дауни стали множиться не только баптисты, но и атеисты.

На здоровье Дарвина все это не отразилось. Осенью наблюдал червей, росянок, ездил по родственникам. Декабрь в Лондоне: театры, гости. Хорасу, 15 декабря: «Я думал вечером, что заставляет человека изучать неизвестное, и не знаю что сказать… Многие люди, гораздо более умные, чем ученые, ничего не создают. (Возможно, имелся в виду Эразм: Чарлз искренне считал себя глупее брата. — М. Ч.) Мне кажется, что главное — доискиваться до причин и смысла всего на свете. Не знаю, зачем я пишу тебе все это — разве потому, что мое сердце переполнено…» В январе 1872-го он объявил Майварту, что между ними все кончено («Дженкин выставил меня дураком, но его критика полезна, о Вашей сказать этого не могу») и за три недели переписал «Эмоции». Литчфилд сообщил, что Генриетта больна (непонятно чем); с 13 февраля Дарвины сняли дом в Лондоне, все время торчали у дочери, с зятем сдружились. (Брак был счастливым, только Генриетта тряслась над здоровым мужем как над больным и превратила себя в сиделку, а дом в аптеку.) В апреле вернулись в Дауни, в мае Дарвин увлекся трутнями, обнаружив, что они летают по определенным маршрутам, «зависая» в одних и тех же точках: почему? Июнь провел у Уильяма, август в Лит-Хилл: там и закончил «Эмоции».

Начал он с похвал в адрес старых авторитетов, затем дал им пинка: «Ч. Белл… утверждает, что многие из наших лицевых мышц "специально предназначены" для целей выражения. Но тот факт, что человекоподобные обезьяны обладают теми же лицевыми мышцами, что и мы, делает весьма маловероятным допущение, что у нас эти мышцы служат исключительно для выражения, ибо никто, я думаю, не согласится с тем, что обезьяна была наделена специальными мышцами только для того, чтобы выставлять напоказ свои гримасы!» Белл, вероятно, никогда не державший собаки, писал, что лица животных всегда выражают злобу или страх. «Но ведь даже человек не может выразить внешними знаками любовь и покорность так ясно, как собака, когда с опущенными ушами, повисшими губами, виляя хвостом, она встречает любимого хозяина… Если бы мы попросили Ч. Белла объяснить выражение привязанности у собаки, он, без сомнения, ответил бы, что это животное было сотворено со специальными инстинктами, сделавшими его приспособленным к общению с человеком, и что дальнейшие изыскания в этой области излишни».

Дарвин сожалел, что физиологи не сравнивали мимику человека и животных. Он не знал, что в 1866 году Сеченов в «Физиологии нервной системы» писал: «На ее [собаки] лице рисуются особенным образом радость и печаль, испуг и удивление, наслаждение и страдание, нежность и злоба. Движения эти, разумеется, не так разнообразны, как у взрослого человека, но все же они есть, и никто не станет сомневаться в однородности их у того и другого в смысле нервно-мышечных актов» — и тоже жалел, что ученые не занимаются мимикой животных, так что у него нет базы фактов. Дарвин эту базу собрал. С анализом было сложнее, о нервной системе знали мало, физического механизма выражения эмоций Дарвин зачастую объяснить не мог. Но он ставил другую задачу: «Нахождение общих генетических корней выразительных движений, характерных для эмоциональных состояний животных и человека» (а также для разных рас человека). Он разобрал «по косточкам» все: чих, дрожь, кивок, улыбку. Каждое мимическое движение и жест когда-то имели смысл, но постепенно стали рефлекторными: «…они воспроизводятся всякий раз, когда возникают причины, некогда обусловившие их произвольный характер, даже если они не приносят при этом ни малейшей пользы». Почему люди вздрагивают, пугаясь, какая от этого польза? Сейчас — никакой. Но наши предки при виде опасности мгновенно отпрыгивали от нее; вздрагивание — остаток этого полезного движения. Для проверки гипотезы Дарвин в зоопарке сел у стекла террариума; он понимал, что находится в безопасности, хотел не отшатнуться, когда змея бросится на него, но, когда это случилось, силы воли не хватило и тело дернулось.

У животных все как у нас: бессмысленно повторяют действия, когда-то имевшие смысл. Кошка топчется у нас на животе? Посмотрите на сосущего мать котенка: он топчет ее живот, чтобы выдавить молоко. Взрослая кошка по привычке воспроизводит это действие, ассоциировавшееся с приятным ощущением. «Собаки, желая улечься на ковре или какой-нибудь жесткой поверхности, обыкновенно бессмысленно кружатся и скребут пол передними лапами, будто намереваются умять траву и вырыть углубление, что, без сомнения, делали их предки… Одна наполовину слабоумная собака… сделала на ковре тринадцать полных оборотов, прежде чем улеглась…» А эскимосские лайки так не делают, потому что в Арктике не было травы. Иногда, объясняя поведение зверей, Дарвин допускал ошибки, так, во всяком случае, считается. Животные лижут детенышей, чтобы уничтожить нежелательный запах, кошка, трущаяся о ноги, метит территорию. А он объяснял то и другое любовью, желанием наслаждения. Может, он прав?

Одна из сильнейших эмоций — страх. «Кожа бледнеет, выступает пот, и волосы становятся дыбом. Выделения пищеварительного канала и почек усиливаются, и опорожнение происходит непроизвольно вследствие ослабления сфинктеров, что, как известно, бывает и у человека и что мне случалось наблюдать у рогатого скота, собак, кошек и обезьян. Дыхание учащается, сердце бьется ускоренно, умственные способности нарушаются. Вскоре наступает полный упадок сил и даже обморок». Объяснить механизм того, что со страху человек и животные «обделываются», Дарвин не мог, так как не знал о существовании вегетативной нервной системы и ее связи с головным мозгом, и назвал подобные явления «простым действием нервной системы». Он анализировал другие проявления страха. Почему от ужаса кричат? Наши предки кричали, чтобы звать на помощь, поэтому же кричат от боли. Кроме того, «напряжение при крике само по себе приносит некоторое облегчение; вероятно, так употребление голоса ассоциировалось с любым видом страдания», и теперь самые чувствительные вскрикивают от страха или горя даже в театре. Почему тело покрывается мурашками, волосы встают дыбом? Потому что страх и агрессия у наших предков были неразрывно связаны, по сути это одно и то же чувство. Одни животные, испугавшись, удирали, другие распушали мех, чтобы казаться больше: так кошка пугает собаку.